– Поздно. Я давно сообщила, чем занимаюсь, но вы не проявили к этому никакого интереса. Значит, вам не хочется ничего менять, не хочется ничего нового.

– Я постоянно многое меняю, а что касается нового, то хочу его всегда. Правда, у меня есть некоторое предубеждение к готовым проектам. Мне не нравятся эти программы имени дедушки Крылова, когда пироги печет сапожник, а сапоги тачает пирожник. Мне они кажутся никчемными. На сегодняшний день результатом того, что вы поставили на коньки российских звезд, наши фигуристы на чемпионате мира заняли все почетные последние места.

– При чем здесь звезды?

– Вот и я думаю, при чем? Зачем им заниматься не своим делом? Интерес к фигурному катанию поднимать? Да у нас он и так всегда был до потолка. Все рвались заниматься, потому что у нас лучшая школа фигурного катания. Окно в мир. А теперь все, кончилось наше первенство. Теперь у нас звездная самодеятельность. Признайтесь, эта подрывная работа входила в ваши планы?

– Андрей, вы из меня какую-то Мату Хари делаете. Я бизнесом занимаюсь, а не подрывной работой. К тому же не я привезла это ледовое шоу. Но должна заметить, что в Америке оно прекрасно себе идет и профессиональный спорт от этого не страдает. Вы просто завидуете. Если бы такие проекты были у вас, вы бы очень ими гордились.

– Наверное, вы правы. Конечно, особенно от боксерского проекта не отказался бы и очень гордился. Но у меня их нет.

– И потому вам они не нравятся.

– Вам тоже не нравится ваш конкурент Радзиевич.

– Ладно, один – один. И все же делового диалога не получится. Вы боитесь рисковать. Со времен холодной войны мыслите категориями идеологических диверсий. Советское прошлое сказывается.

– Да прекратите, Люси. Какое прошлое, какие враги? Просто констатировал факт. Уверяю вас, мне все это только сейчас пришло в голову, я и сказал. О чем жалею страшно. Впрочем, нет, не жалею. За это время я принял правильное решение. Мы еще станем партнерами. А сейчас пойдем выпьем и начнем все сначала. Вообще давно пора нам перейти на «ты».

– Согласна. Чтобы подчеркнуть торжественность момента, надо заказать шампанское.

– Хоть ванну.

– Хватит и бутылки, но самого лучшего.

– Будет «Вдова Клико». – Он знаком подозвал официанта. «Вдова» прибыла мгновенно.

Вольнов томно смотрел на Люси. Она многообещающе приподняла бокал, невзначай обдав его руку волной волос, пахнущих морем, чем-то невыразимо приятным и возбуждающим.

Они выпили шампанское, расцеловались. Андрей уже решил сообщить, что согласен на ночное купание под луной, но неожиданно, буквально на третьем финальном поцелуе, у Люси зазвонил мобильный телефон. Вольнов, довольный собой, предавался мечтам о том, как они будут вместе великолепно проводить время. Она же с непроницаемым видом слушала телефон. Только в самом конце решительно проговорила:

– Я вылетаю первым рейсом. Папа, не переживай. Я прилечу, и все будет нормально. – Она посмотрела на Андрея с грустной нежностью. – Мне надо срочно в Москву. У папы опять что-то не ладится, он так расстроился, что стало плохо с сердцем. Он звонил из больницы.

– О, только не это. Как я здесь буду один? – разочарованно проговорил Вольнов.

– Я и не собиралась оставаться здесь больше трех дней. К тому же ты не один.

– Это еще хуже. Но в Москве мы встретимся?

– Конечно. Я помню о том, что ты все-таки принял правильное решение и у нас впереди большие проекты. Совместные.

– Да, и я рад этому. Очень. Твои координаты, полученные еще в самолете, храню как святыню.

– Такая высокопарность пугает. Меня вполне устроит, если ты просто сдержишь свое обещание о партнерстве.

– Сдержу.

Она поцеловала своего несостоявшегося любовника и, сказав, что не любит долгих прощаний, упорхнула.

Балкон номера, в котором поселились Андрей с Матильдой, выходил как раз на бассейн, где разворачивалась эта увертюра обещающих быть пылкими и долгосрочными отношений. Сорской представилась великолепная возможность понять, что в самое ближайшее время ее ждет отставка. Она, не отрываясь, смотрела и смотрела на эту сцену, даже представляла, что может говорить этот старый, объевшийся сметаной кот, похотливо глядящий на новое лакомство, облизываясь в предвкушении новых удовольствий.

– Ненавижу. Как же я его ненавижу, – как заклинание твердила она. – Ждать больше нечего, пора начинать действовать. Он мне заплатит за все унижения, которые я от него терпела, ответит за все.

Отсутствия на летучке Матильды Сорской, казалось бы, никто, кроме Аллы Миркиной, и не заметил. Но это только на первый взгляд. За последний год, а может, даже и два Вольнов впервые вышел на публику без ее, не всегда скромного, сопровождения. Не отметить это было просто невозможно. Особенно впечатлило собравшихся, что ни о ее отсутствии, ни о ней самой Вольнов даже словом не обмолвился, как будто ее никогда и не было. Это было странно, поскольку все, что ни делалось в последнее время на телеканале, проходило только при участии Матильды, в крайнем случае с ее одобрения, о чем непременно сообщалось всем.

– Вот мы с Матильдой подумали… – начинал Вольнов разговор о каком-нибудь проекте.

– …И она решила, – мысленно заканчивали фразу собеседники.

Несмотря на завоеванное Матильдой столь явное предпочтение, Андрей Константинович не отказывал себе в удовольствии волочиться за всеми остальными своими подчиненными женского пола, включая секретарш. Сердце его скакало, как мячик в пинг-понге, при каждом пасе отлетая с новым настроением, которое невозможно было предугадать. Однако его мозгом безраздельно владела Матильда, вкачивая туда свои незатейливые коррективы. Вольнов особенно не возражал. Сказывались усталость и лень. Он свое дело сделал, машину запустил, у телеканала, им созданного, высочайшие рейтинги. Теперь, что ни покажи, будут смотреть. И ведь смотрят. Хотя с подачи Матильды и запустили пару откровенно провальных проектов, но общая картина от этого не пострадала.

Весь телеканал только диву давался, не понимая, что происходит. Особенно удивляла не столько аморфность самого Вольнова, сколько одобрение всех этих начинаний со стороны его главного советника по финансовым вопросам Арнольда Кардиналова.

На самом деле никакого секрета в том не было. Матильда приехала в Москву из Сызрани, откуда был родом и Кардиналов. Столь необычную фамилию он себе выправил при получении паспорта. Своя казалась очень уж неблагозвучной – Кармашкин, да еще имя родители дали – Архип. Видимо, в Сызрани водилась мода на шикарные экзотические имена. И Архип Мартынович Кармашкин преобразил себя в Арнольда Мартыновича Кардиналова.

Лучше не стало, но новоиспеченному Арнольду казалось, что, изменив имя и фамилию, он будет производить более респектабельное впечатление и, кто знает, вдруг судьба тоже поменяется в лучшую сторону.

Она и поменялась. Во всяком случае, он сумел вырваться из заштатной Сызрани, поехал в Москву и поступил в институт, где был самый маленький конкурс. Студентом быстро сделал карьеру по комсомольской линии, правильно женился на единственной дочери крупного партийного чиновника и со временем пошел по стопам тестя. Тоже стал чиновником, правда более мелкого калибра.

В те давние годы он и познакомился с Вольновым. В чем-то они очень походили друг на друга. Не внешне. Кардиналов не блистал мужской привлекательностью, не обладал харизмой. Сходным было отношение к жизни, умение приспособиться к любой ситуации.

В прошлом они встречались на каких-то банкетах по случаю юбилеев, награждений, бракосочетаний. Оба сопровождали жен и скучали на этих помпезных сборищах, куда людям их круга необходимо было ходить для поддержания своего статуса точно так же, как интеллигентному человеку жизненно важно было смотреть фильмы Тарковского.

Вольнова представлять было не надо, его знали в лицо, и многие подходили к нему, как к старому знакомому. Подошел и Кардиналов, выпили, разговорились. Знакомство оказалось полезным. Тогда связи были необходимы, чтобы «доставать» всякие путевки или товары повышенного спроса.