Хоть Ваня и не пользовался никакими измерительными инструментами, лежаки вошли в салон «уазика» как влитые. Колёсные арки теперь совершенно не мешали, а под кроватями и вправду образовались просторные ниши для багажа.

— А где это наша киса? — Спросил вдруг эльф, озираясь по сторонам. — Куда пропала?

— Не знаю, — заволновался я. — Она же за вами побежала! Неужели заблудилась? Идём искать!

К счастью, никуда идти не пришлось.

Из дыры в плетне выскочила взъерошенная Бася и со всех ног кинулась ко мне.

— Сеня, Сенечка, помоги! Он… Он ко мне пристаёт! — ­Задыхаясь, мяукнула она.

Я подхватил её на руки и привычно посадил на плечо.

— Кто же тебя обидел, чудо моё?

На плетень вспрыгнул жутковатого вида полосатый рыжий кот: тощий, весь в боевых шрамах, с надломанным хвостом и разбойничьими жёлтыми глазами.

— Вот, он! Он!.. — Сдавленно пискнула кошка, стараясь вскарабкаться ещё выше.

Ваня заржал в голос, эльф же только ухмыльнулся.

— И чем тебе этот котяра не угодил? — Дурак вытер выступившие от смеха слёзы. — Гляди, какой красавец, петух забодай! Боец! Ладно скроен, крепко сшит, просто первый бабр на деревне. Не дивно, если все тутошние котенята — евойные.

— Прости, первый кто? — Не понял я. — Бобёр? Оригинальное сравнение. Очень похож, одно лицо прям.

— Какой ещё бобёр? — Удивлённо поднял невидимые брови Иван. — Бабр, говорю, лютый зверь, большой и страшный. Ну… Кот, только очень большой. Его ещё степняки заитильские джульбарсом кличут.

— Тигр это, Сеня, — сжалилась надо мной дрожащая Бася. — У вас его встарь так же звали, да только заморское название больше прижилось. Так что, как говорит Ваня, котяра этот — первый тигр на деревне. Но лично я ничего общего с этим деревенщиной иметь не хочу, будь он даже золотым крылатым львом!

— А почему нет? Ты же молодая, красивая, он тоже парень хоть куда. Котятки выйдут — загляденье!

— Какие ещё котятки? — Киса даже зашипела от негодования, вцепившись когтями в кольчугу. — Я не готова к семейной жизни! Мне учиться нужно, карьеру строить!

— Вот из-за таких помыслов вы и превращаетесь из милых кисок в злых облезлых кошек, — назидательно проговорил Дурак. — Всё вам не так! Коли рожей али кошельком не вышел — так сразу «не готова», «мне учиться».

Мидавэль согласно кивнул. Тоже, видать, обжигался.

Кот тем временем начал наглеть.

Призывно завывая, он спрыгнул с плетня и, гордо задрав кривой хвост, направился к нам, не спуская с Баси горящего взгляда. Та затравленно сжалась, кажется — даже дышать перестала.

— А ну брысь! — Ваня грозно топнул ногой, но рыжий нахал даже глазом в его сторону не повёл.

Кажется, он собрался вспрыгнуть ко мне на другое плечо и устроить там себе романтическое свидание. Ещё петь начнёт…

Внезапно я почувствовал тупую ноющую боль во всех зубах одновременно. Довольно странное ощущение: они словно перестали помещаться во рту. Опухли и заныли дёсны. Зрение затуманилось, дыхание перехватило.

Звук, вырвавшийся из моего горла, больше напоминал злобный звериный рык, чем болезненный стон.

Наглый котяра замер, словно на стену напоролся. Сжавшись от испуга, он выгнул спину, зашипел и вдруг молнией метнулся к ближайшему дереву. Белкой взлетел вверх по стволу и затих, прикинувшись листиком.

— Ну ты, Сеня, и рычишь, забодай меня петух! — Дурак пригладил вставшие дыбом волосы. — Я и сам чуть было на соседнюю ветку не вспорхнул. За компанию.

— Да зубы вдруг заболели, — пояснил я, морщась. Кажется, отпустило. — В вашем мире их как-то лечат?

— А зачем лечить? — Ваня недоумённо пожал плечами. — Это ж просто зубы! Они либо сами гниют да выпадают, либо в хороших драках выбиваются. А если совсем невмоготу — я вырвать могу. Клещи есть, опыт тоже имеется!

Оптимистично, ничего не скажешь!

Мидавэль подошёл ко мне, ссадил с плеча на землю притихшую кошку и просто сказал:

— Открой рот.

Вспомнив, как ловко он управился с почечным камнем, я безропотно подчинился.

Мой друг посмотрел, удивлённо вздёрнул левую бровь и насмешливо мотнул головой.

— Не понимаю, чего ты жалуешься: отличные здоровые зубы, все на месте.

Я только руками развёл. Затем вдруг сообразил:

— Как это — здоровые и на месте? У меня же со школы пломбы стоят! А пару лет назад один зуб вообще вырвали. Треснул, когда в колбасе кость попалась…

— Не знаю, что и когда тебе попалось, но сейчас все на месте. И отлично выглядят. Не веришь — сам убедись, — эльф кивнул на боковое зеркало «уазика».

Я и убедился.

«Так не бывает! Не бывает!» — твердил разум, но руки, язык и зеркало утверждали обратное.

— Это невозможно! — Крикнул я вслух.

— Возможно, Сеня, — тихо мяукнула Бася, потираясь спинкой о мой ботинок. — В нашем мире многое возможно. Просто прими это, порадуйся. И поехали, скорее, пока мой «жених» не вернулся.

Помахав на прощание седоусому селянину, глядящему из окошка хаты, мы покинули Лысый хутор и вернулись на Столичный Большак.

За следующие три часа пути преодолели около двух сотен километров. Погода стояла тёплая, даже жаркая, но приоткрытые форточки спасали от духоты.

Обошлось почти без приключений.

На пустынном участке Большака дорогу нам попыталась преградить очередная ватага разбойников. Десятка два, с топорами и дубинками в руках. Завидев их, Мидавэль, ехавший впереди, притормозил и потянулся за луком. Я же, не мудрствуя, просто врубил сирену с мигалкой. Подхваченный лесным эхом, оглушительный минорный вой зазвучал тоскливо и жутко, словно сигнал воздушной тревоги. Побросав оружие и придерживая потяжелевшие от ужаса штаны, тати лесные трусливо попрятались в чаще.

Дурак высунулся в окно и издевательски засвистел им вслед, едва не вывалившись из машины.

Солнце скоро скрылось за деревьями, на тракт спустились летние сумерки.

— Едем дальше, или остановимся на ночь? — Склонился к окошку эльф.

— Давай остановимся, — решил я, сбрасывая скорость. — Утомился с непривычки, уже глаза болят от напряжения. А про зад я вообще молчу…

Полянка, облюбованная нами для ночлега, частенько использовалась проезжими торговцами для отдыха.

Под старым раскидистым клёном примостился просторный шалаш, крытый травой и сосновыми ветками. Внутри нашёлся очаг, выложенный плоскими речными камнями, толстая вязанка хвороста, десяток поленьев и несколько охапок душистого сена.

— Лучшего и желать нельзя, — обрадовался Ваня, бросая на землю свою торбу с инструментом. — Можем сегодня спать здесь, петух забодай! Чур, я у стеночки! Огонь разжигать, или обойдёмся?

— Обойдёмся, если не хотим созвать в гости всю лесную нечисть, — отозвался Мидавэль, с интересом осматриваясь.

Мы перетащили в шалаш наши кровати. Принесли матрасы с подушками, постелились. Затем я взялся за самобранку.

— Пора кушать! Чего на ужин желаете?

— Вас, человеки, и можно без хлеба, — ответил снаружи хриплый рокочущий бас.

В тот же миг послышалось пронзительное ржание Тавии и её дробный удаляющийся топот.

— И кто это у нас такой голодный? — Тяжёлый кузнечный молот словно сам впорхнул в руку к Ивану.

Без долгих разговоров мы дружно выскочили из шалаша: впереди Дурак с кувалдой, следом — эльф с кинжалом и, наконец, я со своим свинцовым Копытом.

На поляне нас вежливо поджидала стая чудовищных волкоподобных существ, которых я узнал без труда.

Там, в моём мире, одного такого задавил Артур.

Оборотни. Много, никак не меньше дюжины. Точнее определить мешала сгустившаяся темнота.

Крупные, под метр в холке, поджарые и лохматые, они стояли плотным полукругом, отрезая нам все пути к отступлению. На тупых широких мордах блестели в злобном оскале длинные острые клыки, а жёлтые раскосые глаза, казалось, метали искры. От тихого рыка сердце заколотилось быстрее, надеясь найти выход и удрать без оглядки.

— Щас порву, как Сеня хрюшку! — Задорно рявкнул Ваня, размахивая молотом, будто сухим прутиком.