— Ты даже не представляешь, насколько, — вздохнул Михаил Семёнович, доливая нам чай. — Мифология, а особенно — берендеевская тема, превратились для них в настоящую навязчивую идею. К примеру, один третьекурсник весной мне черновик курсовой работы принёс. ­Попросил высказать своё мнение…

— Курсовая? Неужели тоже о берендеях?

— Не совсем. О сказке «Красная Шапочка».

— Чьей? Шарля Перро или братьев Гримм?

— Скорее, о народном первоисточнике. Ты когда-нибудь обращал внимание, что среди славянских сказок аналога «Красной Шапочки» нет? А во Франции и Германии — есть. И это притом, что истории о волках и других животных у нас очень похожи. К примеру, сюжет о лисе с рыбой и волке над прорубью имеется ещё в «Рейнеке-лисе», а это, согласись, прекрасный образец старинной европейской литературы. «Волк и семеро козлят» — тоже международный сюжет. А «Красная шапочка» уникальна, она — чисто западноевропейская.

— Интересно, почему?

— Начнём с того, что волк там — не дикий лесной зверь, а самый настоящий оборотень, хитрый и жестокий. Он опередил девочку, убил бабушку и приготовил из неё обед, которым потом накормил Красную Шапочку. Мрачная была сказка, по-настоящему жуткая. Великий Шарль Перро адаптировал её для детей. Он заменил оборотня волком, убрал элемент каннибализма. Кстати, в варианте Перро и девочка, и её бабушка погибали. История заканчивалась шутливой стихотворной моралью из разряда «девочки, не заговаривайте с незнакомцами в безлюдных местах». А спасение лесорубами — это уже братья Гримм. Момент вскрытия волчьего брюха они позаимствовали из «Семерых козлят», и сказка получила счастливый конец.

— То есть, получается, что оригинальная сказка заканчивалась довольно печально?

— Да. Но если копнуть глубже, вся эта история ещё более печальна. Это и попытался изложить студент во вступительной части к своей работе.

— А можно подробнее? Интересно! — Я взял чашку, бросил на тарелку пару печенек и приготовился слушать.

— На самом деле, волк никого не убивал, и уж тем более не съедал. Он только укусил старушку, заразив её своим проклятьем. Укусил и был таков. А бедная Красная Шапочка застала бабушку в момент обращения. Оттуда и странные вопросы о больших ушах, больших зубах… Девочка успела сбежать — её спасло то, что даже в зверином облике старая больная женщина не смогла подняться с кровати.

— Но это же счастливый конец! Разве нет?

— Для девочки — да. А вот бабушка к утру скончалась. Кстати, оборотнем оказался дворянин, владелец тех земель. Бедняга никому не желал зла. Он всего лишь пытался спрятаться, чтобы сохранить свою ужасную тайну и переждать обращение подальше от людей. И никак не ожидал, что в ветхой развалюхе на опушке леса может кто-то жить…

— Ничего себе! Честно, никогда не смотрел на эту сказку с подобной точки зрения…

— Я тоже — до чтения этой курсовой работы. А теперь возвращаемся к вопросу: почему в славянском фольклоре нет аналога «Красной шапочки»?

— Может, на Руси не было оборотней?

— Именно! Точнее, были, но не те, образ которых навязан кинематографом и комиксами. Наши оборотни, или перекидыши, волкодлаки, от фаз Луны не зависили. Они могли превращаться по собственному желанию — благодаря специальному магическому ритуалу. При этом не теряли человеческий разум и не совершали кровавых безумств. А вот покусанные ими — те да, становились настоящими монстрами. Но повальных эпидемий оборотничества, как в Западной Европе, у нас не случалось.

— Да? А почему?

Муромский выдержал паузу и коротко ответил:

— Берендеи.

— А берендеи-то тут причём? — Не понял я.

— Как уже упоминалось, не все они ушли в пещеры. Часть осталась, создав закрытые общины в труднодоступных местах. Самая крупная возникла в Карпатах. Именно она и защитила Русь от волны европейских оборотней. Ведь берендеи — тоже перекидыши, но высшего порядка. У них иммунитет против укусов волкодлаков и созданных ими монстров. Вот потому у нас и нет страшных историй о кровожадных волках-оборотнях. Напротив, в песнях, былинах и народных преданиях зверем оборачивался положительный герой — князь Вольга, например, или запорожский атаман-характерник Иван Сирко.

Я заглянул в опустевшую чашку и поставил её на блюдце.

— Знаете, дядя Миша, на секундочку мне показалось, что мы обсуждаем не сказки, а реальность.

— Нет, что ты, — рассмеялся профессор. — Это всё сказки, легенды и версии. Среди них есть и довольно занятные. Например, ты знаешь, что по всем признакам, Беорн из «Хоббита» Толкиена — самый настоящий, классический берендей? В ранних черновиках автор даже дал ему имя «Medwed», но позже заменил близким по значению староанглийским. Помнишь, с какой лёгкостью он крушил оборотней-варгов в Битве Пяти Воинств?

— Да, когда-то это был один из любимейших моментов книги. И, наверное, самый любимый персонаж.

— У меня тоже. Кстати, я посоветовал тому студенту сменить тему курсовой.

— Почему? Интересно ведь!

— Интересно, не спорю. Но слишком уж фантастично. Не стоит выдавать сказку за научное открытие.

— И он согласился?

— Согласился. Теперь с друзьями пишет фэнтезийный роман. Периодически присылает мне черновики на вычитку, потом выкладывает на каком-то литературном ресурсе в интернете. — Дядя Миша откинулся на стуле и культурно зевнул в кулак.

Я с трудом подавил ответный зевок и взглянул на часы.

— Ого, как время летит! Уже десять вечера! Что ж, погостил — пора и честь знать! Давайте помогу убрать со стола.

Вдвоём мы быстро справились с уборкой.

Поблагодарив доброго хозяина за гостеприимство и подарок, я отправился домой.

Глава 3

Стояла замечательная летняя ночь, тихая и тёплая. Несмотря на довольно поздний час, начало одиннадцатого, маршрутки ходили хорошо. До своего двора мне удалось добраться быстро и без приключений. Зато во дворе…

Пока я искал по карманам ключи от двери в подъезд, внимание моё привлёк жалобный собачий лай и злобные ругательства за домом.

Это меня насторожило. Не так давно в подвале нашей многоэтажки поселилась маленькая стайка бездомных собак. Чистых, стерилизованных и дружелюбных. Раньше бедные животные обитали на территории местного рыночка, но после нашествия коммунальных живодёров были вынуждены уйти. Наш подвал — сухой, тёплый и просторный, пришёлся им по вкусу. Здесь их никто не трогал, не обижал, а кое-кто (не буду показывать пальцем) даже подкармливал. Но, кажется, вездесущие догхантеры и сюда добрались. Надо бы проверить.

В тусклом свете уличного фонаря мне открылась неприятная картина: длинный нескладный субъект, размахивая толстой палкой, гонялся по палисаднику за несчастными псинами. Явно не с добром. Паре молодых кобельков уже досталось, и они с повизгиванием скакали на трёх лапах в стороне от побоища.

Я вообще противник беспричинной жестокости. А если у меня на глазах кто-то обижает беззащитное существо, тем ­более — собаку, могу и озвереть. Всё спокойствие и природное миролюбие как рукой снимает.

Собственно, именно это сейчас и произошло. Кипя от праведной ярости, я подскочил к обидчику и с силой вырвал у него палку. Тот сперва опешил, вытаращив на меня мутные гляделки, но тут же пришёл в себя. Оскалив зубы, выхватил откуда-то длинный нож и без лишних слов ударил. Точнее — попытался. К нашему обоюдному удивлению, я увернулся и от души врезал отобранной палкой по вооружённой руке. Нападавший взвыл, выронил нож и схватился за отбитые пальцы. Притихшие, было, собаки залились оглушительным лаем. Но злодей и не думал сдаваться. Ругнувшись, он упал на четвереньки и зашарил по земле в поисках своего оружия. В его раскосых глазах сверкнула такая злоба, что я даже отступил, но в следующий миг опомнился. Ударом ноги отбросил нож в сторону и с размаху сломал палку о тощий злодейский зад. Перехватив обломок на манер дубинки, приготовился к продолжению.