Могучие бычьи тела, громадные петушиные головы, увенчанные мясистыми алыми гребешками, над широкими спинами яростно хлопают короткие крылья.

Куротуры… В чьём воспалённом мозгу родилась идея слить воедино столь разных животных? Кто решился на столь странный эксперимент? И кто додумался выпустить этих опасных тварей в дикую природу?

Надо будет не забыть и спросить потом у Баси.

Мы остановились на краю леса, решив пока не рисковать и не выезжать на открытую местность. Не хватало ещё под горячий клюв попасть!

— Подождём. Может, подерутся и уйдут, — склонился к окну Мидавэль. — Но и расслабляться не будем, — он вынул из колчана стрелу и положил на седло перед собой.

Я сунул руку в карман и убедился, что Копыт вынимается одним быстрым движением.

Ваня ещё крепче обнял рукоять верного кузнечного молота, но даже не проснулся.

Необычные бойцы тем временем и глазом не повели в нашу сторону: схватка была в самом разгаре.

Более мелкий звероптиц, рыжий, с блестящими перьями и шерстью, выглядел куда моложе своего огромного, угольно-чёрного соперника. Отсутствие силы и опыта он пытался компенсировать агрессией и нахрапистостью: по-юношески горячо и нагло наскакивал на противника, клюясь и толкаясь. Чёрный, хоть сам и не нападал, отбивал атаки легко, словно играючи, нанося в ответ короткие точные удары.

— Интересно, а за что это они бьются? — Тихо спросил я у кисы. — Если за барышень, то их что-то не видно.

— Должно быть, там, в лесу за лугом, пасётся целое стадо ­куров, — ответила та. — Они редко выходят из чащи, не любят открытых пространств. А самцы выясняют, кому это стадо будет принадлежать весь следующий год. Скорее всего, рыжий выскочка-прошлогодок решил бросить вызов местному вожаку-патриарху. Но, как видишь, шансов у него маловато.

Петушиный бой длился уже больше четверти часа. Обширный участок луга перед озером, взрытый острыми копытами, превратился теперь в перепаханное поле, щедро засеянное перьями.

Бока молодого куротура кровоточили, его золотистый пух кружился в воздухе, но тестостероновая ярость не утихала. Невзирая на боль от ран, он снова и снова с громким мычанием налетал на старика. И всё с тем же неутешительным результатом.

Наконец, патриарху наскучила эта цыплячья возня.

Встав на дыбы, он распахнул крылья и внезапно всем весом обрушился на рыжего юнца. Тот не удержался на ногах, с жалобным кудахтаньем покатился с откоса в озеро и с громким плеском ухнул в воду. Там немного побарахтался, вынырнул, переплыл на другой берег и, прихрамывая, исчез в густом подлеске.

— Кажется, сегодня не его день, — мяукнула Бася. — Теперь целый год будет набираться сил для реванша, а следующим летом непременно повторит попытку.

Чёрный куротур тем временем отряхнулся, довольно распушил перья и испустил вслед удирающему неудачнику громкий победный крик.

Эхо от трубного звука прокатилось над озером.

Ваня зашевелился на своём кресле, негромко застонал и приоткрыл глаза.

— Да-да, мама, я уже встаю, — пробормотал он, зевая и потягиваясь.

— С добрым утром, — лукаво мурлыкнула киса. — Тут такое было, а ты снова всё проспал! А ещё над Сеней смеялся!

— И что же такое я проспал? Мы что, уже в столице? — Дурак протёр глаза, огляделся и сфокусировал взгляд на невиданном птицезвере, медленно и спокойно уходящем в лес. — Ого! Вот это тварь, забодай меня петух! — Поражённо выдохнул он.

— Молчи, колдун нестандартный! — Возмущённо зашипела киса. — Накаркаешь ещё! Или тебе кабана мало?

Ваня испуганно икнул и прикрыл рот ладонью.

Поздно…

Чёрному куротуру в бычий зад словно заряд дроби всадили.

С истеричным вскудахтываньем он подпрыгнул на месте, резко развернулся и уставился на нас налитыми кровью глазами. Перья на шее грозно встопорщились, крылья распахнулись, а высокий алый гребень побледнел и съёжился, обнажив длинные и острые шипы. Надо же, какая честь нам оказана! Для брачной битвы с молодым сородичем рога не выставлялись!

Воинственно кукарекнув, зверь пару раз копнул землю копытом, наклонил голову и вдруг бросился к нам.

Тавия заржала и так резво стартанула, что эльф едва удержался в седле. Миг — и лошадка с седоком скрылась за деревьями.

— Газуй! — В один голос рявкнули Дурак с кисой, и я незамедлительно последовал их совету.

«Уазик» взревел двигателем и, выбрасывая из-под колёс тучу камней и серой дорожной пыли, рванул с места. Быстро, но гораздо медленнее, чем хотелось бы. Нас с Ваней вжало в спинки кресел, бедную кису снесло с капота, и она пушистым шариком скатилась мне под ноги. Впрочем, возмущаться никто не стал.

Массивная тёмная туша с неумолимостью лавины неслась наперерез. Ещё какая-то пара секунд, и тварь вылетит на дорогу. Не успеем проскочить — тут нам и конец. Лобового столкновения мы точно не переживём.

Надо бы поднажать…

Я перешёл на вторую передачу, затем на третью, изо всех сил давя на тугую педаль акселератора. Мотор рычал и завывал, но ускорялась машина тяжело и неспешно. Как ни крути, «уаз» — грузовичок-внедорожник, а не «Феррари». Гонки — не его стихия.

— Давай, конёк, миленький, ещё чуть-чуть! — Сквозь зубы приговаривал я, вцепившись в руль. — Ещё капельку!

Словно вняв мольбам, Деревянный Конь подпрыгнул и резко ускорился. Как оказалось, не по своей воле. Ряд круглых сквозных дыр в задних дверях свидетельствовал, что проскочить-то мы успели, но куротур нас всё-таки настиг.

Вот черз! Кто бы мог подумать, что эти массивные твари способны так быстро бегать⁈

Новый удар показал, что неприятности только начинаются.

Машина дрогнула и завиляла по дороге. Заскрипела раздираемая обшивка. Зазвенели, рассыпаясь, стёкла.

Чёрный птицезверь скакал тяжёлым галопом, пыхтя как паровоз. Почти поравнявшись с нами, он далеко вытянул шею и ­ловко клюнул правое переднее колесо. То с громким треском вывернулось, подломилось и осталось лежать где-то посреди Большака.

Несчастный «уазик» опасно качнулся, пьяно вильнул и, не слушаясь руля, на полном ходу слетел с тракта.

Прогрохотал между стволами толстых сосен, едва вписавшись и срезав о них боковые зеркала.

Проломился сквозь густой подлесок, с корнями выдирая кусты малины и ежевики.

С рёвом выскочил на маленькую круглую полянку.

Пропахал землю оторванным бампером.

Остановился, уткнувшись в старый могучий дуб.

Заглох и с жалобным скрипом завалился на правый борт.

Приехали…

Очнувшись от короткого шока, я осознал вдруг, что сижу на чём-то твёрдом и до ужаса неудобном, а на шее у меня экзотическим воротничком висит Бася.

— Уй… Забодай меня… — Сдавленно прохрипело снизу.

Чем-то до ужаса неудобным оказался Дурак. К счастью, вполне целый и почти невредимый. Правда, помятый немного. Мне тоже удалось отделаться всего лишь незначительными царапинами и лёгкими ушибами.

— Киса, ты как? — Спросил я, стаскивая пушистое чудо с шеи и осторожно ощупывая.

— Ой, живая вроде, — пискнула Бася, вырываясь. — И, кажется, целая. Давайте скорее выбираться отсюда! Не думаю, что эта тварь так легко оставит нас в покое. Они на редкость упорные.

Мы быстро, но осторожно удалили остатки лобового стекла и вылезли наружу. Испуганная киса тут же прыгнула на дерево и вскарабкалась почти на самую верхушку.

— Лезьте сюда! — Мяукнула она сверху. — Быстро! Зверь где-то рядом! Я слышу его!

Ваня отбросил прихваченный по инерции молот, уцепился за нижнюю ветку могучего дуба, подтянулся и исчез в густой листве.

— Сеня, ты чего застрял? — Беспокоилась кошка. — Давай-давай, залезай скорее!

Я же стоял и молчал, не в силах отвести взгляд от останков Деревянного Конька.

Лёжа на боку, с выбитыми окошками и выпавшими фарами, с оторванным колесом и рваной обшивкой, он напоминал сейчас несчастное погибшее животное. Зрелище грустное и печальное настолько, что у меня к горлу подступил комок, а на глаза навернулись непрошенные слёзы.