А что тоща – так то они просто моего батюшку не видели!

В магической академии, где я училась, таких, как мой батюшка, величали личами и высшей нежитью и рассказывали, как их правильно упокаивать. И такие глупости говорили, вот ей-богу. Вот уж я нахохоталась! Хотя, может, батюшка просто того… отдельный вид. Или не совсем типичный лич какой-то. Во всяком случае, по словам наших преподавателей, после перехода в эту форму не-жизни противоположный пол недопокойного мага вот совсем ни капельки уже не интересует. И детей у него быть никак не может!

А я есть. И матушка моя есть. Это не говоря уж о том, как до женитьбы батюшка покуролесил, больно уж до юбок охоч был… по всему царству о его похождениях анекдоты ходили, а в иных прочих странах о них же сказки рассказывали.

Вот, скажем, с Марьей Моревной-то как вышло. Завел Кощей себе зазнобу – да не кого-нибудь, а, как всегда, королевну, да еще воительницу. И замужнюю вдобавок! Как случится у нее муж в походе, так Кощей к ней и шастал. А Марья-то, говорят, затейница была… уж такая затейница!

В общем, однажды супружник ейный вернулся не вовремя. А у нее в подполе полюбовник… цепями прикованный! В общем, Марьюшка не растерялась, накинула на Кощея простынку – чресла прикрыть, а мужу сказала, что изловила супостата, злодея да колдуна черного, вот и приковала. Муж поверил.

Кощей-то ей подыграл поначалу, чтоб перед супругом не позорить. А потом королевна с мужем ушла, а он… на цепях висеть остался. В простынке. Долго висел! Марья к нему спускалась иногда, ей нравилось все. И муж спокоен, и полюбовник под боком, никуда не денется…

В общем, когда в следующий раз Марьин муж заглянул в тот подпол на пленника посмотреть, Кощей ему все как есть и выложил. Сплюнул бедный рогоносец, Кощея освободил да велел горькой подать прямо в подпол. Два дня они там пьянствовали с общего горя: что бабы – стервы и веры им никакой.

Это у нас, в Навьем царстве так рассказывают. А в Марьиной стране говорят про злодея Кощея, которого муж Моревны по глупости да доброте душевной нечаянно отпустил, водой зачарованной напоив. Потому как негоже про королевну-то слишком правдивые сказки сказывать!

А вот что на факультете точно говорили – это про личевы филактерии. Оно-то и верно, смерть Кощеева – в иголке, она, значит, и есть батюшкин филактерий, а без него Кощея никак не убить.

Само собой, в зайцах-утках (не говоря уже о яйцах) ту иголку давно никто не хранит. Зайцы и утки вообще столько не живут. А яйца к тому же тухнут со временем. Да и потом, что это за тайник такой, если о нем даже ребенок в любом из миров знает?

Вообще-то батюшка ту иголку давно под периной прячет, и все вокруг прикидываются, будто о том знать не знают. Чтоб ему спокойнее было. Матушка вовсе самопожертвенно делает вид, будто по ночам ей в бока да ягодицы белые ничего не впивается.

Впрочем, что-то отвлеклась я. Как бы ни было, от слов теток под окнами как-то обидно стало. Будто я вовсе какая невеста завалящая! Можно подумать!

А я им еще топор подарить хотела! Обойдутся вот теперь!

Соскочив с печи и быстро одевшись, я окинула взглядом пол горницы – и подцепила носком сапога полосатый половичок, чтобы тут же довольно хмыкнуть. Под половиком обнаружилась крышка погреба.

Правда, открыть ту крышку, потянув за металлическое кольцо, удалось не сразу. Тугая оказалась! Будто держал ее кто с той стороны. Пришлось чарами помочь.

А как крышка таки откинулась, брови мои сами собой поползли на лоб. Потому как, оказалось, ее в самом деле изнутри тянули! Снизу на ней было такое же металлическое кольцо, и на нем, вцепившись обеими руками, висел детинушка, очень похожий на старосту. Мышцы на руках у него аж бугрились – очень, видать, старался, чтоб я, такая коварная, убежище его не нашла.

– Ты кто? – вообще-то я догадывалась, но спросить все же решила по всем правилам.

– Ганька я, – печально пробасил детинушка.

– Жених? – строго уточнила я. Ответом мне был тяжкий вздох.

– Ага-а… А ну вылазь, Ганька-жених! – велела я, сложив руки на груди, и детинушка с печальным вздохом принялся выбираться.

После я в подпол тот заглянула и прямо поразилась – где он там вообще помещался? Там того погреба – три мешка репы сложить. Не иначе, в три погибели скорчившись сидел. Со вчера! Вот ведь как люди жениться-то не хотят!

Ганька оказался настоящим богатырем – я ему едва до груди доставала, а я-то росту для девицы немалого. И в плечах добрая косая сажень будет. Волос русый, борода курчавая, глаза голубые. В общем, всем справный жених!

С другой стороны, не брать же первого попавшегося!

…Али смотрины по погребам устроить?..

– Ж-женишки! – я неторопливо прохаживалась вдоль строя дюжих молодцев, меряя их взглядом и поигрывая топором в руках. Все-таки нравится мне этот аксессуар! Сразу уважение вызывает.

Хотя и глазами посветить всегда полезно, конечно.

Молодцы смотрели в землю, переминались с ноги на ногу и шумно сглатывали, стоило мне напротив остановиться.

Женихи из погребов оказались как на подбор: все высоченные, крупные, румяные, точно по одной мерке скроенные. Помятые только малость. Все ж погреба у местных мелковатые для такой богатырской стати.

Чуть в стороне толпились родственники и сочувствующие (не говоря уже о невестах). Матери жалостливо всхлипывали, отцы стискивали зубы. Сочувствующие смотрели кто злорадно, кто с жадным любопытством. Кто-то шепотом спорил на полмешка муки. Ставили, кажется, на Ганьку. Местные красавицы прожигали меня злющими взглядами – вот так и разорвут сейчас на сорок Еленок! А говорят еще, это я злая колдунья.

– Жениться будем? – с интересом спросила я. Женихи дружно икнули. А я невозмутимо продолжила, – ну нет так нет. Идите!

Я махнула рукой.

– К-куда? – рискнул поднять голову Ганька – и тут же втянул ее в могучие плечи.

– По домам, – я, в свою очередь, пожала плечами. – Можно, конечно, и обратно – по погребам, но я б на вашем месте прежде хоть поела. Голодные ж, поди.

В чьей-то утробе согласно заурчало. Эк они, бедолажные… со вчерашнего вечера же таятся, нос высунуть не рискуют. Не евши, не пивши.

– А жениться? – изумился Ганька.

А смелый парень, я посмотрю!

– А жениться не будем, – я покивала. И вздохнула даже.

Ну как, в самом деле, на таких жениться? То есть – тьфу! – замуж выходить? Так, попугать больше…

Да я, откровенно сказать, и не рассчитывала в первой же деревне кого найти. Да и вообще… все ж я как-никак царевна, не абы кто. И муж мне нужен, чтоб делами управлять, а не дрова рубить да грядки полоть.

Нет, если, конечно, как батюшка надеется, замуж идти исключительно с целью обзаведения наследником… оно-то дело нехитрое. Тут любой сгодится.

А с другой стороны, ну как дитятко мозгами не в деда да мамку, а в папашу пойдет? Кощеев посох да в руках этакого вот Ганьки – оно ж и представить страшно…

*

– А сказывали, черная колдунья за женихами едет! – это осмелевший Ганька говорил уже за столом, уплетая за обе щеки мамкины пироги. Старостиха только умиленно наблюдала за дитятком, подперев щеку. – Как кого, говорили, углядит, так его и… того!

Я хмыкнула.

– Больно надо! Вообще-то – за женихами, конечно… а только уж не такими!

– А чем наши-то не угодили тогда? – кажется, детинушка отчего-то слегка обиделся. Даже жевать перестал. – Коли так невтерпеж уж!

– Сам ты невтерпеж! – я даже поперхнулась от возмущения. – А мне батюшка велел без жениха не возвращаться. Поглядела бы я, как ты моему батюшке – царю Кощею возражать бы стал. Откуда хочешь, говорит, жениха вынь, а вот сюда положь… но не из погреба же!

– Ну, – Ганька чуть смущенно потупился. – Подумаешь, погреб. Спужались! Бывает. Так зато у нас парни справные все. Хоть куда женихи!

– Да ты мне никак своих сватаешь? – изумилась я. – Дурак ты, Ганька. Вот вы все тут дружно попрятались – будто я старуха какая али вовсе уродина. Не обидно мне? Али думаешь, у колдуний и чувств никаких нет? И замуж мне по любви, как всем девкам, не хочется?