Дверь школы открывается, дети выбегают наружу и несутся к воротам, где их ждет автобус, — все, кроме Иден и Калеба, которые мчатся к нам с миссис Картер.

Она старательно улыбается и забирает у Калеба рюкзачок. Малыш скороговоркой вываливает на нее все школьные новости. Перед уходом она оборачивается и говорит мне:

— Удачи с Призванием.

— Спасибо…

Надо бы мне промолчать, но не могу.

— Надеюсь, вы скоро найдете Лорен. Я очень по ней скучаю.

При этих словах голос у меня дрожит. Так и есть. Я очень скучаю по нашей ночной переписке. По возможности нагрянуть к ней в гости, вместе посмотреть сериал или испечь печенье. Скучаю по тому, как оживленно становилось где угодно, стоило ей прийти.

Взгляд миссис Картер устремлен в пустоту.

— Спасибо.

Иден теребит меня за подол.

— Мне сказали ехать домой на автобусе!

— Мы и поедем на автобусе, — отвечаю я. — На обычном.

Глаза у Иден делаются круглые, и она чешет подбородок. Точно так же делает папа, когда задумывается. Меня с детства приучили слушаться взрослых, что бы они ни говорили. Иден вырастили папа и Прия — и приучили сомневаться во всем и скептически относиться ко всем. С точки зрения жизни в большом мире так и надо поступать, но сейчас я использую сестренку как прикрытие, чтобы сделать кое-что, что взрослые не одобрят, и мне ее критическое мышление только мешает.

Я приседаю и достаю домашнее кокосовое печенье в бумажном пакете. Иден округляет глаза еще сильнее, но на сей раз широко улыбается.

«Ага, попалась!»

— Посиди тут, подожди немного, мне нужно поговорить с Йоханом. Я быстро, честное слово.

Я вручаю ей печенье.

— Спасибо! — Иден осторожно достает угощение, стараясь не разорвать пакет. — Тебе положено звать его мистер Дэвис.

— Да, точно! — Я перестала называть Йохана «мистер Дэвис» лет с тринадцати. Зато он зовет меня на «вы», как всех бывших учеников.

Иден уплетает печенье, а я отправляюсь в класс. Парта, за которой сидели мы с Кейс, сейчас кажется крошечной, не больше моего чипа. Ума не приложу, как сюда втискивается Йохан со своим ростом под метр девяносто.

— Чем могу помочь, мисс Вайя?

Он на меня даже не смотрит, поглощенный какой-то викториной на настенном экране.

— Я хотела спросить, не знаете ли вы что-то об одном моем предке.

— Наверное, лучше спросить вашу бабушку, ведь это ваш предок.

Йохан поворачивается, опирается об учительский стол и глядит на меня сверху вниз. Иногда, когда я смотрю Йохану в глаза, я вижу его другую сторону, которая прячется глубоко-глубоко внутри. Обратную сторону доброго учителя, обожающего своих питомцев. Я вижу человека, который отнимает жизни ради магии.

Йохану удается соблюдать баланс лучше остальных нечистых колдунов. Ведь даже чистые семьи доверяют ему своих детей — как доверяли раньше матриарху Дэвисов Эйприл-Мэй. Да, он мужчина, но уважают его почти как матриарха. В этом Йохан даже дядюшку Катиуса превзошел. Подозреваю, именно поэтому дядюшка остался у нас, а не вернулся в дом своих предков. Очень уж ему было бы тошно жить под пятой у брата.

Я силой воли заставляю себя не стискивать руки.

— По-моему, взрослые не рвутся обсуждать ее со мной.

— Как занятно. А кто она?

— Мама Элейн.

На лицо Йохана набегает тень. Брови сдвигаются, губы сжимаются в нитку.

— Лучше вам не иметь никаких дел с Мамой Элейн.

— Почему?

— Потому что я так сказал.

Я со стоном всплескиваю руками:

— Вы сами говорили, что наша история определяет наше будущее и именно поэтому нам следует знать своих предков! Их жизнь должна служить нам уроком, чтобы мы знали, как прожить свою! Так ведь?

Йохан стискивает зубы.

— Не надо обращать против меня мои же слова, милая.

— Я не понимаю, почему ее прячут! Мы изучали Папу Джоена, а он, между прочим, убил десятерых детей!

— Он принес в жертву десятерых детей, чтобы спасти жизнь сотни других. Так называемые темные ритуалы всегда проводятся ради благой цели. И я тебе о нем не рассказывал. Или вы не помните, что мне запрещено развращать вас, чистых детей?

— Да, вы не рассказывали.

Чистые семьи отчасти и чувствуют себя так уверенно благодаря тому, что Йохан держит язык за зубами и никогда не упоминает при учениках нечистые ритуалы. Объясняет, в чем разница, и на этом все.

— О том, что она сделала, вам знать ни к чему.

— А это имеет отношение к Джастину Трембли?

Мгновенно напрягшиеся плечи и отвисшая челюсть — этого достаточно, чтобы подтвердить, что связь есть. Я не могу сдержаться и широко улыбаюсь.

И уже хочу надавить дальше и спросить Йохана, почему я не могу вспомнить собственную тетю, но он перебивает меня:

— Я больше ни слова не скажу. Идите домой. И не вздумайте больше упоминать при мне Маму Элейн, не то я прокляну ее имя и вы больше не сможете произносить его. — Он нацеливается пальцем мне на губы.

Я предпочитаю думать, что со мной он так все-таки не поступит, но взгляд у него такой свирепый, что впору засомневаться.

Если я что-то и узнаю о Маме Элейн, то не от него.

— Хорошо, — шиплю я сквозь зубы.

Йохан садится на учительский стол.

— Отлично. Со временем вы снова о ней забудете. А чего не помнишь, то тебя не интересует. Вам следует сосредоточиться на задании.

По шее у меня бежит холодок, я нервно сглатываю. Я снова забуду Маму Элейн?! Может, это он просто неудачно выразился? Нет, непохоже. Особенно когда речь идет о тетушке, о которой я не помню ровным счетом ничего. Но… А если я на самом деле помнила, только меня уже один раз заставили забыть? Уж кому как не Алекс полагается знать о ней все — но и она почти ничего не помнит. И взрослые не хотят говорить о Маме Элейн. На что они пойдут, лишь бы сохранить тайну? На то, чтобы стереть воспоминания? В нашей семье ни у кого не хватит на это диапазона, но у Дэвисов — вполне. Я стараюсь говорить как ни в чем не бывало.

— Кто сказал, что у меня задание?

— Я ощущаю вкус крови церемонии Усиления по всему Этобико. — Йохан ненадолго умолкает. — Прошу прощения, по всему Историческому Лонг-Бранчу. Но никакого волшебного послевкусия, которое дало бы ваше Призвание, я не чувствую. Прошло уже больше недели, а если бы вы провалились, Кейша написала бы мне предки знают сколько сообщений об этом.

Хорошо, что у Кейши хватило совести не писать ему предки знают сколько сообщений о мерзких подробностях моего задания.

— У меня все нормально. Получила задание, работаю над ним. — Я открываю рот и снова закрываю. Если Йохан так всполошился от упоминания Джастина и Мамы Элейн, мне не стоит прямо спрашивать его, что имела в виду Роуэн. — Скажите, какие три семьи чернокожих колдунов считаются самыми сильными?

Йохан кривится.

— Наши с вами всегда занимали первые места. Остальные не в счет.

— А если бы надо было присудить третье место, кого бы вы назвали?

— Вы что, заходили в «Дикси-Молл»? — Он трясет головой и указывает на дверь. — Идите, отведите сестру домой. У нее такой вид, будто она вот-вот закатит истерику.

Иден за окном сидит с бумажным пакетом в руках и смотрит на нас как положено ребенку, которому надоело, что взрослые от него откупаются. Я достаю телефон и пишу папе и Прии, что забрала ее из школы, потому что все равно нужно было завезти кое-что для Карибаны. Своевременное вранье поможет мне оправдать все, что расскажет им Иден.

Я поворачиваюсь к своему бывшему учителю.

— Ну что ж, все равно спасибо. — Я иду к двери.

— Не надо интересоваться Мамой Элейн, — повторяет Йохан мне вслед. — И по возможности держитесь подальше от Джастина Трембли.

Я в очередной раз радуюсь, что дар Кейс есть только у Кейс.

Теперь, когда я знаю, что все это связано с Джастином, я уже не отступлюсь. Хватит мне цепляться за пустоту. Между ним и Мамой Элейн есть связь, и это, вероятно, имеет отношение к нам с Люком. А Йохан невольно дал мне зацепку и по поводу сплетен Роуэн. Возможно, за ответами на свои вопросы мне стоит наведаться в «Дикси-Молл».