— Светлой стороны! — ей очаровательно улыбнулись. — Вы извините, мы пораньше зашли — регламент, понимаете? Вы сегодня замечательно выглядите! Ой, что это?

Юрий, забывшись, коснулся синяка на ее лице. Как Екатерина не относилась хорошо к молодому секретарю, этот жест ей очень не понравился, и она поспешно отступила назад. Юрий посмотрел на нее с тоской и спрятал руки за спину.

— Простите, — он грустно склонил голову и стал похож на побитую бродяжку. Кате стало жаль парня.

— Все нормально. Просто…не совсем уместный жест. Но спасибо за заботу.

Юноша приободрился.

— Вас обидели? Напали? Мы можем заняться этим делом! Мы найдем! Накажем! Да я за вас…

Вдова поспешно перебила секретаря, пока тот не сказал чего-нибудь лишнего. Его внимание бесспорно льстило ее самолюбию, но его порывистость ее скорее пугала, чем доставляла удовольствие.

— Все хорошо. Не волнуйтесь. Неудачно упала. Доброе утро, капитан.

— Доброе, инкнесса, — Станислав насмешливо наблюдал разыгравшуюся перед ним сцену. Мережская ободряюще улыбнулась Юрию и, спокойно прошествовав к чайному столику, села напротив следователя. Помощник устроился рядом с начальством, тяжко вздыхая и периодически бросая на Екатерину обеспокоенные и влюбленные взгляды.

— Вы ничего не хотите нам сообщить? — спросил Гастин. Катя невольно дотронулась до щеки.

— Нет.

— Тогда мы зададим вам несколько вопросов.

Не успела Екатерина ответить, как в комнату решительным шагом вошел Михаил. Обозрел невеселую компанию и демонстративно уселся на диван рядом с вдовой.

— Позвольте представиться: Михаил Климский. Юрист инкнессы.

— Станислав Гастин. Следователь.

— Юрий Талькин. Помощник. В смысле следователя.

Парень сел ровнее и даже сделал грудь колесом. Катя помимо воли улыбнулась.

— Вы хотели задать вопросы, — напомнила она капитану, жадно рассматривающему ее юриста. Тот кивнул и перевел взгляд на нее.

— Вы знаете, что вашего мужа отравили волчьим дурманом?

— Нет, конечно. Вы же до сегодняшнего дня не сообщали мне эту информацию.

— У вас дома хранилось это зелье или что-то подобное?

— Нет. Зачем? Точнее, я думаю, что нет. Мне по крайней мере не приходилось видеть или слышать об этом.

Ее неуверенность не осталась незамеченной. Следователь немного помолчал, внимательно следя за ее реакцией и вдруг сменил тему:

— Что вы можете сказать о вашем пасынке?

Тут Екатерина задумалась.

— Ну…сын от первого брака. Младший…

— Его биографию мы знаем. Расскажите о нем, как близкий человек. Как мать.

Вдова вздрогнула и отвела взгляд. Никогда она ему не была матерью. И даже мачехой. При Евстафии юноша еще сдерживал свое недовольство новой женитьбой отца, а вот после его смерти показал свое к ней отношение во всей красе. И не сказать, чтобы инкнесса не понимала его — понимала, ведь видела, что Мережской сыну внимание не уделяет, но ее ли в том вина? Муж и ей не особо занимался. Понимание причин поступков пасынка однако не отменяло того факта, что Катерина не могла простить ему его постоянную злобу, агрессивное поведение и обидные, очень болезненные порой высказывания. Иногда ей удавалось сохранить маску безразличия, иногда нет, но видя, как он радуется ее страданиям, не получалось у нее простить ему его бесчувственность.

Мережская глубоко вдохнула.

— Служить ему нравиться. Потому что чин этот ему купил отец, а, следовательно, это практически его прощальный подарок. К тому же Николай амбициозен, он жаждет проявить себя, прославиться, а Великокняжеский корпус лучшее для этого место. Ему нравится, когда его жалеют и когда его хвалят. По сути он просто недолюбленный мальчик, который получал мало внимания в детстве.

Кате хотелось добавить «злой мальчик», но она не стала. Ради памяти мужа. Еще спустят на ребенка всех собак. А он, пусть и злой ребенок, но совсем не преступник. И отца любил.

— Мальчик? — усмехнулся Гастин. — Он на три года всего лишь младше вас.

Мережская пожала плечами.

— Мужчины взрослеют позднее.

— Считаете женщин умнее?

— Считаю, что у женщин нет выбора взрослеть или нет.

«Не маленькая уже!» — говорил Евстафий. А ей хотелось быть маленькой. Чтобы обняли, согрели, укрыли одеялом, рассказывая забавную историю…

Муж никогда не засыпал в ее кровати. Иногда он на нее злился, иногда ей гордился, но не любил. Она знала, что не любил. То, что он приходил ночью, никак с любовью связано не было. Берег. Давал деньги. Но не сидел у ее постели, когда она болела, не интересовался ее делами, он вообще по сути не знал ее. Впрочем, когда она заболевала в детстве, родители тоже к ней не приходили, как и брат с сестрой. Только старая Нита развлекала ее древними легендами, обтирала влажным полотенцем, носила ей с кухни бульон в большой красной чашке…

— Вряд ли ваш последний вопрос относится к делу, — заметил Михаил. Гастин ему не ответил.

— Хорошо, инкнесса. Как пасынок относится к вам?

— Он не одобрял этот союз, — честно призналась вдова, — но отца уважал и слушался.

Даже не лез к ней с издевками, если Евстафий был рядом. А теперь приструнить юношу было некому. Жаль, что Аглая не может с ним справиться и мальчик растрачивает свою жизнь на спиртное и времяпровождение в сомнительных кварталах.

— Это все, что вы можете сказать?

— Да.

Ее ответ не удовлетворил следователя. Станислав отобрал у Юрия папку с бумагами, немного покопался в ней, вытащил один из рукописных листов и протянул Мережской.

— Не хотите почитать?

Вопрос был задан так требовательно, что Екатерина насторожилась.

— Что там?

Михаил взял бумагу вместо нее и внимательно ее изучил.

— То, что о вас рассказал нам Николай. — пояснил капитан. — Разве вы не желаете ознакомиться?

— Нет, — резко ответила вдова, с неприязнью смотря на следователя. Тот в ответ рассматривал ее. Катя почувствовала себя подопытной мышкой, наподобие тех, на которых в соседних государствах ставят опыты в своих лабораториях маги. Впрочем, говорят, некоторые мышками не удовлетворяются. Вроде как на юге даже недавно кого-то судили за опыты над людьми… Впрочем, их Лакория соседствует с Илендией, где в свое время проводила чистку Инквизиция, и вследствие столь близкого соседства чародеев у них немного. Хотя в последнее время вроде как Великнесс очень даже заинтересовался их способностями.

Но это отношения к делу не имеет.

Девушка отбросила лишние мысли и встала.

— Если это все, позвольте откланяться.

— Как вам угодно.

У Михаила забрали бумагу. Талькин на прощание схватил ладонь инкнессы и долго тряс, потом опомнился, покраснел и отпустил. Катя на всякий случай спрятала руки в складки юбки.

— Светлой стороны.

— И вам, графиня.

Екатерина проводила недовольным взглядом покидающих гостиную посетителей и устало опустилась на диван.

— Почему вы не сказали про записки? — спросил Михаил.

— Не поверят, — вдова устало потерла виски.

— Плохо себя чувствуете?

— Нет. Все нормально. Просто голова. Пройдет к обеду.

— Распустите волосы. Легче станет. Проверено на Лизе.

Вдова нерешительно коснулась пучка.

— Нехорошо как-то…

Михаил попытался вспомнить прически провинциальных и столичных дам.

— По-моему в этом нет ничего не прилично. К тому же вам идет.

Катя покраснела и тут же убрала руку от головы.

— Так привычнее.

Климский подвинулся ближе к ней и начал вытаскивать из ее волос шпильки.

— Вы бледны, словно вот-вот в обморок упадете. Сделайте своему организму поблажку.

Вдова застыла, боясь пошевелиться. Чужие руки порхали над ее головой, щекой она ощущала дыхание Михаила.

— Вы не похожи на доктора или парикмахера, — заметила она смущенно.

— Считайте, что я устроился на полставки работать вашим другом.

Сердце затрепыхалось непозволительно радостно.

— И когда истекает срок действия договора?

— Когда я уеду.