– Да просто меня раздражает дорога. На дальнюю я быстрее в два раза добираюсь по Минке. И вообще на Рублевке мне нет никакого покоя. У соседей чуть ли ни каждую неделю приемы закатывают. Весна теплая выдалась. Впрочем, их никакая прохлада не останавливает. Закупили уличные обогреватели, тент стоит на случай дождя. Гуляют при любой погоде. Мне каждый раз присылают приглашения. Если я там, то неудобно не пойти, а мне сейчас не до тусовок… Мне там скучно…

– Гламурное переутомление?

– Еще какое. Не понимаю, что ты так туда рвалась?

– Ты прекрасно знаешь почему. Тогда ты был вполне доволен, сохранив свой статус обитателя Рублевки, причем не в качестве бедного родственника, а в своем собственном доме. Кстати, покупать второй дом я тебя не заставляла. Ты сам так решил, хотя, судя по частоте твоих посещений нового дома, вполне мог обойтись без него, а если бы захотел, то мог приезжать к нам с Артемом.

– Мог бы. Не знаю, зачем купил. Хорошее вложение денег. Хотя если так пойдет и дальше, то оттуда все начнут потихоньку сбегать.

– Сто лет не сбегали. С царских времен все туда рвались, и сейчас не прекратят. Вертолеты, например, заведут. Я выезжаю на работу рано. Приспособилась. Пробки меня не особенно угнетают.

– Ради понта ты готова терпеть и не такие неудобства. Ладно, если бы ты не работала, но каждый день тратить по пять часов на дорогу… Не понимаю… Все покупают дома на Рублевке, а мы что, рыжие? И мы купим. И мы хотим быть соседями президента. Может, он соберется в гости заехать, с вопросом каким-нибудь наболевшим, а тут и мы, вот они, пожалуйста, Владимир Владимирович, спрашивайте, мы мигом сообразим и дадим совет, как искоренить в стране коррупцию. У меня сосед большой спец по этому вопросу. Не помню, откуда он, короче, возглавлял налоговую службу то ли в Ростове, то ли Вологде, не в том суть. Потом приехал в Москву, стал недвижимость скупать, вот теперь соседствуем. Большая Россия, и отовсюду едут, причем все на Рублевку.

– И не говори, понаехали… – не сдержала улыбки Алла.

– Вот именно. Понаехали, и теперь ни туда, ни оттуда не выберешься. Самое престижное времяпрепровождение – стоять в пробке на Рублевке.

– Все ясно. – Алла решила резко закончить разговор, который начал заходить в тупик. – Это не для тебя, ты помнишь времена и получше… Ты принял правильное решение. Съезди, развейся… А я пойду, пожалуй…

– Да, конечно… Спасибо, что выслушала, – сказал Вольнов, криво улыбнувшись.

– Тебе спасибо, что доверяешь. Береги себя.

– Постараюсь.

Алла неторопливо поднялась с места. Можно было бы остаться и, наконец, действительно поговорить по душам, высказать наболевшее, ведь столько всего накопилось… Невысказанность же – лучший способ окончательно угробить любые отношения. Интересно, конечно, что это за международный проект он замыслил. Хотя, возможно, сказал это так, для красного словца, чтобы заинтриговать, не более того. Однако поговорить о будущем компании необходимо, и проблема возраста стоит у него не на последнем месте. Во всяком случае, отдыхает он с большим энтузиазмом, нежели работает. Но темы эти очень трудные. Она знала непредсказуемый характер Вольнова, который любое высказывание может перевернуть с ног на голову. Возможно, сейчас ему действительно необходима ее помощь, но сколько раз она нуждалась в его участии и никогда его не находила. Что ж, пусть наконец узнает, каково это, когда от тебя отдаляются те, в ком ты был уверен и на кого надеялся.

Что же произошло на острове? «Боинг» авиакомпании «Трансаэро» должен был вылететь из Москвы на Бали в половине первого ночи. Он бы и вылетел, но в последний момент оказалось, что одна из пассажирок, готовясь к двенадцатичасовому беспосадочному полету, переусердствовала и напилась в такой хлам, что ей сначала вызвали врача, а потом и вовсе сняли с рейса. Все это время приготовившиеся к взлету и оставшиеся на борту двести человек нервно молчали, прокручивая в голове вполне логичный вопрос: если такое начало, то что же будет дальше? Дальнейшие события для некоторых представлялись русской рулеткой, однако добровольно никто покидать самолет и откладывать поездку не стал. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет – отдавая себя в руки судьбы, обреченно рассуждали пассажиры «боинга», поглядывая в иллюминаторы, откуда был виден автокар со служащими, приехавшими снимать багаж упившейся дамы.

Наконец процедура была успешно завершена. Стюардессы призвали пристегнуть привязные ремни, все оживились, стали распаковывать выданные всем носочки, пледы, беруши, повязки для глаз.

Через проход от Вольнова сидела женщина приятной наружности, явно иностранка, судя по западному выражению лица, как сформулировал для себя Андрей Константинович, неминуемо отличающему «наших» от «не наших». В чем эта западность выражается, понять он не мог. Нечто неуловимое. Потенциальная доброжелательность, что ли… У него возникло ощущение, что где-то он ее видел. Возможно, на каком-то мероприятии или на переговорах. Лицо определенно знакомое.

– Я, когда беру это в руки, – по-английски обратился Андрей к незнакомке, крутя в руках повязку, – почему-то всегда вспоминаю Венецию, их маски, карнавал. Если сделать прорези для глаз, отличная маска получится.

В ответ дама слегка улыбнулась ему, но ничего не ответила.

– Вы бывали в Венеции? – пошел на второй заход Вольнов.

– Бывала не раз, – коротко ответила дама, видимо не расположенная к беседе.

– Возможно, там я вас и видел, – сделал радостное заключение Вольнов.

– Возможно, – лаконично согласилась дама.

– Не хотите выпить? – не сдавался Андрей.

– Я бы не отказалась, но правила этого не допускают, а значит, и я не хочу.

– Приятно познакомиться со столь законопослушной гражданкой. Вольнов Андрей Константинович, – считая, что пришло время представиться, сообщил он свое имя и протянул визитку.

– Люси. Люси Магвайер. – Поняв, что сопротивление бесполезно и попутчиков так же, как родственников, не выбирают, она достала из сумочки свою визитную карточку.

Сидевшая у окна Матильда спокойно отреагировала на оживленную беседу своего спутника с соседкой слева. Правда, в свой адрес со времени отъезда из Москвы в аэропорт она услышала лишь несколько фраз, типа «где билеты?», которых уж никак нельзя было не произнести. Всем своим видом Вольнов давал понять, что тяготится ее обществом. А показательный флирт, который он завел сразу, как только самолет стал набирать высоту, – это лишь продолжение линии, проводимой им в последнее время. Эта линия должна была привести к полному разрыву их связи.

Однако Матильда категорически отказывалась замечать изменения в отношениях, которые, надо сказать, никогда не отличались особой преданностью с его стороны. Она сразу решила, что соседка через проход ей не соперница, поскольку совершенно не входит в круг вольновской избирательности. Девушки после двадцати пяти лет ему уже давно не нравятся, этой же даме определенно далеко за тридцать, если не за сорок. При нынешнем развитии косметологии определить возраст женщины – занятие трудное и малоперспективное. Для Вольнова она явно некондиция, несмотря на холеность и очевидную привлекательность.

«Нет, опасности она никакой не представляет, – оценивающе оглядев попутчицу, подумала Матильда и надела на глаза повязку. – Пусть общается с ней. Если он это делает демонстративно, то меня на испуг не возьмешь. Будет так, как я захочу. Он кокетничает с первой встречной, а я буду спать все двенадцать часов. Его старания спровоцировать меня на скандал – пустое дело. У него своя игра, а у меня своя».

Матильда заснула или сделала вид, что заснула. Вольнову было безразлично. Он тут же достал бутылку виски и вновь предложил новой знакомой составить ему компанию. На этот раз она согласилась Они немного поболтали – кто где бывал, кто что видел. Дама сказала, что летит на Бали, где условилась встретиться с мужем. Они собирались отметить очередную годовщину свадьбы. Вольнов тут же сообщил, что ни с кем не связан столь тесными узами и считает их анахронизмом. Попутчица деликатно заметила, что, по ее наблюдению, он путешествует не один.