Поморщившись от чада, Саша мимоходом распахнула форточку и прошла в соседнюю комнату, где в продавленном креслице тихо сопел старичок благообразного вида. Даже, можно сказать, профессорского — вот только университеты его были сплошь тюремными, начинаясь с сибирской каторги еще во времена царской России. Очень авторитетный товарищ с множеством криминальных заслуг, стойкий борец за чужие денежные знаки: постарев и растеряв здоровье в лагерях и тюрьмах, он после очередной отсидки перешел на наставническую деятельность и лет пять возглавлял своеобразный «Минский факультет карманной тяги» для перспективных шпанюков. После начала ежовских чисток «воровскую гимназию» пришлось прикрыть от греха и срока подалее, но без дела ветеран не остался, перейдя на еще более ответственную должность — правда, для большинства уголовников он просто тихо доживал свой век. Подойдя вплотную, Александра разбудила милого старичка легкой оплеухой, и пока тот заполошенно ворочался и дергался на своем «троне», поймала его выцветшие от времени водянистые глаза своими:
— Замри.
Обмякнув, матерый урка пару раз моргнул, все больше мутнея взором, затем радостно улыбнулся и послушно кивнул.
— Где то, что ты хранишь?
— В будке… У Жужика… Днище, там замок…
— Где ключ?
Продолжая светло улыбаться, «профессор» медленно расстегнул рубаху и вытянул из-за ворота основательно засаленный шнурок с парой разноразмерных ключей. Страдальчески морщась, девушка стянула их с цыплячьей шеи и перешла ко второму пункту обязательной программы:
— В городе есть «медвежатники»?
Моргнув, дедушка неуловимо изменился: даже его голос стал чуть ворчливей и приобрел едва заметные нотки сожаления:
— Хороших нет. Есть пара шниферов[4], но они все больше себе разную мелочишку на молочишко подламывают…
— А я слышала, что в Минске можно сыскать настоящего «медвежатника» из старых?
Подумав, живая справочная по всему минскому криминалитету с большим сомнением предположила:
— Фима, что ли? Да он же бацильный-доходной, после Воркуты дотлевает… Люди говорят, он уже и агрегатом[5]вовсю пользуется — а раз на иглу присел, то скоро его землей присыпят…
— Кто еще о нем знает?
Вновь подумав, старичок назвал три клички и вновь замер в блаженном безмыслии.
— Вставай и иди за мной.
Улыбаясь как патентованный дебил, ветеран криминального мира перешел в общую комнату, где занял свое законное место на торце стола. Саша же, подхватив в одну руку доску с сырыми кусками мяса, а другой подцепив ведро с питьевой водой, вышла прочь: при виде нее лежащий в теньке с вываленным языком кобель подскочил на ноги и яростно завилял хвостом. Недолго: унюхав постную свининку, собакен жалобно заскулил, и… И покорно подставил шею, когда блондиночка потянулась к карабинчику длинной цепи, приковывающего лохматого стража к грубо сколоченной будке. Причем так хитро расположенной и огороженной поленницей березовых чурбаков, что вход в собачье обиталище со двора было практически невозможно разглядеть — а вот сам двор для пса был как на ладони.
— Ешь, бедолага.
Пока пес недоверчиво-радостно обнюхивал выложенное перед ним богатство, а затем жадно давился неожиданным угощением, девушка щедро плеснула воды в мятую жестяную миску и прошла к будке. Заглянула внутрь, затем, поглядев по сторонам, оторвала от одного из чурбачков пару кусков бересты — на один оперлась коленкой, когда присела и заглянула в глубину домика Жужика, из которого мощно перло запахом псины. А вторым подцепила и сдвинула истрепанную тряпичную подстилку, довольно быстро обнаружив неприметную дырочку замочной скважины: причем сам замок проблем не доставил, а вот чтобы поднять крышку, к которой изнутри прикрепили лист металла, пришлось повозиться и использовать малый инструментальный набор. Вытянув потрепанный чемоданчик и вернув все в прежнее состояние, беляночка звучно чихнула и поглядела на обитателя будки, что медленно кружил по двору, вынюхивая что-то только ему и интересное. Шагая к крылечку наперевес с добычей, мимоходом потрепала холку кобеля — а когда зашла в дом, то занялась не чемоданом, а устроила ревизию буфету, по итогам которой опять порадовала пса вкусной мозговой костью с ошметками срезанного недавно мяса.
— Так…
Воспользовавшись вторым из ключей и с облегчением кинув шнурок на столешню, Александра открыла чемоданчик, критически оглядела его содержимое и отделила пару пачек бумажных червонцев и пяток самодельных упаковок потрепанных трех и пяти рублевых купюр. Едва слышно звякнувший металлом полотняной мешочек проигнорировала; брезгливо ткнув указательным пальчиком в потертый наган с почти стершимся воронением, с легким интересом освидетельствовала клейма с годом его выпуска.
«О, ровесник русско-японской войны? Почти раритет».
Отложив наособицу несколько купюр и переложив остальную добычу в свой рюкзачок, блондиночка закрыла деньгохранилище, в котором оставалась еще очень неплохая сумма (правда все больше мелкими купюрами), и вернула грязный шнурок его владельцу. Затем поочередно осмотрела все живые составляющие «сонного царства»: те в ответ начали понемногу оживать, вот только пробуждение уголовничков вышло не самым приятным, потому как тела очень сильно онемели. Даже чрезмерно сильно: дернувшись было подскочить на ноги, жилистый свалился на пол и уже оттуда сдавленно прохрипел пару ругательств. Остальные по жизни были более спокойными (или тормознутыми) поэтому просто хлопали глазами, вертели головами и удивленно разглядывали юную красивую девку, невесть каким образом оказавшуюся там, где ей было не место. Чистенькую, ухоженную и можно даже сказать холеную, уже приятно-гладкую… Меж тем Саша перешла к третьему пункту обязательной программы своего визита:
— Ты: сейчас отправишься в город и…
Здоровяк с глазами снулой рыбы внимательно выслушал негромкие инструкции и послушно кивнул. Всего с третьей попытки встал на ноги, привычно проверил, как там поживает верное «перо» за голенищем сапога, лапнул наган за поясом штанов — и походкой бывалого моряка отправился на выход.
— Ты: берешь чемоданчик и отправляешься в районное отделение милиции. Там требуешь срочной встречи с любым начальником; признаешься в том, кто ты есть и изъявляешь желание написать чистосердечное признание во всех своих грехах и преступлениях. Чужих тоже: ты ведь много знаешь про дела шпанского коллектива в Минске?
Радостно улыбнувшись, «профессор» подтвердил:
— Мно-ого!
— Вот и не таи в себе. Только про Фиму совсем забудь: нет такого человека, и никогда не было. Меня ты тоже никогда не видел и не слышал… Иди.
Кивнув, патриарх уголовного мира неловко завозился — но постепенно его движения наладились настолько, что он смог сходить в соседнюю комнату за пиджаком и кепкой. Когда дедуля проходил мимо жилистого, тот глухо выругался:
— Кутуз, ты чего, кукушкой двинулся!?! Красноперым продался? Это же благо воровское, тебя за него на куски порвут! Губанчик малявы разошлет, и тебя на первой же пересылке на аркашку[6]подвесят!..
Не обращая внимания на печальное будущее в черных и красных красках, которые очень убедительно расписывал гундосый оратор, пожилой аристократ[7]равнодушно переступил живое бревно, подхватил рукой чемоданчик и был таков.
— Ты: иди во двор.
В отличие от первых двух, кухарь (да и вообще, похоже что на все руки работник) двигался уверенно: оказавшись снаружи дома, просто замер живым столбиком и довольно улыбнулся от осознания того, что все правильно сделал.
— М-да.
Чуть пошевелив пальчиками, Александра добавила низкоранговому «уголку» вменяемости: судя по всему, он и в обычном для себя состоянии был не особенно умен, а уж под внешним контролем вообще стал напоминать живой автомат.
— Жужик, иди ко мне.
Довольный жизнью собакен и без того уже аккуратно подставил голову под девичью ладошку, предлагая себя погладить.
— Ты: знаешь, где собачьи питомники ОСОАВИАХИМА?
— Ну дык!