— Почему же, молодой человек? — вкрадчиво поинтересовался Дарли, подходя к крикуну ближе. — Объяснитесь, будьте добры!

— Мы… — следопыт руку опустил. — Мы тогда поспорили, кто все-таки выследит волка. Ну, после того случая, как вы следы нас искать брали, — он посмотрел на следователя. — И…

— Почему не взял моего человека? — нахмурился куратор.

— Его не было на месте. А с запада шли тучи. Дождь бы смыть все успел.

Юлиан посмотрел на него недовольно, но перед чужими взглядами выволочку устраивать не стал.

— И что дальше?

— Ну мы несколько раз ходили на то место… Потом отец припряг, ну я как-то и забыл…а Олежка он такой…никогда не отступает.

— Ситуация ясна. Не могу понять одно: чем мы виноваты?

Ефим смотрел на них удивленно

— Но…

— Если вы, два идиота, которые влезли туда, куда соваться им запретили…ведь запретили? — вопросительный взгляд в сторону подчиненного.

— Запретил. Категорически, — заверил тот.

— Сказано вам было: ни в коем случае на месте том не появляться! С вами что, следователь по-лакорийски говорил?

Ефим отрицательно помотал головой.

— Тогда сами и виноваты, — безразлично сообщил парню граф. — Я вокруг каждого идиота с табличкой: "не суй пальцы в огонь — он жжется!" бегать не намерен.

И он отвернулся к Афанасьеву, прибывшему с докладом.

Когда начальник военного отряда отбыл, Артемий подошел к Дарли.

— Возможно, это убийство неслучайно.

— Думаете, месть? — подхватил его мысль тот.

— Вполне возможно.

— Тогда дело еще хуже.

— Почему?

— Если бы он убивал из-за инстинкта, его можно бы было ловить как зверя. Спровоцировать, загнать в конце концов. Но движут им вполне понятные человеческие мотивы. Помощницу лекаря испугала его просьба — подкараулил, убрал. Парень пытался выследить, откуда он пришел — загрыз. Как прикажете его ловить?

Ведун задумался.

— Не все в нем от человека. Он же охотника гнал? А ведь мог убить сразу.

— Гнал, — согласился куратор. — Но видимо для того, чтобы тот почувствовал тоже, что чувствует зверь, на которого ведут охоту.

— Или ему это еще и понравилось? Он мог перегрызть ему глотку, но предпочел обезобразить лицо.

Юлиан присел на пень, обдумывая эту мысль.

Тут было над чем поразмышлять.

* * *

— Ушла в лес.

— В смысле?

Артемию показалось, что он ослышался.

— Че непонятного? — Никитишна посмотрела на него с изумлением. — В лес ушла Бирючка. Травы собирать. У нее ж тетка знахарка была, кой-чему научила. Сказала, что-то там у Семки заболело. Еще пополудни убегла, после дойки.

Ведун чуть не взвыл в голос. Дело близилось к вечеру. Неужто не вернулась? Может…

— Корова где?

— Мальчонка ейный домой повел…

— Он же болеет!

— Да не, не болеет. Болит что-то, она сказала. Так разве синяк какой или зуб мешают животинку домой привести? Смешной вы, ей-богу!

Мужчина отошел от дурной бабы. Все, что хотел, он узнал. Ну, Дарья, ну…дура!!! В округе бродит зверь, а она в лес! Голова на плечах имеется?

Артем привязал коня у корчмы и поспешил по тропинке к опушке. Однако заметил вдали знакомую фигуру и дальше припустился бегом.

Бирючка смотрела на подбежавшего мужчину с немым изумлением. Тот стал рядом, оперевшись руками о колени и пытался отдышаться.

— Дура… — прохрипел он.

— Что?

— Ты, глупая женщина, помереть захотела?

Та, кого столь неприглядно охарактеризовали, испуганно отступила на шаг назад. И еще.

— Стоять! — он ухватил ее за руку. — Ты нормальная? По лесу убийца ходит, а ты травки пошла собирать на ночь глядя!

— Какой убийца???

— Который Олежку вашего убил!

— Охотник мертв?

Артемий посмотрел на ее лицо и понемногу стал успокаиваться.

— Вы не знаете, что ли?

— Откуда? — удивилась женщина. — Кто нам что говорит-то? Ходили слухи, что вы ведьму-леснянку ищите, так то слухи.

— А Витка? Она же рассказывала.

Дарья нахмурилась.

— Немного. Она из дому теперь редко выходит. Да никто и не воспринял ее всерьез. Понятное дело, перепугалась девка. Но виданое ли дело, чтоб зверь человеком оборачивался!

— Виданное. Очень даже. Только человек зверем, Даша. Человек. И человек этот уже убил пятерых.

Дарья стояла молча. Смотрела на него так, словно ждала, что он сейчас посмеется, скажет "Шутка!" и об этом ужасе можно будет не думать.

Но мужчина выглядел серьезным. И очень взволнованным.

— Как же так…

У нее корзина с травами чуть из рук не выпала.

— Так про Олежку…правда?

Руки ее задрожали, он хорошо это почувствовал, ведь до сих пор держал ее ладонь. Она испуганно обернулась к лесу, потом посмотрела на следователя.

— Вот-вот. Знаешь, как я перепугался?

А потом он шагнул вперед и обнял ее.

Было уютно. Тепло. И почти нестрашно. Даша-Даша, что ж ты делаешь, опомнись!

— Пусти.

— Сейчас. Дай хоть осознаю, что ты живая.

Ударь его, Даша. Обидь, пока он тебя не обидел.

— Пожалуйста, пусти.

Эх, как была дурой, так и осталась. А говорила, злобы в тебе много. Где она, твоя злоба? Что ж не пнешь ты мужчину, что бежал тебе навстречу узнать жива ли?

Слышишь, ты, городской, пусти. Пока еще она сама может отстранится. Ведь ухватится за тебя — обоим больнее будет.

— Ну раз пожалуйста…

Он руки разжал. Но уходить не спешил. А Дарья стояла какая-то пришибленная.

— Пошли, провожу. — Он аккуратно вытащил из бледных пальцев корзинку и взял ее за руку.

Суровая женщина в этот вечер покорно шла рядом.

* * *

— Дарька хахаля нашла! Городского!

Сестра старосты в подробностях рассказывала всем желающим, как Бирючку искал "конторский".

— Язык бы тебе узлом завязать, Никитишна! — вступилась за Дарью Микулина жена, Стася. — Тебе небось стирка в радость — язык змеиный вывалила, туда-сюда поводила, и все, портки чистые!

— Да ты сама змея подколодная! А то…

— Завидно, что ль? — выпрямилась Дарья. — Твой-то тебе только тумаки ставит. А ты ему. Не жизнь — сказка! Чужой покой спать не дает?

— Гляньте на нее! — всплеснула руками женщина в ответ. — Сама баба срамная! В подоле принесла! А меня мужем попрекает! Да ты хоть весь город обласкай, нужна никому не будешь!

— По дочери судишь?

— Да моя Феклуша едва ль не Настьки краше…

— Да только Настасья с кузнецом не миловалась по сараям! Она хоть и дура доверчивая, а честь блюдет! А твоя не знала, куда себя пристроить!

— Да кузнец как есть, дух лесной! Заворожил! Все к нему бегали! Аль ты не ходила?

— Не надо напраслину возводить! — вмешалась опять Стася. — Все знают: Дарька кузнеца как огрела лопатой, так он к ней больше не совался. И Настасья не гуляла с ним. И Витка. Так что ты всех под одну гребенку не ровняй!

— Окстись! К Витке сам только волк лесной и подойдет! Ты с моей дочерью Конопатку не ровняй! Она уж и просватана! Будут с мужем ладно жить, еще обзавидуетесь!

— Прям как тебе!

— Да хоть и как мне! Мы душа в душу живем с Горей! А вам завидно! Чем крепче ссора, тем миловаться лучше!

Брошенное в пылу спора Никитишной белье медленно, но верно уплывало к центру реки.

— Погляжу я, как вы миловаться будете с мужем, коли ты без его порток вернешься! — усмехнулась Дарья.

Женщины, заслушавшиеся спорщиц, кинулись спасать то, что еще спасти было можно.

* * *

Он спал. Дарья провела ладонью перед лицом мужчины, усевшегося прямо на землю и спиной прислонившегося к ее забору, но он на это никак не отреагировал.

— Эй, вставай!

Артем подскочил, огляделся, потом сообразил, где он, и выдохнул.

— Что пугаешь?

— Это кто кого еще пугает! Может, ты ко мне под забор умирать пришел!

— А я, значит, ожил и не дал тебе пострадать?