В эту громадную тишину.

В странное слово, обрывок фразы

Мне не понятные. В пастораль

Красок безумия. В боль экстаза.

В неимоверно густую даль…

Это не долго. Всего лишь вечность.

Скоро потухнет во тьме закат,

Спрятав загадку и тайну нечто

В дальнем конце череды утрат.

 ТАЙНАЯ ВЯЗЬ ОБЭРИУ  

Я лёг безмовно ниц на спелую траву,

Разглядывая сквозь стекло обэриу

Небес высоких даль и счастья синеву.

Не ведал, представляешь, мёд иль яд,

И был не трезв, но не был пьян.

Но.

Меня не проведёшь.

Как-будто Инь вцепилось в Ян,

И, вырвав прошлого изъян,

В истошном ворохе борьбы

Во рту застыл глоток судьбы.

Глаза восторгом обнесло

И понесло, и понесло…

Моё сознание вросло,

Себя не помня и любя,

По пояс в краснное стекло.

По горло в звёздный серпантин.

Там демон, Врубелем любим,

Пустился в пляс,

Трясясь, смеясь,

И рухнул в бархатную грязь.

Откуда мигом вздыбил рук

Прозрачных розовые кисти

Печальный облик бытия,

Узорным пламенем горя,

Вопя невынужденно: «Пля!»

И звуки скомканного твиста,

Простынкой мокрою повиснув,

Смолкли.

Века спустя на вираже

В тоски косматом кураже

Больной вскричал про неизбежность

Шершавой истины. Покойник

Собрав в кулак тоску и нежность,

Потряс Пандоры рукомойник,

И опрокинул среди дня

Январский полдень на себя.

Подлец! Счастливчик. Неумеха.

А кот в малиновых трусах,

Как чОрт на алых парусах,

Не для печали, не для смеха

В рассвет полуночный уехал.

Там, в бессердечной тишине,

Как будто в омуте, на дне,

Мальвина в белом из ветвей

Вскричала сладко: «Не жалей!

Печаль не более горька,

Чем тень на пенке молока».

И я поверил. Знал, что кот

Меня в ответ не подведёт.

Ведь нет материи прочней,

Чем жизнь.

А каши не сварить из топора.

Судьбу не обману.

Уверенность уселась на волну,

Одновременно

Погоняя…

Тревожа сон и темноту,

Текла и пенилась по венам

Таинственная вязь обэриу.

Я, падаяя в неё,

Как в пустоту,

Кричал себе — расту, расту…

 ДУРДОМ  

Должно быть, солнце ласково светило,

Таким же ясным, жарким был январь

И в Меловой злопамятный период,

Дожди на грядки плакались ретиво,

А лужи проливались через край.

Зима, полна тепла и наслажденья,

Покой дарила, нежность и уют.

Речушками журчала с умиленьем,

Баюкала капелью колыбельной,

Казалось, завтра пальмы расцветут.

Каким оно случится, это завтра?

Мне кажется, не ведая о том,

На градусник глядели динозавры,

Шептали: «Не. Не может быть. Не правда!

Вздыхая с сожалением: «Дурдом».

 ОЙКУМЕНА  

Зимний день валяется в постели.

Сумрачный. Хозяюшка метель

Молча вяжет веткам старых елей

Варежки из ветреных петель.

Вдаль бежит усталая дорога

Нитью голубого серебра,

Бережно сшивая понемногу

Кромки ледяного полотна.

Лёг на землю тихо и печально

Сон безмолвный, словно оберег.

Сделав вид, как будто бы случайно,

Время останавливает бег.

Тих пейзаж замёрзшей Ойкумены.

Занавесом плотным забытья

Вышитые снегом гобелены

Падают на сцену бытия.

 НЕРАЗБЕРИХА  

Узнал сейчас, что в лести есть обида.

В размеренном таится суета,

И, пусть неосязаемая с виду,

Но даже в тесном скрыта пустота.