Политический режим в Италии после ее вступления в войну был более суров, чем в Англии и Франции. Правительство, получив чрезвычайные полномочия, издавало законы помимо парламента. Последний собирался редко и в основном лишь для утверждения временного бюджета (срок действия которого к моменту его рассмотрения парламентом обычно бывал уже на исходе). Военной цензуре подлежала не только информация о войне, но и данные о рабочем движении и антивоенных выступлениях народных масс. Любая организация, если власти сочтут ее опасной, могла быть немедленно распущена, ее помещение могло быть обыскано и заперто, ее бумаги — конфискованы.

Уличные шествия, демонстрации были запрещены, открытые, т. е. доступные для всех желающих, собрания— тоже.

Предприятия, связанные с военными поставками, были милитаризованы. На каждом таком предприятии находились представители военного командования, следившие за соблюдением рабочими чрезвычайно жесткого внутреннего режима. За малейшее нарушение этого режима рабочие (в том числе женщины и подростки) карались штрафами, заключением в карцер, тюрьму. Например, в апреле 1917 г. был присужден к четырем месяцам тюрьмы рабочий одного из милитаризованных предприятий Турина, который отказался выполнить порученную ему работу. В тот же день перед судом предстал рабочий другого туринского предприятия, который вместе со своими товарищами пытался протестовать против несправедливо налагаемых на них штрафов. Он также был присужден к четырем месяцам тюрьмы.

За более серьезные проступки рабочие подлежали суду военного трибунала по военным законам. Так, за «самовольный» (без разрешения властей) переход с одного милитаризованного предприятия на другое им «причиталось» от двух до шести месяцев тюрьмы; за «самовольное» (пусть всего на несколько дней) прекращение работы на милитаризованном предприятии — от двух месяцев до года. Рабочие, имевшие бронь, и тем более солдаты, откомандированные из армии для работы в промышленности, могли быть за любой проступок и без всякого проступка отправлены на фронт. Стачки были запрещены. Вокруг стен милитаризованного предприятия, а подчас и внутри его дежурили, «охраняя порядок», отряды вооруженных солдат и карабинеров (жандармов).

Круг милитаризованных фабрик и заводов все более расширялся, и в 1917 г. в их число входили едва ли не все предприятия тяжелой и добывающей промышленности, многие текстильные, обувные, стекольные, консервные и другие, вплоть до предприятий по производству мармелада.

К концу года общее количество рабочих милитаризованных предприятий составляло около 700 тыс. (в том числе 160 тыс. женщин и 45 тыс. подростков).

И все же, как ни суров был в Италии военный режим, какой-то минимум политических свобод в стране сохранялся. Парламент мог отказать правительству в доверии и этим вызвать его отставку. Военная цензура нередко «взрывалась» изнутри накалом политических и социальных страстей. Читая между строк, из итальянских газет удавалось почерпнуть много больше сведений, чем из французских.

Итальянская социалистическая партия (ИСП) занимала в войну антивоенную позицию, и многие ее члены были в годы войны арестованы и высланы в отдаленные районы страны, многие социалистические клубы и другие рабочие организации — распущены, многие провинциальные социалистические газеты — закрыты. Но партия в целом запрещена не была, и ее центральный орган — газета «Аванти», редактируемая Дж. М. Серрати^[22] и группировавшая вокруг себя наиболее последовательных и убежденных антимилитаристов, продолжала выходить, хотя нередко испещренная белыми пятнами цензурных изъятий. Публичные собрания были запрещены, но закрытые — разрешались. И если в далекой Апуании профсоюзная деятельность в годы войны пошла на спад, или вовсе отсутствовала^{283}, а в маленьком пьемонтском городке Фоссано рабочие, боясь лишиться брони и попасть на фронт, собирались на свои собрания «в домах товарищей, ночью, как заговорщики»^{284}, то в таких крупных промышленных центрах, как Турин, квестуре (полиции) приходилось смотреть сквозь пальцы на закрытые рабочие собрания, где произносились антивоенные речи и раздавались возгласы «Долой войну!».

И как ни суров был военный режим милитаризованных предприятий, кары за его нарушение обрушивались в основном на одиночек. На массовые репрессии по отношению к рабочим власти вплоть до августа 1917 г. обычно не решались^[23].

Некоторая возможность проводить политику «национального единения» существовала, таким образом, и в Италии. Проводником ее в 1917 г. был Витторио Эммануэле Орландо.

Профессор, создатель итальянской школы государственного права, положивший в основу своих правовых концепций тезис о том, что современное ему государство базируется на «принципе свободы», Орландо являлся в первое десятилетие XX в. одним из ведущих деятелей итальянского либерализма и неоднократно занимал пост министра в либеральных кабинетах Дж. Джолитти^[24]. Выступив в 1914–1915 гг. за участие Италии в войне на стороне Антанты и став в 1916 г. министром внутренних дел в «национальном кабинете»^[25] П. Бозелли, Орландо стремился проводить в Италии политику, аналогичную той, какую Мальви проводил во Франции.

Антивоенная позиция ИСП делала, однако, положение Орландо очень сложным, ибо он мог рассчитывать на содействие не всей социалистической партии, а лишь ее правого крыла. Это крыло, возглавленное Ф. Турати и К. Тревесом, скрыто, а подчас и открыто оборонческое, всячески тормозило антивоенную борьбу левых социалистов и итальянских народных масс в целом.

А так как Турати и его единомышленники еще пользовались в те годы определенным влиянием в ИСП (в их руках находилась социалистическая фракция парламента и им принадлежали руководящие посты в итальянских профсоюзах), то ставка на «молчаливый союз» с ними играла во внутренней политике Орландо важную роль и в значительной мере ее определяла. А это в свою очередь определяло политику Орландо по отношению к выступавшей против войны Итальянской социалистической партии.

«Турати и Тревес стремятся сдержать и сделать невозможными эксцессы Кароти и его товарищей (т. е. левых социалистов. — К. К.). Но если запретить ИСП, их умиротворяющее воздействие на партию (т. е. их призывы к легальной борьбе. — К. К.) станет невозможным», — откровенничал Орландо в строго конфиденциальной беседе^{285}.

«Политика, которую я проводил, — писал позднее Орландо, — давала государству достаточную возможность для вмешательства и репрессий. Если эта политика не доходила до запрета политической партии, открыто выступавшей против войны (т. е. ИСП. — К. Я.)… то это происходило не от фетишистского уважения к принципу свободы… а из соображений пользы»^{286}, ибо чрезмерные репрессии, преследования или насилия могли вызвать реакцию, вредную для государства.

Политика Орландо пользовалась поддержкой не всех правящих кругов страны. Эти последние еще в период нейтралитета Италии (т. е. с августа 1914 по май 1915 г.) раскололись на сторонников сохранения нейтралитета («нейтралистов») во главе с Джолитти и на сторонников выступления на стороне Антанты («интервентистов»).

После того как Италия в войну вступила, нейтралисты заявили, что они «склоняются перед свершившимся фактом». Сложилось парадоксальное положение, при котором скрытые противники войны поддерживали войну и палата депутатов, в которой большинство принадлежало нейтралистам, аплодировала милитаристским речам и принимала милитаристские резолюции. Старый спор, однако, не был окончен (и даже старые названия — «нейтралисты», «интервентисты» — в последующие годы войны в итальянской прессе и публицистике сохранились, хотя сами нейтралисты и предпочитали теперь называть себя интервентистами). Меняя свое конкретное содержание, но в конечном итоге неизменно сводясь к вопросу о скорейшем окончании или продолжении войны, этот спор вспыхивал в 1915–1918 гг. в итальянских политических кругах вновь и вновь. Одним из его аспектов был спор о внутренней политике. Интервентисты, стремясь к «войне до победы» (и следовательно, к дальнейшей затяжке войны), считали для этого необходимым возможно крепче «взнуздать» народные массы. С обострением внутреннего кризиса в стране проводимая Орландо политика «национального единения», представлялась им все менее нужной и эффективной. Наиболее рьяными противниками этой политики были, как мы увидим, интервентисты-экстремисты (в основном националисты и руководимые Б. Муссолини^[26] «фаши» — союзы). Их отдельные выпады против либерального министра внутренних дел начались уже в 1916 г.