Казалось, многократное численное превосходство немедленно решит судьбу двух престарелых воришек, но не тут-то было. Боевые шесты послушников ломались и вылетали из рук от могучих ударов стариков в черном, пущенные старшими монахами техники ци разбивались об их защитные умения, а ответные атаки двух негодяев повергали наземь и разбрасывали в стороны всех, кто осмеливался приблизиться к ним. Инь Шэчи, наблюдающий за боем издали, покачал головой с невольным уважением: такие силу и умение он покамест встречал лишь единожды — у Цяо Фэна, достойного зваться одним из величайших воителей современности.

Навыки таинственной двоицы поражали воображение не меньше развития их внутренней силы. Один, тощий и низкорослый старик, чьи длинные волосы со следами былой черноты спадали до плеч, неизменно отвечал ударом на удар, применяя те же умения, что и его противники. Этот странный и не всегда действенный метод царапнул внимание Шэчи, пробудив в юноше некое затертое воспоминание, но он не стал рыться в глубинах памяти — сейчас, ему куда интереснее было наблюдать за боем столь блестящих мастеров, в попытках почерпнуть из него что-нибудь для себя.

Второй мужчина в черном был рослым и крепко сбитым. Короткая пегая поросль покрывала его голову, делая старого вора похожим на монаха-расстригу. Этот старик не разменивался на точное копирование навыков своих врагов, непрерывно сыпля разнообразными и могущественными техниками ци. Каждый его удар достигал цели, и если не повергал наземь очередного монаха, то заставлял отступать, и тратить силы на защиту.

Повинуясь командному окрику Сюаньцы, большинство монахов отступили назад, освободив широкое пространство вокруг двух скрытников, все так же пытающихся свалить престарелого уборщика. Мало смысла было в их действиях сейчас — весь Шаолинь узнал их секрет, благодаря крикам Инь Шэчи, но воровские старцы походили на рассудительных мудрецов все меньше. Их атаки, не менее быстрые и мощные, чем ранее, становились все беспорядочнее, а угрозы и яростные крики, которыми они награждали монахов — все злее и бессвязнее. Шэчи с пониманием кивнул головой — скорее всего, раскрытие их тайны, за которым обязано было последовать изгнание из Шаолиня, ввергло двух старых воров в отчаяние.

Тем временем, шестеро высокопоставленных монахов, а с ними — Дуань Чжэнчунь, дружно набросились на старцев в черном. Сила и скорость их натиска, вкупе с численным превосходством, чуть не закончили бой в один-единственный миг: слепящая волна самых разнообразных кулачных, ладонных, и пальцевых техник погребла под собой двух воров. Те с трудом пережили этот сокрушительный навал; потрепанные и окровавленные, они оставили в покое монаха-уборщика, и попытались сбежать, бросившись в разные стороны. Монахи и принц не отстали от них, упорно преследуя скрытных старцев, но вынужденно разделились. Низкорослый и длинноволосый старик метнулся обратно к хранилищу знаний, и легко взбежал по его стене; следом за ним бросились Сюаньцы, Дуань Чжэнчунь, и ещё один монах, пухлый мужчина с бородкой клинышком. Остальные четверо шаолиньских мастеров преследовали широкоплечего старца, что бросился прямо на толпу послушников; двое старших монахов резко ускорились, и приземлились прямо перед вором, надёжно беря его в кольцо вместе с собратьями.

Малорослый старик, тем временем, без большого труда уклонялся от боя с превосходящими силами. Его техника шагов, отточенная и действенная, позволяла легковесному мужчине порхать, подобно бабочке, с одного выступа крыши на другой. Мощные, но не очень быстрые кулачные техники Сюаньцы и его собрата не успевали за быстроногим старцем, без толку кроша в пыль черепицу и прошибая дыры в дереве стен. Один лишь Дуань Чжэнчунь, неустанно осыпающий своего ловкого противника техниками Одного Ян, стремительными и точными, представлял для длинноволосого старика какую-то угрозу. Старый вор не оставлял удары далиского принца без внимания — тот, увлекшись атакой, едва не проморгал целый сноп сияющих стрел ци, целивших в его грудь и лицо. Стрел, во всем подобных техникам самого Дуань Чжэнчуня.

— Ты знаешь мое семейное искусство! — обличающе воскликнул он, с трудом уходя от встречного удара стилем Одного Ян. — Где ты украл его, негодяй? Ни за что не поверю, что ты принадлежишь к семье Дуань!

— Твой семейный стиль — невеликая тайна, — хрипло ответил его противник. — Да и сила его не так уж велика. Но, чтобы прикончить тебя, он вполне сгодится, — лохматый старец вновь исторг целый каскад сгустков ци, не прекращая убегать. Дуань Чжэнчунь ударил в ответ, сбивая атаки старика своими.

— Может, тебе и Кулак Веды известен, вор чужих знаний? — напряжённо выкрикнул он, преследуя врага. — Не ты ли побывал в Да Ли прошлым месяцем, и совершил на нашей земле подлое убийство?

Случайная догадка далиского принца попала точно в цель — длинноволосый старик сдавленно рассмеялся, и не думая отпираться.

— Тот монах должен был прилежнее тренироваться в избранном искусстве, — гордо бросил он, пуще прежнего наседая на Дуань Чжэнчуня. — Я убил его слишком легко. А сегодня, я убью тебя, глупый неумеха!

Его натиск, неуклонно теснящий далиского принца, внезапно захлебнулся — разговор, и противоборство с Дуань Чжэнчунем, отвлекли старика в черном от бегства, и подоспевшие Сюаньцы с собратом сумели атаковать в полную силу. Удары их рукопашных техник, мощные и неотразимые, обратили в ничто извергаемые старцем стрелы ци, и таранным ударом впечатали его самого в стену третьего яруса хранилища знаний. Неизвестный все ещё был жив, хоть и порядком ошеломлен. Пошатываясь и тряся головой, он попытался было встать на ноги, но не успел — Дуань Чжэнчунь поставил жирную точку в их затянувшемся поединке. Кипя праведным гневом, наследный принц Да Ли применил свое лучшее оружие — Божественный Меч Шести Меридианов. Тонкий луч света соединил его большой палец, лежащий поверх сжатого кулака, с правым глазом старца в черном. Тот умер мгновенно — сквозная дыра в голове, истекающая красным и серым, не оставляла в этом никаких сомнений.

Сюаньцы недовольно покачал головой, но ничего не сказал, и победители бросились на помощь своим четырем собратьям, что кое-как сдерживали второго из престарелых воров. Тот, видя идущее к противнику подкрепление, что сулило ему неминуемые поражение и плен, прекратил атаку. Вскинув голову к небесам, он захохотал во все горло. Зол и горек был его смех, подобный, скорее, воплю безумца, чем выражению радости.

— Снова ты намерен причинить мне вред, Сюаньцы! — вскричал он на весь монастырский двор. — Мало тебе моих увечий, смерти моей жены, и плена моего сына? Какое ещё злодеяние задумал ты, прикидывающийся благочестивым монахом⁈

Присутствующие озадаченно замерли, глядя на шаолиньского настоятеля с растерянностью и сомнением. Некоторые монахи начали тихо переговариваться — Сюаньцы не спешил опровергнуть тяжкие обвинения, брошенные мужчиной в черном. Вдруг, шепотки послушников и неловкое молчание высокопоставленных монахов прервал звонкий юношеский голос.

— Ты лжешь, негодный вор! — воскликнул Инь Шэчи. Он не смог остаться в стороне от очередной шаолиньской тайны, и решил вызвать неизвестного старца на откровенность самым простым способом — споря с ним.

— Настоятель Сюаньцы известен на всю Поднебесную своей добродетелью и верностью заветам Будды! — громогласно продолжил он, приближаясь к месту затихшей битвы. — Твои упреки — наглое, голословное враньё! Столь уважаемый человек не стал бы убивать чьих-то жён и пленять детей! Ты, верно, пытаешься обелить себя, возводя поклёп на уважаемого наставника, но эта ложь — что попытки выстроить из грязи крепостную стену! — рослый старик вновь горько рассмеялся.

— Он обманул тебя, как и многих других, мальчишка, — бросил он. — Верно, этот негодный монах мог бы стать хорошим военачальником, столь велико его искусство обмана! Долго он скрывал свою подлость, и свои кровавые злодеяния, но сегодня, он ответит за всё! Сюаньцы! — возопил он, оборачиваясь к шаолиньскому настоятелю, и крик его был полон безумной ярости и неутоленной жажды мести. — Верни мне жизни моей семьи!