— Ты хочешь, что бы я снял?

— Да.

Нет.

Мои глаза все еще прикованы к его ногам, когда его маска падает на пол, приземляясь рядом с его ботинками. Вот он. Таинственный человек, который все это время занимал мои мысли, стоит передо мной, обнаженный и открытый, предлагая мне все, о чем я когда-либо просила его.

Я провожу взглядом вверх, задерживаясь на его паху, бедрах, переходя к его плоскому животу, запоминая его треугольную верхнюю часть тела, загорелое, покрытое чернилами горло, и наконец я добираюсь до его лица. . .

Я теряю голову. Полностью теряю.

Безжалостно красив, вот кто он. Красота настолько жестокая, что она требует, чтобы ее ценили, несмотря на все мои попытки игнорировать ее. Я действительно слышу  его лицо, и оно громкое. Крича на меня, чтобы я утонула в его совершенных чертах.

Каждая косточка в моем теле тает, а кожа пронзает желание прикоснуться к нему.

Его скулы высокие, выступающие, как лезвия, и делают его лицо чем-то безжалостно мужским. Что хорошо, потому что внутри этого кадра все до тошноты красивое. Крепкий римский нос, ужаленные пчелой губы с луком купидона, вздернутые, прикрытые веками глаза хищника. Жесткий, темный, выразительный ,совершенный  .

Я отвожу взгляд до того, как он сгорит, будто смотрю прямо на солнце. Я перевожу взгляд, чувствуя, как что-то смешное ползет от моей шеи к лицу. Что-то, чего я не чувствовала уже давно, может быть, даже никогда.

Что-то, что я пообещала себе, я никогда не почувствую.

Я собираюсь выбраться отсюда, и вместо того, чтобы наполниться радостью и экстазом, я отказываюсь смотреть прямо в лицо своему новому соучастнику преступления.

Я открываю рот, не зная, что из этого выйдет, но прежде чем я успеваю что-то сказать, он упирается рукой в стену над моей головой. Его взгляд падает на мои губы, затем возвращается к моим глазам.

— Позволь мне делать с тобой грязные вещи, Прескотт. — Его хриплый тон вдыхает огонь в мое тело. — Позволь мне замарать тебя тем, кто я.

Я закрываю глаза. Я могу сделать это. Я могу управлять своими эмоциями. Я делала это так много раз раньше. Годы, когда я никого не впускала, сделали меня устойчивой ко всему, что бросают в меня мужчины.

Но как впустить кого-то внутрь себя, не впуская его в себя?

Мои глаза устремляются к нему, и я осмеливаюсь снова взглянуть на него. Настолько совершенен. Итак, отвратительно, необоснованно идеально.

— Ты думаешь, что можешь втирать об меня свою грязь? — Кривая ухмылка сползает с правой стороны моего рта. — Я бы хотела посмотреть, как ты попробуешь.

Это приглашение, которое ему нужно. Он подхватывает меня одной рукой, как пожарный, и мчится вверх по лестнице, преодолевая две ступеньки за раз.

Мои ногти уже впиваются в его нижнюю часть спины, выдавливая запах его мужественности и пота — сладкий, кислый и животный.

— Потрахаемся, а потом убежим? — Я задыхаюсь.

— Мы не у бежим . Бег для трусов. Мы сделаем это дерьмо с ходу.

Он проходит небольшое расстояние от узкого коридора до своей маленькой комнаты, которую я никогда раньше не видела, и захлопывает дверь, я все еще на его плече. Прежде чем я понимаю, что происходит, он бросает меня на свою кровать, как тряпичную куклу, и смотрит на меня, все еще стоящую.

Он огромный.

Высокий.

Татуированный.

И совершенно потрясающий. Это не первый раз, когда я добровольно ложусь в постель с мужчиной с тех пор, как сбежала от Арчеров, но впервые я боюсь того, как я брошу его, когда все закончится.

До Нейта я занималась сексом, чтобы доказать себе, что я все еще могу чувствовать.

Но с ним? Я собираюсь заняться сексом и убедить себя, что это не так.

— Ты прекрасен, — говорю я, затаив дыхание.

— Ты в безопасности , — успокаивающе отвечает он. Именно то, что мне нужно было услышать.

— Сделай так, что бы я была в безопасности, Бит. — Я нарочно называю его по прозвищу, моя улыбка лукавая и хитрая.

— Сделай мне чертову бурю, Горошек, — говорит он, делая то же самое.

Он ныряет на кровать сверху меня, прижимаясь своей огромной, пугающей твердостью к моему телу. Мои ноги раздвинулись по команде. Знаете это старое клише, которое вы читали в любовных романах: Наши тела были созданы друг для друга  ? Ну, это не тот случай, что мы с Нейтом. Мое тело было создано для мужчины среднего роста, в то время как его больше подошло бы девушке-викингу ростом 6 футов 2 дюйма или взрослому слону. Он намного больше меня, но это работает. Для нас это идеально.

Его опухшие губы находят мои. Теплые, жестокие и утешительные. Наверное, мне следует закрыть глаза, как это делает он, но я не могу, все еще искалеченная его красивой внешностью. Я смотрю на него широко открытыми глазами, пока наш поцелуй углубляется, его язык нападает на мой, его тело прижимается к моему. Я смотрю на него, как загипнотизированная, чувствуя, как его нуждающаяся эрекция торчит между моих бедер, едва удерживаемая его джинсами и боксерами. У этого ублюдка нет плохих ракурсов. Вообще. Должно быть, он провел все свои годы в тюрьме, идя, прижавшись спиной к стене.

Его пальцы грубо раздвигают мои бедра, и платье задирается выше груди. Его рот долго и сильно сосет мой правый сосок, дразня его ленивыми кругами, которые он создает кончиком языка. Затем одним рывком стягивает с меня трусики и скользит в меня указательным пальцем. Нейт такой огромный, что его палец, вероятно, размером с обычный член. Простая математика: два пальца = два члена.

Его палец вырывается из моих складок и тащит за собой мою влагу. Мы оба смотрим с трепетом, глаза полузакрыты под туманом похоти.

Я больше никогда не промокну. Только для него.

Он использует мою влажность и проводит тем же пальцем вокруг моего клитора, моя голова падает на его дешевую плоскую подушку.

— Здесь нет песочных часов, Горошек. Со мной мы не торопимся.

— Да, — стону я.

— Да, — убежденно повторяет он, начиная тереть мой клитор вверх и вниз, его язык касается моего, как будто он пытается меня наказать. — Блядь. В. Жопу. Годфри.

Я улыбаюсь ему в рот и тянусь к его члену, звук расстегивающейся молнии — единственное, что слышно, кроме наших стонов в темной комнате. — Блядь. — Я хватаю его член в руку. — Ты. — Я двигаю ладонью вверх, потирая кончик, затем провожу предэякулятом по его стволу. — Кэмден.

— К черту их, — заключает он, стягивая рубашку через голову и бросая ее на пол. Его язык находит мою шею, скользя вниз быстрыми движениями.

— К черту их, — соглашаюсь я, позволяя ему задрать мое платье, пока он раздевает меня, бросает его на пол рядом со своими джинсами и смотрит, как его голова движется на юг.

Он целует меня по-французски во внутреннюю часть бедер, его теплый язык танцует страстными кругами вокруг моей сверхчувствительной плоти, лишь паря над моими складками, но никогда не касаясь их. Кружит, надавливает, затем мягко кусая. Он уделяет особое внимание каждой долине и изгибу в этом районе, и я начинаю дергаться, раскачиваясь на его лице, совершенно одержимая. Язык Нейта еще даже не коснулся моего клитора, он все еще облизывает мои бедра, кусая мою плоть. . .но я уже на пути к яростному оргазму. Я дрожу всем телом, втыкаюсь ему в лицо, умоляя избавить меня от страданий. Когда он это делает, когда его красивый, горячий рот смыкается на моем клиторе, его грубые ладони прибивают меня к его кровати, и он не дает мне пошевелиться.

— К черту Себастьяна. — Он сжимает мой клитор между своими идеально ровными зубами, и я фактически бросаю кулаки ему на плечи, потому что оргазм слишком силен. Я теряю контроль над своим телом, мышцами, кожей и даже костями. Мои бедра хаотично двигаются в такт его губам. Каждый раз, когда он говорит, его заряженное дыхание щекочет меня изнутри, заставляя каждый сантиметр моего тела покалывать от удовольствия. — И к черту Арийское Братство, и к черту Сан-Димас, и к черту этот мир. Мы уходим отсюда.