Квасу — кружку;

Чарку — водки;

Киселя — ковшик;

Ведро медовухи;

Стакан сивухи.

Итого: на 3 целковых с полушкой.

(Предположительно один из первых документов бухучёта. XII век)

 Документ б/н  

Трезвого увижу — накол.

(из дворовых нравоучений. Бездаты)

 Документы б/номеров  

(смятые, скомканные)

«Надоел. Ухожу к Лешему. Он мне бусы обещал. Василиса»

«Баба с возу… Иван»

«Сам дурак»

без подписи

(Из частной переписки. Береста. Ближе к концу XII века)

 Документ № 50  

Директору Старгородского архива Бессмертному К. Б.

Милостивый государь!

Нижайше прошу разрешить частное использование в течение двух недель документов за номерами с 36 по 49 и пяти записок б/н для литературной работы над сказочной поэмой.

Начинающий поэт Пушкин Саша.

P.S.  Обещаюсь возвратить в срок.

06 июня месяца 1812 года.

 Документ № 51  

Акт (от 17.06.1861)

Составлен следователем по особо мелким хищениям Старгородского полицейского участка Головотяпкиным М. М. в присутствии понятых гр-н Топчинского А. М. и Бобчинского К. М.

Сим заверяю, что документы за номерами 36–49 из архива похищены. В содеянном, согласно расписке, подозревается двор-н Пушкин А., местонахождение коего не установлено.

(слева в углу приписка карандашом: «Ай да Пушкин, ай да…»)

 Документ № 52  

Заявка (от 29.02.2021)

Директору Старгородского архива Бессмертному К. Б.

Уважаемый Клин Борисыч!

В целях создания художественного беллетристического произведения разрешите ознакомление с документами за н/п 36–49 в читальном зале архива.

С уважением, член союза начинающих писателей (подпись неразборчиво)

(виза в левом верхнем углу: «Документы украдены. Обратитесь к коллеге по цеху Пушкину А.»)

 Заявление  

На правах искренней жалобы

(не зарегистрировано)

По причине отсутствия исторических артефактов, необходимых для написания художественного произведения (ввиду кражи 200 лет назад каким-то Пушкиным Сашей) моё участие в проекте по воссозданию исторической ценности народной сказки считаю категорически невозможным.

С уважением, неизвестный автор.

(вышеизложенные документы не найдены и никем не читаны).

 ПРОЛОГ  

Хорошо поставленный голос звучал мягко:

— Ниночка. здравствуйте! Как славно, что я застал вас! Вот. Эту рукопись передайте пожалуйста Евгению Ефимовичу лично.

Посетитель, высокий, стройный в идеально подогнанном сером костюме, вынул из кожаного портфеля увесистую пачку бумаги и хотел уж было протянуть перед собой, как вдруг рука его по неведомой причине дрогнула, и на пол скользнули несколько листов. Мелькнув незаметно, они тут же скрылись из вида. Мужчина не обратил на них внимания. Не увидела пропажи и Ниночка, — прелестное создание в голубеньком платьице — а только прощебетала с улыбкой:

— Я передам, передам, Михаил Афанасьевич! — вскочила и помогла пристроить бумаги на столе.

Гость вежливо откланялся и вышел из приемной. Немедля, как захлопнулась дверь, в глазах у него слегка помутилось, а в груди сделалось нехорошо. На секунду даже мелькнуло странное видение, до смешного похожее на прозрачного, длинного человечка, повисшего в воздухе… но тут же пропало.

Мужчина вынул платок, аккуратно приложил к вспотевшему лбу и задумчиво произнёс: «Жара. Жарко сегодня». И осторожным шагом направился к выходу.

А листы, так внезапно исчезнувшие от внимания посетителя и секретарши, больше никто и никогда не обнаружил бы…

«Москва тонула в пламени жары. Над Патриаршими нещадно палило заходящее солнце, заливая в окна домов цвет расплавленной меди и наполняя воздух удушливым, горячим запахом весны. Под зеленеющими липами со стороны Малой Бронной пытливый глаз случайного прохожего мог разглядеть две призрачные фигуры. Стоит сказать, однако, что в этом никакой странности впоследствии отмечено не было. Где ещё укрыться в час небывало жаркого заката, как не в тени городской аллеи. Одна из фигур походила на человека в помятом клетчатом пиджаке и жокейском картузике, а вторая и вовсе на огромного чёрного кота. Оба казались заняты беседой. Хотя в разговоре их тоже никакой странности не наблюдалось. Обыкновенный был разговор.

— Когда же он появится? — озадачено произнесла фигура, более похожая на кота.

— С минуты на минуту, — поспешно ответствовал тот, что в клетчатом. — И наши скоро будут.

— Вопрос — сгодятся ли?

Клетчатый пытливо глянул по сторонам и забормотал:

— Сейчас, сейчас, — усадил на нос разбитое пенсне, одно стекло которого отсутствовало, а второе треснуло, вытянул из кармана штанов потрёпанную записную книжку и полистал.

— Ага, вот! Извольте знакомиться, Берлиоз Михаил Александрович, в прошлом видный литературный критик, ранее занимал, был избран, назначен, а ныне… — он перебирал страницы, бегая глазами по строчкам, — О! Не кто иной, как редактор и председатель правления. А, Бегемот! То, что надо.

— А второй?

Клетчатый справился и о втором.

— Иван… Тут всё не так удачно. Грубиян, бездарный поэт и неграмотный атеист, но главное…, стишки у него… ну, ты понимаешь.

— Времени нет — мессир на подходе, — угрюмо кивнул кот. — А у меня ещё примус не куплен и гривенника нету. Может я их того?

— Что понимать под словом «того»? — ухмыльнулся клетчатый и театрально закатил глаза. — В своём ли ты уме? Как можно! Вот на обратном пути и пошалим.

Кот остался недоволен:

— В своём уме? Да я в чужой шкуре! Откуда у меня свой ум? А есть ещё кто поблизости?

Аллея, к несчастью, оказалась пуста. И только выше названные Михаил Александрович и некий Иван упорно к ней приближались, ещё не выдав себя присутствием перед фигурами, которые вели о них столь интересную беседу.

— А, гори они огнём! — игриво выругался клетчатый. — Мессир приказал организовать ему беседу с москвичами. Значит, нужны, как минимум, двое. Пусть будут. К тому же, заметь, уважаемый Бегемот, оба отъявленные атеисты. Это его положительно позабавит.

Кот отрешённо махнул лапой, но что-то прикинул в чужом уме и озадачился:

— Нестыковочка!

— Что такое? — клетчатый, дёрнув бровью, поправил пенсне.

— Жарко.

— И?

— Вот тебе и «и»! А ну как пить захотят и попросят нарзану…

— Тамара опять бидоны не помыла и соды лишку бухнула — сокрушённо подхватил клетчатый. — Ах, негодница! У Михаила Александровича аллергия! Пятнышками, бедолага, покроется и, чего доброго, побежит в аптеку. И Бездомный-поэт за ним, того гляди, увяжется. Мессиру это ох как не по нраву будет.

— Надо пить, — обречённо буркнул кот.

— Придётся.

И оба, не произнеся больше ни слова, решительно двинулись к пестро раскрашенной будочке с надписью «Пиво и воды».

Тут необходимо отметить отсутствие ещё одной странности этого, впоследствии страшного, майского вечера. Будочка оказалась не только пестра, но и открыта.

Первым нарушил молчание гражданин в пенсне, с широкой улыбкой обратившись к хозяйке заведения:

— Здравствуй, прелестница! Налей-ка нам поскорее нарзану.

Женщина в будочке с недоверием глянула на вопрошающего, потом на кота. Но первый улыбался широко и искренне, а последний держался уверенно и так лихо завернул правый ус, что особых подозрений не вызвал.

— Нарзану мало. На четыре стакана, — зачем-то объявила она.

— Мило! — восхитился клетчатый. — Вот все четыре и наливай.