В это время инквизиторам уже принесли мясо и горшочек репы в желтой сырной шапке. Магистр Эремон брал сочные куски мяса за косточку, макал в подливу и, запивая глотком вина, улыбался все шире.

Ласар смотрел на репу так, будто она была магом-убийцей. Он не мог понять, как учитель может сохранять аппетит, когда они даже с ректором не поговорили, не говоря уже о первом допросе. Учитель же расправлялся с барашком и, поймав служанку, намекнул ей, что пирог тоже стоит принести. Без него стол смотрится сиротливо.

Девушка отчего-то побледнела и бросилась на кухню. Ласар подумал, не отравить ли их решили, чтобы отвадить от университетских тайн, но вскоре девица появилась с пирогом. Тоненький хрусткий слой теста был тарелкой с бортиками, а на ней возвышался целый холм яблочной начинки, сочной, ароматной, с корицей и тонкими, нежными кляксами карамели. Такого даже учитель не ожидал, судя по тому, как восхищенно он цокнул языком.

Университетская кухня надолго сохранила позорную тайну этого пирога. Кухарка распереживалась, узнав, что пожаловали инквизиторы, она недавно купила склянку запрещенного приворотного зелья и опасалась наказания. Так что просто забыла положить тесто и выложила на противень одну начинку, восхитительную, но и только. Пришлось пришлепнуть листом теста сверху уже почти готовую, допекать так, переворачивать на блюдо и быстро лить карамель сверху, чтобы превратить небрежность в небрежность изящную. И говорить, что так и задумано. Теперь она, замирая от ужаса, косилась на инквизиторов из-за двери кухни. Магистр как раз отправил в рот второй кусок пирога и довольно облизнул пальцы. Мало кто из тех, кому довелось побывать на допросе, испытывал такую блаженную теплую слабость во всем теле, как эта женщина, осознавшая, что гостям понравилось.

– А нам можно такой же яблочный? Совершенно особенный, – восхитилась компания студентов.

Яблочный пирог «Растяпа» становился «тем самым особенным». Так бывает.

Разговор инквизиторы предпочли провести в комнате для вступительных испытаний. Возможно, им понравились столик для зельевара и лежанка с ремнями. Впрочем, обстановка там была действительно подходящая для непродолжительных бесед о пороках и добродетелях.

Когда Брендон и Эшлин вошли, магистр Эремон уже расположился на стуле у лежанки, а Ласар, получивший строжайший наказ молчать, слушать, не перебивать и писать, потеснил склянки с зельями, устроившись с пером и чернильницей за столом. Девушка с интересом осматривала каменные стены, уходящие вверх, защитные знаки, начертанные на лежанке, и ряды деревянных скамеек. Брендон был погружен в собственные мысли, и только напряженная борьба с горьким комом в горле не давала ему сорваться. Магистры не плачут.

– Проходите, что же вы медлите? – старший инквизитор улыбался, и «гусиные лапки» в уголках глаз делали его лицо хитрым добродушной деревенской хитростью.

– Будьте осторожнее, здесь есть сильно заряженные артефакты, – отозвался Брендон, тенью следуя за Эшлин.

– Я учился в этих стенах, наверняка вы знаете это, магистр Бирн. И хорошо помню, как видел на этом самом ложе чудесный сон про собаку.

«Только безумный назовет чудесным то, что видишь при испытании, – подумал про себя Брендон. – Интересно, как быстро этот Эремон нашел ключ от комнаты и выбрался? К нему пришла собака… сильный дар, полностью подчиненный хозяину с юности. Опасный противник».

– Садитесь, – Эремон указал на ближайшую к нему скамью в первом ряду, – с магистром Бирном мы знакомы, а вы, полагаю, дева Эшлин?

– Да, – ответила девушка.

Эремон смотрел на них и видел, что эти двое явно что-то скрывают. Вряд ли они убийцы, хотя как знать. Но простушка с рыжей косой в старомодном платье, какое могло ей достаться от прабабки, чем-то его удивляла. Чутье старого инквизитора советовало к ней присмотреться. Слишком прямым и смелым для простолюдинки был ее взгляд. Слишком ловкими для студентки-первогодки были движения – обычно начинающие маги робеют среди артефактов и зелий. А еще она почему-то время от времени сжимала руку в кулак над грудью. Будто поправляла несуществующий воротник или ловила невидимую подвеску. Привычки могут многое сказать о человеке.

– Давайте начнем с вас, чтобы вы, дорогая моя, не спрятались за слова старшего в нерушимом молчании. Расскажите, почему вы с ним вошли в дом погибшего. Что вы там увидели?

Эшлин уже восемь раз выслушала советы о том, что говорить. Важно не выдать себя. Важно рассказать все, что могло бы навести инквизиторов на след настоящего убийцы. Не врать. Не тонуть в словах.

– Там чувствовалось что-то дурное. И дверь оказалась открыта. Мы зашли и увидели кровь и блестящие стекла. Мне показалось, что на задней стенке зеркала, на деревянных досках, остался выжженный темный след. Просто круглый.

– Что вы делали дальше, дорогая моя? Жуткое зрелище для девицы, верно?

– Смерть пугает. Даже если видел ее до того не раз.

– Вы в этой комнате не были раньше? Что-то в ней вас удивило?

– Не была. Там все было разбросано, будто после драки. И вот странное дело, господин магистр, – зачем мужчине в доме такое огромное зеркало? У него ни жены, ни дочери.

Магистр Эремон рассмеялся:

– Верно подмечено, девочка.

Ласар торопливо скрипел пером, записывая каждое слово. Его горло раздувалось, как у готовой запеть майской лягушки, – хотел что-то спросить.

Брендон вздохнул и все же вмешался.

– Финнавар любил эксперименты. Зеркала хорошо помогают работать с пространством и светом.

Инквизитор покачал головой:

– Мы дойдем с вами до этого разговора, магистр Бирн. Я хочу еще послушать девочку.

– Разве вы не достаточно услышали? Она недавно появилась в стенах Университета. Она издалека, совсем неграмотна и с трудом понимает, что вы у нее спрашиваете.

– Разве? А мне показалась вполне смышленой. Грамотность и ум – разные вещи. – Он прищурился, вглядываясь в цветочную вышивку по лифу платья Эшлин, где ветки ежевики сплетались с листьями ясеня. Он смотрел как исследователь, не как заинтересованный мужчина.

Эшлин покраснела и закусила губу, чтобы не ответить им обоим нечто грубое.

– И все же, – продолжил инквизитор, – что еще тебе бросилось в глаза, девочка? В этой комнате? Вспомню, что ты уже сказала. Кровь. Следы драки. Зеркало. Странный запах.

Ласар что-то булькнул горлом, Эремон чуть покосился на него.

– И правда, а чем именно пахло, ты не вспомнишь?

– Пахло, как после грозы. Но только ста… но здесь нет того, кому подчинилась бы молния. А еще там что-то искали. Тот, кто пришел. Хозяин комнаты, даже что-то потеряв, не будет сбрасывать вещи на пол.

– Молния, значит. А что ты хотела сказать, но смолчала, девочка? Не бойся, говори, как есть.

Эшлин обругала себя и прикрыла глаза, придумывая отговорку. Только старейшина мог бы сотворить такое заклинание. Старший воин Дин Ши. А погибший явно был человеком, и ши здесь, кроме нее, быть не может.

– Только старое зеркало не само разбилось. Вот что я хотела сказать. Запах и след на досках вместе – это значит шаровая молния. Я видела такую однажды дома. Она прошла сквозь стену.

Магистр Эремон нахмурился. Его ученик замер на мгновение, примериваясь, как записать новые сведения.

– Вот и настало ваше время, магистр Бирн. Мне интересно знать, что ученый муж скажет о нежданном визите шаровой молнии в дом мага в день, когда не было грозы. Или девочка не права?

Брендон до того, казалось, совсем оцепеневший, встряхнул головой и постарался вернуться мысленно в ту самую комнату. Если бы найти средство отделять мысли от чувств… Но горечь снова подступала к горлу. И тут он почувствовал, как его холодные пальцы накрывает теплая ладонь. «Видимо, у этих ши вовсе нет представления о приличиях», – возмутился он, но руки не убрал. Так и вправду было почему-то спокойнее.

– Я видел выжженное темное пятно на досках, верно. Девушка, вероятно, права. Но что до остального… чтобы бросаться вот так молниями, магу нужен достаточно сильный амулет, который заряжали несколько дней. Признаюсь, обычный порох здесь куда удобнее. Но если бы в комнате стреляли из аркебузы – это было бы слышно на другом конце города. Не думаю, что Финн… что профессор Дойл что-то испытывал в жилой комнате, опасные артефакты он не стал бы выносить из башни. Подобные предметы создаются и хранятся только под защитой прочных стен, укрепленных магическим щитом. Иначе бы алхимики давно отправили нас в путешествие к небесам, – он грустно усмехнулся и продолжил: – Финн что-то писал незадолго до смерти. Его пальцы были перепачканы чернилами, а в руке остался обрывок бумаги.