Прошел, однако, еще месяц, прежде чем, используя ну неожиданную защиту, Парку удалось освободиться. Помог случай. Али решил откликнуться на просьбу беглых каартанцев и прислал им в помощь конный отряд. Дело в том, что людомарскому правителю представлялся и отличный случай дать своим воинам возможность поживиться за чужой счет. «Сила людомарской армии — в ее коннице, — отмечал Парк. — Каждый всадник имеет ружье, кожаный мешочек для пуль и привязанный к спине рог с порохом. Воины не получают никакого жалованья, зато им достается любая добыча, которую они могут захватить во время военных действий».

В Дьяру на переговоры Али отправлялся в сопровождении двухсот всадников, намереваясь поторговаться с восставшими относительно цены за свои услуги. Парк упросил правителя (помогла имевшая большое влияние на мужа Фатима) взять его с собой, так как из Дьяры было легче осуществить побег. Али разрешил шотландцу ехать, но только одному, без Дембы, сославшись на то, что пленник может убежать и с мальчиком ему будет нетрудно добраться до враждебной Бамбары. Проводника Парку обещали возвратить лишь по окончании военных действий, да и то за сумму, равную стоимости одного раба.

27 июня неожиданно пришло известие о разгроме отрядов восставших каартанцев и их союзников мавров. Войска даиси подступали к городу. Воспользовавшись паникой, Парк бежал. Смешавшись с толпой жителей, спешно покидавших Дьяру, он укрылся в лесу, затем по компасу (возвращенному по приказанию Фатимы) взял направление на юго-восток, к Бамбаре. Когда Парк понял, что избавился наконец от опасности быть выслеженным слугами Али, безмерная радость охватила его. «Я был как человек, оправившийся от тяжелой болезни, — рассказывал он впоследствии, — вздохнул всей грудью и почувствовал необыкновенную легкость во всем теле, даже пустыня показалась мне симпатичной».

Вскоре, однако, Парк понял, что положение его весьма плачевно. У него не было ни пищи, ни воды, ни денег. В полдень, когда солнечные лучи с удвоенной силой отражаются от раскаленного песка, а в нагретом воздухе возникают миражи, последние силы покинули путника. Умирая от жажды, он упал в полуобморочном состоянии на песок.

Прошло некоторое время, как вдруг на небе заметались отблески молний. Ветер зашумел в чаще. Хлынул ливень, продолжавшийся более часа. Расстелив все свои одежды, чтобы собрать в них воду, Парк наконец-то, смог утолить жажду сам и напоить коня. Продолжая путь при свете молний, он вскоре вышел к фульбской деревне Шрилла и с ужасом узнал, что она принадлежит Али. Но выбора не было: и сам путник, и его конь умирали от голода. Парк направился к дому старейшины. Однако там он не получил приюта. Повернув от негостеприимной двери, путешественник поехал вдоль улицы. За стеной, опоясывавшей селение, он увидел полуразвалившиеся хижины и направился к ним, полагая, что «в Африке, как и в Европе, гостеприимство не всегда живет под кровлей богатых домов». На пороге одной из хижин сидела старая женщина и пряла хлопок. «Я показал ей знаками, что голоден, — рассказывал Парк, — и спросил, нет ли у нее в хижине чего-нибудь съестного. Она немедленно отложила свою прялку и обратилась ко мне по-арабски, приглашая войти. Когда я опустился на пол, она поставила передо мной целое блюдо с кускусом^[11]». На следующее утро — снова в путь. Вскоре Парк удостоверился, что он — на верной дороге. 5 июля показалась Вавра, небольшой каартский городок, который в последнюю войну был захвачен Бамбарой и платил ей дань. Людомар и тирания Али остались позади. Жители Бамбары относились к путнику с большим любопытством, однако проявляя при этом неизменное радушие. По виду чужестранца они решили, что перед ними — самый бедный человек на пето. Ему везде предоставляли кров, давали хлеба, а нередко и кружку молока.

Так, без всяких злоключений он проследовал через Дингайе, Вассибу, Мурию, крупный центр торговли голью, которую привозят маврские купцы и обменивают на зерно и хлопчатобумажные ткани. Повсюду вокруг городов и поселков Парк видел обширные, тщательно обработанные поля фонио (африканское просо), на склонах холмов — кукурузы, в заболоченных речных полипах — риса. «Как говорят сами местные жители, зерновые у них возделываются в таком количестве, что они не знают, что такое голод… На полевые работы бамбара отправляются вооруженными, так как они все еще опасаются нападения людомарских отрядов». Однажды сам Парк оказался причиной подобной тревоги. Он сильно загорел, оброс густой бородой и стал очень походить на мавра. Путешествовал он уже не один, а с группой беженцев из Каарты, которые, устав от вероломства Али, намеревались теперь отдаться под покровительство мансы. Едва путники приблизились к Сатиле, как увидели, что город объят паникой. Работавшие на полях люди приняли их за мавров и, разбежавшись, встревожили громкими криками всю округу. Отовсюду спешно сгоняли скот и лошадей. Городские ворота закрылись, и жители встретили пришельцев с ружьями в руках. Великого труда стоило рассеять это недоразумение.

Парк знал, что он приближается к Нигеру и достигнет реки у большого торгового города, расположенного на ее берегах. 19 июля, едва вышли в путь, как им повстречалась группа рабов — около семидесяти человек, купленных на рынках Сегу. «По семи человек были связаны за шею ремнем из кожи буйвола, между семерками шли стражники с мушкетами. Многие рабы, большинство женщины, были больны. Позади группы шел слуга Сиди Мухаммеда, магрибинского купца, которого я встречал в лагере Беноум. Он узнал меня и рассказал, что эти рабы через Великую пустыню будут переправлены в Марокко». Вскоре появились владельцы рабов — двадцать обвешанных мушкетами мавров^[12] на лошадях.

Спутники Парка сообщили ему, что на следующий день он увидит Нигер, или Джолибу («Великую реку»). Наконец-то, после семи с половиной месяцев скитаний, Парк оказался так близко к цели путешествия. Не удивительно, что еще до восхода солнца он был в седле. Однако из-за опасности нападения львов и других диких зверей, которыми кишела округа, городские ворота открывались значительно позже. Дороги уже были буквально забиты пешеходами, спешившими со своими товарами на рынок в Сегу, над крышами домов которого Парк увидел легкие дымки…

Путешествовавшие вместе с Мунго каартанцы охотно взялись представить его бамбарскому правителю. Приближались к городу, и Парк поминутно оглядывался, ища реку. Вдруг один человек из их группы воскликнул: «Geo affilli!» («Смотри, вода!»). «Взглянув вперед, я, безгранично обрадованный, увидел наконец основную цель моей миссии, долгожданный величественный Нигер, который, блестя под утренними лучами солнца, широкий, как Темза у Вестминстера, медленно катил свои воды к востоку».

То, что река течет на восток, не удивило путешественника. Хотя, отправляясь из Европы, он не только не был в этом уверен, но и придерживался (как большинство английских ученых-географов) прямо противоположного мнения. Однако уже во время странствий у него составилось четкое представление о восточном направлении реки. Местные жители неизменно говорили, что Нигер «течет к восходящему солнцу». «Особенно уверился я в этом, когда узнал, — пишет Парк, — что майор Хаутон собрал подобную же информацию». Так, благодаря мужеству, терпению и воле шотландского путешественника была решена загадка великой западноафриканской реки. Парк выяснил не только это. Он убедился также в том, что ни Сенегал, ни Гамбия не соединяются с Нигером и что, следовательно, не в этих районах надо искать его истоки.

У Сегу (на территории нынешней Республики Мали) река действительно широка — достигает тысячи трехсот шестидесяти метров. С удовольствием смотрел Парк на противоположный берег. «Вид огромного города, множество каноэ, пересекающих реку, многочисленное население, вокруг обработанные земли — все это свидетельствовало о таком развитии цивилизации, что, скорое, вызывало в памяти центральные районы Англии, нежели напоминало дикие дебри Африки, как они нам обычно представляются», — записывает он в дневнике.