Приток новых поселенцев-лоялистов и упрочившиеся позиции английских торговцев в провинции усилили шовинистические настроения среди английского меньшинства. Лоялисты и монреальские торговцы, ратовавшие за перемены в колониальном режиме, зачастую мыслили процесс демократизации колониальных порядков односторонне и отождествляли его с процессом превращения колонии в чисто английскую провинцию, избавленную от всего французского.

Парламентский акт 1791 г., пожалуй, только в одном сделал уступку франкоканадскому населению — предоставил право выбирать своих представителей в провинциальную ассамблею. Но предоставленное право было химерой, ибо не давало никакой реальной власти. Над ассамблеей стояли такие правительственные органы, которые ей никак не подчинялись и диктовали свою волю. Большинство в этих высших неизбираемых органах и верхушку колониальной администрации составляли лица английского происхождения.

Казалось бы, уступкой франкоканадскому большинству явилось и разделение Квебека на две провинции — старания англоканадских шовинистов не допустить раздела Лондон не поддержал. Но это вовсе не означало отказа метрополии от политики «расфранцуживания» Канады, а лишь свидетельствовало о намерении проводить се более гибкими методами. Раздел Канады приносил метрополии двойную выгоду: с одной стороны, путем создания отдельной провинции консолидировалась консервативная сила в лице лоялистов; с другой стороны, обеспечивалась постоянная изоляция французской части Канады в общей системе Британской Северной Америки.

Сохранив формально французское право и законы, Конституционный акт 1791 г. не дал никаких гарантий их соблюдения. Что касается судопроизводства и управления колонией, то здесь использовался только английский язык.

Будучи по своему духу и содержанию мерой противоречивой, паллиативной, акт 1791 г. отражал достаточно последовательно один из принципов английской колониальной политики в Канаде — интегрирование крупной переселенческой колониальной общности европейского происхождения в британскую колониальную систему. В целях обеспечения лояльности подданных метрополия в зависимости от обстоятельств пыталась соединить политику уступок франкоканадскому населению с политикой сто «обангличанивания».

Глава 6

ПРЕДПОСЫЛКИ РЕВОЛЮЦИИ

Развитие капитализма

После Семилетней войны и американской революции Канада стала для Англии единственным оплотом в борьбе против США на Североамериканском континенте. В связи с этим метрополия стремилась как можно быстрее колонизировать ее территорию.

Население Канады в период английского господства росло очень быстро. В 1836 г. в Британской Северной Америке — Нижней и Верхней Канаде, Новой Шотландии и Нью-Брансуике — проживало уже свыше 1 млн. человек. Важнейшим источником роста населения колонии явилась интенсивная эмиграция с Британских островов, которая с 20-х годов XIX в. приняла особенно широкий размах. В те годы после семи — девяти недель трудного пути в Канаду прибывали тысячи обездоленных, жаждавших обрести землю, работу и начать новую жизнь. Однако возможность получения участка за небольшую плату или бесплатно, да еще в удобном месте — недалеко от города или рынка, была для простого иммигранта практически исключена, хотя, как мы помним, Конституционный акт 1791 г. установил систему так называемого свободного держания, или фригольда. Английское правительство и губернаторы провинций бесплатно давали землю лишь тем, кому хотели. Например, в тот период, когда Канаду захлестнула волна лоялистской эмиграции, только в Верхней Канаде перебежчики получили 3,2 млн. акров земли. Львиная доля земли вообще превратилась в собственность лиц, принадлежавших к правительственным кругам, т. е. тем, кто заправлял всей внутренней жизнью колонии. Бесплатные дарения представителям местной правящей верхушки составляли в среднем от 5 до 20 тыс. акров.

В результате в Канаде процветали коррупция и злоупотребления властью, ибо сама система позволяла колониальным властям распоряжаться землей по своей прихоти, в своих политических интересах и в интересах своего кармана. Этот «фаворитизм» в распределении фонда земель был, по справедливому мнению канадского историка Н. Макдональда, главным пороком земельной политики, «самой гадкой и самой скандальной страницей ранней колониальной истории и основным препятствием прогрессу, вызывающим горькое разочарование, подозрительность и недовольство»^{60}.

К 30-м годам XIX в. общее количество земли, державшейся на феодальном праве крупными лендлордами-латифундистами, как «старыми» сеньорами долины реки Св. Лаврентия, так и «новыми», появившимися после английского завоевания, было весьма значительным: в Нижней Канаде, например, около 10 млн. акров. Большая часть этой земли не обрабатывалась.

Немало земель резервировалось в пользу церкви. При размежевании седьмая часть всех участков в каждом тауншипе сразу же отдавалась англиканскому духовенству. Столько же отходило церкви и от частных пожалований. Хотя пустующие земли не приносили доходов, церковники не стремились их заселять и обрабатывать: земельные отрезки являлись выгодным объектом для спекулятивной продажи в условиях, когда цена на землю постоянно повышалась.

Седьмую часть всех пожалованных земель получала и корона. Доход от них поступал в королевскую казну. С 30-х годах XIX в. коронные земли и церковный фонд составляли внушительную цифру — около 5 млн. акров только в Верхней Канаде!

Стихийным проявлением борьбы колонистов против попыток английских властей насадить в колонии крупное землевладение явилось скваттерство. Скваттеры занимали участки земли и нередко без всяких помех пользовались ею десяток лет и более.

План типичного тауншипа с участками земли,

зарезервированными в пользу короны и церкви

Место для дорог

Коронные резервы

Церковные резервы

Аграрная политика метрополии и местной олигархии привела к подрыву хозяйства колонии, к бедственному положению народных масс и к росту недовольства среди населения. Вокруг вопроса о земле сложился целый комплекс противоречий, важнейшим из которых было противоречие между колониальной политикой Великобритании, направленной на сохранение в колонии феодальных институтов и крупного землевладения, с одной стороны, и стремлением канадских поселенцев добиться владения землей на принципе свободной буржуазной собственности — с другой. Это противоречие явилось одной из главных предпосылок для антиколониальной буржуазной революции в Канаде.

Аграрная экономика колониальной Канады имела многоукладный характер. В деревне уживались и полунатуральные хозяйства: феодально зависимых абитанов и фермеров-пионеров на передовой черте поселения; мелкотоварные хозяйства: свободных фермеров — производителей зерна; крупные хозяйства капиталистического типа.

Сельское хозяйство Нижней Канады еще на заре XIX в. начало переживать упадок. Кривая экспорта хлеба из провинции в течение всей первой трети XIX в. падала вниз. В 30-е годы неурожаи в долине реки Св. Лаврентия следовали один за другим. Они сопровождались опустошительными налетами саранчи, уничтожавшей и без того скудные посевы.

Столь бедственное положение рождало естественное недовольство в среде крестьян. Английский лорд Дарэм в докладе о состоянии дел в Британской Северной Америке подчеркивал, что французская система держания земли была непопулярна среди абитанов, и они стремились всячески избавиться от нее. «Причиной страдания масс французского населения были злоупотребления сеньориальной системой. Есть все основания полагать, что большинство крестьян, сражавшихся у Сен-Дени и Сен-Шарля (места вооруженных сражений повстанцев с королевскими войсками в Нижней Канаде в 1837 г. — В. Т.), надеялись, что в случае победы ее главным результатом будет уничтожение церковных податей и других форм феодального бремени»^{61}.