Пирамиды
Всякий раз, когда я выходил из Каира дышать бальзамическим воздухом в тени пальмовых рощ или бродить в гробовом городе калифов и по нагим скалам Мокатама, — отовсюду взоры мои были привлечены, как магнитом, пирамидами. Сколько веков легло на их раменах! сколько поколений угасало перед ними! — и, наконец, они сделались надгробным символом всего Египта! Мысль, что это есть древнейшее создание рук человеческих, что самое время, все поглощающее, забыло о них, что их видели Иосиф, Моисей и что теперь вижу их я, — эта мысль приводила меня в какое-то исступление.
Имея пирамиды постоянно в виду на пути к ним от Джизе, достаточно этого времени, чтобы возвести воображение до высшей степени восторга. Приближаясь к ним, я чувствовал то волнение, которое всегда овладевало мною при зрелище необыкновенной природы, — так приближался я к грозной вершине Этны; но если б кто мне возразил, что дело рук человеческих не есть природа, я скажу, что эти громады выходят уже из области людей; века слили их уже с самою природою.
Солнце только что вставало, когда мы выехали из пальмовой рощи Джизе. По странному случаю в первый день нового года я в первый раз предпринял путь к пирамидам. Синие груды их только что позлатились на макушках, розовых светом дня. «Вот почти миллионпятисоттысячный раз, как они видят восходящее солнце», — подумал я! То же безоблачное небо, те же пустыни, тот же Пил, с того времени как они поставлены на вечную стражу Египта, но сколько царств и народов сменились перед ними!
За обработанным берегом скоро следует земля дикая, которая казалась мне болотистою по недавнему пребыванию на ней вод Нила. Несколько пальм кой-где останавливают взор. На половине пути от Нила дорога пересечена плотиною из чернозема; тут проходил канал по косвенному направлению от севера к югу. Он выходит несколько ниже древнего Мемфиса из канала, называемого именем Иосифа, и впадает в Нил немного выше Терране. Нет никакого сомнения, что этот канал принадлежит древнему Египту.
Молодой месяц венчал мрачную массу пирамиды, и звезды ярко горели. Здесь Нил очень широк. Во всю ночь мы шли с легким попутным ветром и к 9 часам утра были у большого селения Бенехдара. Против него тянутся, как укрепления, сделанные руками человеческими, хребты скал Аравийских. На одной из них виден пирамидальный шпиц, который посредством зрительной трубы обнаруживает развалины. Эти горы называются Джебел-Абу-Нур. Против них, на восточном берегу Нила, построен Коптский монастырь во имя св. Антония о пяти небольших куполах, обнесенный стенами. Он стоит совсем без приюта на узкой полосе плодоносной земли: возле растут несколько тощих пальм, спереди песчаный берег Нила, а сзади обширная пустыня до самых гор. Этот берег весь поглощен песками, которые сходят в самый Нил. Против Абу-Сале виден обработанный островок. Близ этого места мы видели рыбачий плот, основанный на связанных пустых тыквах (по-арабски курджи) и покрытый тростником; на этом плоте устроена была мачта среди горшков и натянут парус. Арабы часто переплывают Нил, подвязав под грудь или под мышки пустые тыквы.
Оба берега выше Абу-Сале совершенно нагие, из них изредка были видны кочующие со стадами верблюдов бедуины. Меж тем цепь Аравийских гор сближается все более и более к берегу. Я наблюдал по обширной поверхности песков, прилежащих к горам, пустынное отражение, которое представляло вид обширного, быстро текущего потока.
Мы достигли в первом часу пополудни Бенисуефа. На одной оконечности этого города мечеть, а на другой — казармы красивой архитектуры; прочее строение состоит из хижин. Мы пристали сюда для закупки свежей провизии, но не нашли ни мяса, ни молока. Около Бенисуефа видна большая плантация сахарного тростника. Через полчаса плавания от Бенисуефа, на восточном берегу, видно селение Баядие, откуда ведет пустынная дорога мимо подошв гор Джебель-Буш к монастырю св. Антония и Павла, на берег Чермного моря. Тут всегда собраны верблюды для проезда через пустыню. Несколько наискось, на противном берегу, видно селение эль-Баранка, которое состоит большею частью из пещер среди пальмовой рощи; некоторые землянки прислонены к скалам; возле него точно такая же деревня Бенемаде. За сим оба берега опять становятся пустынны и дики; западный оживляется изредка селениями. На восточной стороне от деревеньки Гаяде, прислоненной к скале, тянется белый каменный берег; у подошвы его линии пальм красиво рисуются на стенах диких утесов. На той стороне Нила виден закрытый букетами пальм древний Коптский монастырь, который я надеюсь посетить на возвратном пути.
Тихая лунная ночь застала нас возле пальмовых лесов между селениями Малатие и Фокай. В пустыне слышен был протяжный вой гиен. Красота звездной ночи меня обольщала; мы шли до полуночи мимо нагих берегов; тогда ветер совсем затих, и мы причалили против селения Фешн, где находятся каменоломни.
В 5 часов утра мы двинулись снова в путь. Обогнув мыс Джебель-Шейх-уль-Барик, мы приблизились к пальмовому лесу Шероне, где таятся в песке малые остатки Гиппонона, недавно совсем разметанные; тут было римское укрепление. Шероне прислонено к подошве Аравийских гор; здесь находят доселе монеты и медали. Окрестности Бени-Салети покрыты на дальнее расстояние пальмовыми лесами, зато противный берег совершенно пуст. В 10 часов мы прошли город Абу-Джирдже и Бени-Мисур, закрытые от нас песчаным островом. Около Шейх-Фадле, не доходя островка, виден курган, похожий на искусственный. Оба берега становятся очень песчаны, лишь изредка мелькают линии пальм.
Не доходя Несле-Абу-Азис, открылась вдали на восточном берегу Нила знаменитая Птичья гора, Джебель-уль-Тейр, увенчанная развалинами. Она не могла быть еще видна, но отражение поднимало ее неимоверно высоко; она отделялась от других скал, и верх ее казался разнообразно зубчат. Возле Шех-Гассана, на восточном пустынном берегу, тянутся несколько разрушенных водопроводов, это остатки Кинополиса, где поклонялись Анубису и где был жрец для приготовления пищи псам.
У Калау-Сене ветер нас оставил, и мы принуждены были тянуться гужом; в это время прибрежные жители беспрестанно выбегали к нам продавать хлеб и яйца, но вскоре ветер избавил нас от них. Мы направились прямо на селение Серарие, окруженное яркою зеленью; оно находится в небольшом заливе; оттуда Нил круто поворачивает к Аравийским горам, которые пестреют бесчисленным множеством пещер. Нил тут очень широк, и берега его весьма живописны столько своим очертанием, сколько и роскошпю произрастаний. Тут Аравийские горы уже сходят отвесно в Нил и представляют резкую противоположность с необъятною плоскостью противного берега, некогда цветущей Гептаномиды; так называлась вся часть Среднего Египта от Дельты до Фиваиды, разделенная на семь номов, или провинций.
Вот мы уже проходим у самой подошвы Птичьей горы, которая не могла быть видна, пока мы не обогнули мыса; но мы уже сказали, что эта самая гора еще за часть плавания до нее представилась нам как призрак, через отражение. Нил прорыл глубокие пещеры в подошвах этих живописных скал; сверх того, множество глубоких трещин раздирают стены скал, и стаи птиц с криком беспрестанно влетали туда на ночлег, оправдывая тем название горы. Она раздвоена на два уступа; на самой высоте видно строение; кирпичный купол выглядывает из-за ограды земляных стен. Это Коптский монастырь, посвященный пресвятой богородице (Дер-Мариям). Сюда вначале уединился святой Антоний.
Сердце мятется радостью при виде сих святых уединений, невидимо охраняющих путников. Несколько братий, сопровождаемых верною собакою, приветствовали нас с грозных вершин и знаками приглашали нас под свой кров. В самое это время солнце погружалось за беспредельную степь Ливии и ветер нас оставлял; я велел поворотить к монастырским скалам, но мы нигде не находили приюта для нашей дагабии по причине их крутизны. Отшельники, заметив наше намерение, с радостью начали спускаться со скал к нам навстречу. Мы хотели пристать к тому месту, где видны идущие от верху до половины скалы, высеченные в камне ступени, но копты нам закричали, что тут нет никакой возможности подняться от подошвы иначе как на канатах, и приглашали нас к другому месту. Пристав туда, мы увидели, что и тут доступ почти столь же труден и даже опасен, особенно ночью. В обуви этот всход невозможен, и сами отшельники советовали нам дождаться дня. Дорожа временем, я обещал им на возвратном пути посетить это любопытное место Меж тем мы остались у подошвы угрюмых скал поджидать ветра, любуясь потухающею зарею и восходящим месяцем и вместе беседуя через переводчика с одним из отшельников. Вся братия — природные копты и не знают другого языка, кроме арабского. Я спросил об основателе монастыря, но они отвечали, что они не умеют читать и что про то знают только их священники; один из них, старее годами, прервал этот ответ, сказав мне, что обитель основана святым Авраамом Сирийским. Желая увериться в этих словах, я заставил несколько раз повторять себе то же самое и ясно слышал: Ембабе Ибрагим Суриани.
