Бросок незнакомца в черном был столь быстр, что он на мгновение пропал из виду. Не менее стремительной была и его атака — шаолиньский настоятель покатился по земле, сбитый с ног могучим ударом кулака. Почти сразу же, он вскочил на ноги, и даже окрасившая его губы кровь не помешала Сюаньцы вновь ринуться в бой. Рукопашные техники двоих мужчин столкнулись, полыхая силой, и мощь их была столь велика, что разбросала стоявших рядом послушников, словно ветер — бумажные фигурки. Многие монахи дернулись на помощь настоятелю, но плечистый старец в черном уже не атаковал. Пошатнувшись, он тяжело рухнул навзничь; прикрывающий его лицо отрез черной ткани блестел темной влагой — отчаянная атака незнакомца причинила ему внутренние повреждения. Грудь мужчины вздымалась все реже, а кровь из-под его маски, наоборот, текла, не унимаясь, и все больше пятнала алым серые камни Шаолиня. В попытке отомстить за учиненное ему зло, неизвестный убил себя.

— Что ж, негодяй, тебе удалось оставить за собой последнее слово, совершив самоубийство, — громко произнес Инь Шэчи. Он не собирался отступаться от этой тайны из-за такой мелочи, как смерть одного из знавших ее.

— Но это последнее слово не стало менее лживым из-за твоей глупой смерти, — так же звучно продолжил он. — Уважаемый настоятель Шаолиня не стал бы скрывать былые грехи! До сего дня, его доброе имя ни разу не было запятнано, и все попытки его очернить — не более, чем бессмысленная чушь! — повернувшись к Сюаньцы, он с невинным видом спросил:

— Ведь верно, мудрец?

— Все мы грешны, — тяжело ответил монах. — Колесо Заветов не остановить, и мои попытки искупить содеянное добрыми делами, как видно, лишь усугубили несправедливость. Простите, молодой господин, но это личное дело Шаолиня, — отрешенно бросил он в сторону Шэчи. Повернувшись к своим высокопоставленным собратьям, он негромко сказал:

— Пройдемте во внутренние чертоги. Мне нужно обсудить с вами мое наказание.

Инь Шэчи от избытка чувств затаил дыхание, но монахи не больше не проронили ни слова, молча покинув монастырский двор, и скрывшись в молельной пагоде. Юноша разочарованно вздохнул, провожая взглядом тела неудачливых воров, уносимые прочь послушниками. Он понадеялся было, что сможет вытянуть из монахов что-нибудь ещё о таинственном прошлом их настоятеля, за время своего дальнейшего пребывания в монастыре, но тут же хлопнул себя по лбу. Загадка смерти Сюаньбэя, приведшая Дуань Чжэнчуня в Северный Шаолинь, благополучно разрешилась, и убийца понес заслуженное наказание. Оставаться в суншаньском монастыре, как и в землях империи Сун, далискому наследному принцу больше было незачем.

— Где Юй-эр, Шэчи? — встревоженно обратился к юноше лёгкий на помине Дуань Чжэнчунь. — Эти мерзавцы не навредили ему?

— Я здесь, папа, — раздался неподалеку голос юного принца, и вскоре, Дуань Юй встал рядом с товарищами. — Я что-то пропустил? — озадаченно добавил он, глядя на расходящуюся толпу монахов.

Инь Шэчи невольно прыснул, качая головой. Далиский Принц Юга поддержал зятя усталым смешком. Дуань-младший пожал плечами с растерянной улыбкой.

* * *

Проводами Дуань Чжэнчуня и его спутников ведал, как и встречей, настоятель Шаолиня, но, к удивлению Инь Шэчи, им назвался незнакомый юноше монах, который представился именем Сюаньцзи. На озадаченный вопрос Шэчи о судьбе его предшественника, этот крепкий мужчина строгого вида отговорился, как и Сюаньцы совсем недавно, «личным делом Шаолиня». Оное личное дело недолго оставалось тайной — тело, вынесенное из внутренних чертогов незадолго до ухода Дуань Чжэнчуня сотоварищи, было накрыто небеленым полотном, но Инь Шэчи быстро подметил рост и телосложение усопшего. Наказание, понесенное Сюаньцы за убийство жены и пленение ребенка неизвестного чужеземца, было простым и жестоким — настоятель Шаолиня принял смерть. Шэчи мимоходом подивился как суровости этого воздаяния, так и явному нарушению буддийских заповедей, но не задумался об этом надолго — его вниманием быстро завладела ждущая у ворот монастыря Му Ваньцин.

— Что у вас стряслось? — немедленно потребовала объяснений девушка после коротких объятий с мужем. — Крики были слышны даже здесь. С кем ты спорил, Шэчи, и кто это смеялся и вопил?

— Как оказалось, в стенах мирной обители Будды крылась кровавая тайна, — с удовольствием ответил юноша. — Ты только послушай, жена моя: настоятель Сюаньцы… покойный, бывший настоятель… оказался убийцей женщин, и похитителем детей!..

Четверо путников зашагали по дороге, ведущей из Шаолиня, ведя лошадей в поводу. Шэчи на ходу пересказал Ваньцин всю случившуюся с ним историю, смакуя подробности, и строя догадки. К нему поневоле присоединился Дуань Чжэнчунь, припомнивший, что некогда Сюаньцы был главой небольшой, но уважаемой секты, и принял постриг после одного странного случая, связанного с защитой Шаолиня от иноземных воров. Инь Шэчи немедленно предположил, что в чрезмерно ретивых попытках остановить тех самых злодеев, Сюаньцы и убил жену невезучего чужеземца, также похитив его сына, но далиский наследный принц решительно отмел эти домыслы, как бессмыслицу — какой глупец принял бы семью с ребенком за воров, намеренных ограбить одно из самых защищенных хранилищ знаний в мире? Шэчи, почесав затылок, согласился, что для подобного нужно быть редкостным слепцом. Дуань Юй тоже присоединился к беседе, но, в отличие от отца, с расспросами: его заинтересовало, как вообще получилось, что два искусных вора, что умудрились оставаться незамеченными на протяжении нескольких лет, были выведены на чистую воду. Инь Шэчи не успел похвалиться своими наблюдательностью и сообразительностью — отмершая Му Ваньцин бросила поводья Черной Розы, и сжала мужа в удушающих объятиях.

— Ты не только не сбежал сразу же, но и принялся спорить с одним из этих убийц, — выдавила она. Оторопевший юноша чувствовал, как отчаянно колотится ее сердце, а частое и горячее дыхание девушки щекочет его ухо. — Без оружия, и без меня рядом. Не смей так больше делать, слышишь?

— Ваньцин… — у Шэчи перехватило дыхание, и вовсе не от чрезмерно крепких объятий жены. — Милая… я тоже тебя люблю, — он нежно поцеловал висок девушки — до чего-то другого он, крепко прижатый к ее груди, попросту не мог дотянуться. — Прости, что напугал тебя, — Му Ваньцин длинно выдохнула, и склонила голову на плечо юноши. Тот, умиляясь, гладил ее по спине.

— Ты зря волнуешься, дочка — наш Шэчи слишком скользок, чтобы попасться каким-то бестолковым воришкам, — ворчливо бросил Дуань Чжэнчунь. — Нищие не зря прозвали его Серебряной Змеей — вот уже второй раз он втихую пролезает в самое неожиданное место, и поднимает там переполох.

— Вы хотите поговорить о прозвищах, батюшка? — елейным голосом отозвался Инь Шэчи. — Или, быть может, о монашеских именах? Надо сказать, то, что принял мудрец Сюаньцы, оказалось весьма метким — доброта и вправду долго оставалась для него чем-то таинственным[1], ведь не мог же добрый человек похищать детей и убивать женщин? Как вы думаете, имена тяньлунского поколения «бэнь» столь же верны? Или у них, скорее, пророческое значение?

Далиский наследный принц разразился недовольной отповедью, под ехидный смех Шэчи и присоединившегося к зятю Дуань Юя. Дружное семейство продолжило свой неспешный путь, сопровождаемый веселой беседой, порой переходящей в шутливую перепалку, и вскоре добралось до древнего города Лоян, где устроилось на ночь в знаменитой гостинице Хэ Ло.

Примечания

[1] Монашеское имя «Сюаньцы» можно перевести, как «тайна/таинство доброты».

Глава 26

Описывающая, как лев севера втаптывал в грязь голодного тигра, а северный медведь раздавал оплеухи стае волков

Тронный зал императорского дворца в столице великой Ляо, Линьхуане, был невелик — не больше просторной комнаты в доме сунского вельможи. Его малые размеры не означали бедности — устланные персидскими коврами полы и раззолоченный трон под парчовым навесом говорили обратное. Но сейчас, глядя на окружающую его роскошь, чуский принц чувствовал себя заключенным в тесном каменном мешке.