Брендон кивнул, но скорее, чтобы успокоить ее, чем действительно поверив, что это возможно. Он поднял опрокинутый стул, оставшийся единственным, придвинул его к камину и сел, уставившись в огонь.

– Спать ты будешь здесь, у меня. Сейчас друг за другом летние ярмарки, спешат продать и купить к Равноденствию, и свободных комнат, даже лавок, тут не найти. Когда мы вернемся в Университет, поищем в старых книгах. Может быть, кто-то что-то и записал о том твоем друиде.

– На глиняных табличках? Он тогда говорил, что учитель не любит, когда пишут, но ему нравится, что можно оставить что-то, не тратя долгое время, чтобы запомнить… что-то, что может потом взять незнакомый и с ним поговорить. Глупость это. И память делает хуже.

– Нет, таких старых книг мы не найдем. Пергамент хранит все, что нам нужно. Глупость или нет, но только в глупых, по твоему мнению, записях может остаться хоть какой-то след твоего друида.

Эшлин приходила в себя, понимая, что вроде бы топором ее сейчас убивать не будут.

– Ты любишь огонь, совсем как он. Или все люди любят его?

– Иногда я хочу стать огнем, но это невозможно. Поэтому просто стараюсь подружиться с саламандрами, – он сам улыбнулся своей шутке, – а люди и боятся огня, и нуждаются в нем.

Услышав это, Эшлин снова задержала дыхание и схватилась за стену, чтобы не упасть. Голова кружилась. Это слишком жестоко в один день – терять надежду, обретать ее и терять вновь, а потом… Побери тебя вечность, Брадан. Впрочем, она это уже сделала

– Это слова тоже из древней песни?

– Нет, это то, о чем я всегда думаю, глядя на огонь.

– Значит, разные люди думают одни и те же мысли… запомню это, – пробормотала Эшлин едва слышно, вздохнула и снова закрепила волосы фибулой – рассыпаясь, они успели ей надоесть.

Потом осмотрела имевшуюся здесь кровать и вздохнула. Кажется, если не в своей кровати, то спала она только в лесу. Придется привыкать к этим странным, лишенным уюта человеческим жилищам, где многовато камня и даже дерево в окно не заглядывает. Задумавшись, Эшлин развязывала шнуровку платья. Иногда, когда ей хотелось обдумать что-то, мир вокруг пропадал, вот и сейчас она будто не видела того, что происходило рядом. Перед мысленным взором были только утерянный Кристалл и светлые волосы Брадана, чуть рыжеющие в бликах пламени.

Брендон слегка удивленно глянул на Эшлин, которая совершенно пренебрегла привычной для местных жителей девичьей стыдливостью, легко оставшись в вышитой зеленой рубашке, но потом заставил себя отвернуться, сосредоточенно помешал угли в камине и потянулся за плащом. Ничего не оставалось, как расстелить его на полу у камина, повозиться, вытаскивая из-под него оставшиеся от стула щепки, и аккуратно улечься, стараясь не думать о том, как наутро его спина и плечи будут помнить эти жесткие доски… Окончательное решение он волевым усилием заставил себя отложить до утра, потому что происходящее было слишком похоже на сон, чтобы всерьез об этом говорить.

Эшлин спала беспокойно. Во сне старейшина Гьетал говорил ей о том, что он желает стать Хранителем Кристалла Эшлин и проклянет ее еще хуже, если она не отыщет потерянное. Брадан, который стал Брендоном, пил с ней вино и рассказывал, что люди не могут творить магию без топора. А потом она поскользнулась и поняла, что летит с высоты. И тогда закричала, зная, что без магических сил обязательно разобьется… Но откуда в доме взялась скала?

В душную полутьму комнаты ее выбросил резкий рывок чужих рук, сильно сжимавших плечи. Брендон пытался поймать ее ошалевший со сна взгляд и шипел сквозь зубы: «Молчи! Только тихо!» Отпустив ее плечи, он подошел к двери, осторожно выглянул в пустой коридор, после чего с некоторым облегчением вернулся к ней.

– Еще не хватало, чтобы сюда сбежались все, кто решит, что я творю злодейство с невинной девушкой под покровом ночи… – только сейчас он позволил себе посмотреть на нее с сочувствием, маскируя его шутливым тоном. – Какие драконы снились тебе, красавица?

Эшлин передернула плечами, которые еще чувствовали его прикосновение. Крепко же он сжал ее – будто вправду поймал падавшую. Впрочем, даже если бы она упала с этой кровати – точно бы не убилась.

– По разговорам о древностях и экзаменах там, внизу, они могли бы подумать, что меня решили выгнать из учеников, а я сопротивляюсь. Мне снился ты с топором и старейшина Гьетал… без топора. Кто из вас страшнее? Я еще не поняла. Потом я упала. А кто такие драконы?

Она снова привычно сжала пустую руку над грудью, ловя в кулак Кристалл, которого не было.

Брендон недоуменно моргнул, не в силах ответить на вопрос, кто страшнее – он или неизвестный ему старейшина без топора, поэтому начал с драконов.

– Ты никогда не читала рыцарских романов, Эшлин? Ах да. Драконы… это такие существа, похожие на огнедышащих саламандр размером с замковую башню. А рыцари, люди-воины, спасают от этих тварей прекрасных дев.

Она звонко рассмеялась и села на кровати, распуская волосы, чтобы пересобрать растрепавшиеся.

– Значит, когда ты смотришь на огонь, то хочешь стать драконом, чтобы о тебе писали на дощечках, а потом читали? Читать – это смотреть на то, что нацарапано на доске, и произносить слова? Брадан так делал, но мне было скучно пробовать. Я и так все могу запомнить.

Брендон опешил от такой лавины слов, как будто не требующих ответа, невольно любуясь рассыпавшейся медью мягких волос – от золота через медь и до красного дерева, все оттенки рыжего. От ее веселья, такого неожиданного сразу вслед за ночными страхами, стало очень тепло, а наивная болтовня этой странной девушки щекотала любопытство Брендона так же, как ее локоны щекотали его руку, лежащую на одеяле. Но от ехидства он не удержался:

– Конечно, ты можешь запомнить все на свете! Кроме лица своего жениха!

Эшлин фыркнула, снова тряхнув головой.

– Я же не думала, что бывают такие одинаковые люди. Впрочем, сейчас вижу, что ты выглядишь так, будто бы Брадан прожил еще столько же лет, сколько ему было, и стал старейшиной. У тебя много учеников, Брендон Магистр?

– Пожалуй, несколько больше, чем мне бы хотелось. Но что поделать, если у некоторых бесталанных отроков слишком состоятельные семьи, чтобы Великий Магистр их упустил?

– Это сложно. Но у нас тоже бывало по-разному. У моего брата ветер в голове, а старейшина взял его в ученики. Мэдью считает, это потому, что в нем сокрыт великий талант, а я думаю – чтобы заявить другим родам, что род Муин прощен и деяния Горта Проклятого больше не ложатся тенью на нас. Быть учителем – та еще судьба, я бы не смогла, пожалуй. Если кто-то дурак, мне сложно молчать об этом, – она снова рассмеялась и вдруг накрыла его руку своей, – а если бы я была твоей ученицей, чему бы ты меня научил?

От прикосновения ее руки Брендона как будто омыло волной нагретого прибрежными песчаными дюнами ветра. Ароматы белого клевера и можжевельника, звук соленого моря, бьющегося о белые скалы, были так реальны, что казалось, будто привкус соли остался на языке. Он смотрел в лицо Эшлин и тонул в этих ощущениях, но не мог позволить себе закрыть глаза, потерять связь с реальностью.

Брендон заговорил в ответ, лишь чтобы вернуть ускользающее внимание:

– Читать и писать. Остальное ты сама умеешь лучше меня.

– Значит, я сама могла бы тебя чему-то научить? – Она по-птичьи чуть склонила голову к плечу и внимательно следила за выражением лица Брендона, улавливая знакомые черты. – Пока мы не найдем мой Кристалл.

– Мы? Ты хочешь, чтобы я пошел искать с тобой украшение, которое ты потеряла в лесу четыреста лет назад?!

– Не я потеряла, а… – она хотела сказать «ты», но вовремя поправилась, – ученик друида.

– Ммм… итак, давным-давно некий похожий на меня ученик друида потерял подарок своей невесты. И эта невеста очень злится, – Брендон широко улыбнулся. – Что ж, чем это хуже тех легенд, которые мы изучили вдоль и поперек, чтобы найти хоть что-то стоящее из старинного наследия магов? По крайней мере, ты точно знаешь, как выглядела пропажа. И ты утверждаешь, что эта вещь не сломана и не уничтожена?