Наташа время от времени приходила ко мне на беседы. Говорила, ей становилось легче после того, как она рассказывала очередную серию своих снов человеку, который внимательно ее выслушивал и даже обсуждал детали. Однажды Наташа удивленно сказала, что в ее сне появились новые персонажи. Представьте, каково было мое удивление, когда по описанию я четко узнал шариков-острозубов!

– Они появились неожиданно, – говорила Наташа, – начали падать с неба…

– Там есть небо? – спросил я ее. – Ты мне раньше его не описывала.

Наташа помолчала с минуту, задумавшись.

– Теоретически небо есть… Есть верх. Туда тянутся Лопрусы. Но неба, на самом деле, не видно, поэтому я его и не описывала. Скажем так, шарики падали сверху.

– Как снег? – продолжал любопытствовать я, ведь в моих галлюцинациях, в видениях других людей, которые видели шариков-острозубов, они появлялись в помещении. Явно не с неба падали.

– Я бы это сравнила с падением птиц, у которых раскрыты клювы, а там – огромные острые зубы, – неожиданно ответила Наташа. – Шарики начали меня кусать, цепляясь зубами за одежду. В конце концов они облепили меня всю. Я проснулась в ужасе.Ох, я свою подопечную понимал: шарики-острозубы оставляли крайне неприятные ощущения. Из-за них я тоже просыпался в ужасе, в поту, порой подпрыгивал во сне на кровати в тщетных попытках стряхнуть острозубов с себя. После визита Наташи я занес этих пушистых тварей в ее мир – в мир, где все несуществующие назывались на «л», и только мои шарики-острозубы не имели имени, так как явно свалились откуда-то с условного «неба». А я лично думал, что они пришли из миров чужих галлюцинаций.

Профессор, который вел у меня один из курсов по психологии, написавший известную книгу «Психология неизведанного», после защиты диплома пригласил меня в аспирантуру – писать диссертацию под его руководством. Конечно, я согласился! Мы с профессором говорили на одном языке, и работа шла бойко. По ходу дела я стал записывать не только видения, но и звуки. Правда, профессор посоветовал мне в диссертации сконцентрироваться на чем-то одном, однако, не бросать исследования слуховых галлюцинаций, оставив более глубокий анализ на будущее.

Со звуками у меня тоже была связана своя история. Я давно замечал, что слышу то шорохи, то скрипы, то будто падает какой-то предмет, а на деле выходило, что всё на месте. Как-то вечером, когда я работал над своей диссертацией, по потолку прокатился шар, потом другой – знаете, как в боулинге. Решил пойти к соседям, жившим надо мной. Нет, не жаловаться, а просто узнать, чего они там катают.

– Что ты, Олежек, – засмеялись они, явно подумав, что я выпил лишнего, – какие шары? Боулинг на дому? – продолжали улыбаться соседи, знавшие меня не первый год.

Тем не менее, шары периодически продолжали кататься по потолку. Еще чаще наверху двигали мебель. Рискуя навлечь на себя очередную порцию сарказма, я снова поднялся на верхний этаж.

– Простите, бога ради, – начал я, – думаю, опять мне мерещится или вы на самом деле двигаете мебель?

Соседи переглянулись и уже без всякого смеха твердо ответили: «Нет!»

В моих первых записях по несуществующим звукам записаны именно эти шумы, доносившиеся с потолка: катающиеся шары и передвигаемая мебель. Потом я начал слышать шаги на кухне. То есть, людей, кроме меня, в квартире нет, а будто кто-то ходит. К тому времени я уже жил один в обычной однокомнатной квартире, доставшейся мне от бабушки по наследству. Объявленная в стране пандемия заставила меня работать из дома. Я читал студентам лекции онлайн и также проводил консультации. В первые же дни ко мне записалась Лариса, которая видела галлюцинации на стенах. Нет, не во сне и не выпив. Просто иногда перед её глазами вдруг начинали появляться, скажем так, изображения. Как в кинотеатре на экране.

– Ничего с этим поделать не могу, – жаловалась Лариса. – я это не контролирую. Но появляются галлюцинации только, когда я одна дома. Если звонит телефон или кто-то приходит в квартиру, изображения тут же исчезают со стен.

Мы несколько раз разговаривали с Ларисой онлайн, а потом я пригласил ее к себе домой – тогда отменили пропуска, и она могла приехать без проблем. Это была симпатичная молодая женщина, выглядевшая немного растерянной и беззащитной. Нас быстро потянуло друг к другу, а так как кафе, кино (которое она, кстати, терпеть не могла, что неудивительно) и другие виды развлечений постоянно закрывали, мы проводили время у меня дома. Вскоре, я предложил Ларе переехать ко мне. Она тоже работала онлайн, и мы оборудовали ей рабочее место на кухне. Лара ставила ноутбук на кухонный стол, а когда мы ели, убирала его на время. Мне же требовалось больше места, и у меня стоял стационарный компьютер, поэтому я работал за письменным столом в комнате.

Видения на стенах в моей квартире Лару мучать перестали, но она начала слышать те же звуки, что и я. Более того, она тоже ощущала присутствие несуществующих у себя за спиной, поэтому сразу пересела с ноутом лицом к двери. Странно, но факт – если сидеть спиной к окну, ощущение пропадало. Вечерами мы обсуждали мои записи по несуществующим, которые множились – в столе лежала уже не одна исписанная тетрадь. Данные из тетрадей я переносил в компьютер, но и там создал для удобства несколько файлов, например, для мира Наташи теперь существовала отдельная папка.

Профессор считал, что для диссертации собрано более чем достаточно материала по зрительным галлюцинациям. Я-то давно понял, что это вовсе не галлюцинации, а реальные картины других миров, причем, миры эти часто пересекаются. Мы с Ларой пришли к выводу, что, скорее всего, иной мир, на самом деле, один. Просто он, как и наш – «здешний», огромен. Вот люди и попадают в разные его части, где водятся разные несуществующие, а где-то сталкиваются с одинаковыми.

– Звуки, – говорил я Ларе, – тоже проникают к нам из того же мира несуществующих. Они часто не согласуются с галлюцинациями и вообще, как нам кажется, не имеют с ними ничего общего. Но нет! Скорее всего, из-за временной и пространственной разницы с нашим миром мы звуки и образы воспринимаем разрозненно.

Думаю, благодаря постоянным наблюдениям, наши с Ларой галлюцинации (мы несуществующих продолжали называть этим словом) стали упорядочиваться и наполняться новыми смыслами. Казалось, вот-вот и тот мир удастся гармонизировать с нашим. Страшное переживалось вдвоем гораздо легче. Наташа тоже увлеклась нашей теорией и начала исследовать тот кусочек мира, в котором её вытаскивали из гроба. Теперь она часто видела несуществующих не только во сне. Алкоголь больше был не нужен, и Наташина семья благодарила меня за помощь. Но мы лишь пытались с ними подружиться – это была первая ступенька к налаживанию контакта и пока нас по-прежнему трясло от страха.

Мне оставалось исследовать психологию страшного. Это единственное, что нам всем мешало – страх перед несуществующими. Почему-то они нас пугали. От неожиданных странных звуков мы, как и раньше, вздрагивали и замирали, прислушиваясь и приглядываясь.

Самое странное случилось под зиму. Несуществующие начали пробираться ко мне в комнату явно с целью выкрасть мои тетради с записями и стереть информацию из компьютера.

– Они недружелюбны по отношению к нам, – поделился я с Ларой. – Поэтому мы их и боимся – они настроены враждебно и не хотят, чтобы мы их изучали, чтобы начали понимать их мир.

Лара была полностью со мной согласна. И мы решили отправить все мои тетради профессору. Я написал записку, которую вложил в посылку. Адрес профессора мне был известен, так как мне приходилось порой к нему приезжать для обсуждения диссертации.

Неожиданная смерть молодого доцента Олега Александровича Мелихова потрясла весь научный мир. Особенно себя корил его научный руководитель, профессор Николай Петрович Бертиев. Когда Олегу так была нужна поддержка, профессор находился в больнице с ковидом, и ни о чем не знал. Лишь после выписки, прочитав письма, приходившие от Олега на электронную почту, изучив его бумаги, которые получила на почте жена, Николай Петрович понял, что довело Олега до инфаркта. Страх и ужас овладели молодым учёным, уверовавшим, что галлюцинации, видения были настоящими, реальными, представляющими существующий в ином измерении мир. В записях много места уделялось некой Ларисе, которая, как понял профессор, жила в последние месяцы вместе с Олегом. Безутешные родители не знали ее телефона.