Я крался бесшумно, держа палец на спусковом крючке, и вдруг увяз по колено в болотце. Нужно было бы снять сапоги. Но, пока я буду разуваться, тетёрка улетит. И я решил стрелять оттуда, где стоял.

Как следует прицелившись, я выстрелил. Дробью сорвало листву с берёзы правее сидящей на ветке птицы. Эх, промазал! Конечно, испугавшись выстрела, тетёрка сейчас улетит… Но, к моему великому удивлению, она по-прежнему как ни в чём не бывало сидела на ветке. Только наклонила голову, словно удивляясь, отчего это с берёзы посыпались листья.

Я прицелился ещё тщательнее и выстрелил снова. На этот раз листья посыпались ниже сидящей птицы. И снова она с удивлением наклонила голову, посмотрев вниз, на голые ветки.

Да что же это? Уж не привязана ли там эта тетеря? Или она глухая? Выстрелов не слышит?

Я перезарядил ружьё и опять выстрелил. Дробь прошла выше тетеревиной головы. Птицу осыпало листьями. А она только встряхнулась и изумлённо покрутила клювом.

Лишь после четвёртого выстрела, видно сообразив, что надо убираться подобру-поздорову, тетёрка взмахнула крыльями и, пока я перезаряжал двустволку, плавно опустилась в траву.

Мы возвращались домой. Впереди шёл Доржи, за ним — Василий Васильевич. К их поясам было привешано штук по шесть тетеревов. Я плёлся сзади, досадовал на себя и удивлялся, почему моя тетёрка так долго не улетала с ветки. Может быть, эта тетеря и правда была глухая. Нет, по всему было заметно, что она слышала грохот выстрелов. Наверно, не глухая, а просто глупая была эта птица. Окажись на моём месте другой, более меткий стрелок, вариться бы ей в кастрюле на нашем костре.

Любитель музыки  

Не знаю, сколько в тайге медведей, зайцев, косуль, барсуков, лисиц и прочего зверья, а вот бурундуков действительно великое множество. Бурундук — это маленькая серовато-жёлтая белочка с пятью чёрными полосками вдоль спины. И хвостик у неё на конце чёрный, распушённый, будто кисточка.

Очень много бурундуков жило вокруг нашей полянки. Отойдёшь от палатки за хворостом или за водой, а бурундуки так и выскакивают из-под ног. Промелькнёт зверёк в траве, вскарабкается на дерево и давай верещать — сердится, что его потревожили. Живут бурундуки в земле, в норках. Но спасаться от опасности спешат на деревья. По стволам и веткам они хорошо лазают — коготки у них цепкие.

Как-то раз взял я удочки и пошёл на речку рыбу ловить. Только свернул за кустик, из-под моих ног выкатился жёлтый полосатый комочек, заверещал пронзительно — и на дерево. Я даже вздрогнул от неожиданности.

Высоко бурундук взбираться не стал. Вцепился в кору острыми коготками, прижался к стволу и ждёт, что будет дальше. Наверно, он думал, я мимо пройду. А я нарочно остановился да ещё посвистел, чтобы его попугать.

Но бурундук совсем не испугался свиста. Он пошевелил короткими блестящими усами и прислушался. Я ещё посвистел. Бурундук — ни с места: слушает.

Тут уж я засвистал на все лады. Одну песню просвистал, другую начал. А сам подхожу всё ближе к дереву. Сидит бурундучок и не собирается удирать. Даже как будто не замечает меня, до того заслушался.

Совсем близко я к нему подошёл. Рукой дотянуться можно. А сам всё насвистываю:

Что стоишь, качаясь,

Стройная рябина,

Головой склоняясь

До самого тына!..

Такая уж грустная песня мне на память пришла.

И бурундук пригорюнился. Нахохлился. Наверно, и у него, бурундука, тоже в жизни не всё бывает ладно да гладко…

Жалко мне его стало. Кто знает, какое у него горе? Может быть, хитрый лесной жулик утащил все запасы, которые бурундук на зиму готовил; может, дети у него какие-нибудь непослушные родились?.. Протянул я руку и погладил зверька по тёплой полосатой спинке.

Бурундука будто электрическим током ударило. Запищал он и кубарем скатился в траву.

Возвратился я часа через два к нашей палатке. Двух ленков на обед принёс. Василий Васильевич уже костёр раздувает, кастрюлю над огнём прилаживает. Рассказал я ему, как бурундучок моего свиста заслушался. Думал, что удивлю его. Но он не удивился и кивнул головой.

— Верно, — говорит. — Бурундуки — большие любители музыки. Их так и ловят в тайге. Ходит охотник с длинной палкой. На конце у палки петля. Как увидит бурундука, так и давай свистеть. И до того зверёк заслушается, что подходи к нему хоть вплотную и накидывай петлю на голову.

Вот ведь как бывает. Кое-кого, оказывается, любовь к музыке до добра не доводит.

Сокровища Али-Бабы  

Когда августовское солнце в Забайкалье пересекает невидимую границу полдня, над тайгой, над сопками и полянами разливается томительный зной. Так и тянет прилечь где-нибудь в тени под деревьями и задремать или просто прикрыть глаза, уставшие от ослепительных лучей солнца. В такую жару вся тайга замирает в дремоте. И кажется, что не берёзы и осины, не лиственницы с пушистыми лапами, а сама тишина, мягкая, как лиственничная хвоя, обступила палатку со всех сторон.

Вот в этой-то полдневной тишине услышали мы однажды песню. Звенели в таёжной чаще задорные голоса. Откликалось в сопках громкозвучное лесное эхо. И до того неожиданным было услышать в тиши песню, что мы с Василием Васильевичем встрепенулись и прислушались.

Песня звучала совсем близко. Казалось, тут же рядом, за стеною деревьев. И мы, только переглянувшись, встали и пошли на голоса.

Песня звучала всё ближе, а вскоре к ней прибавились и новые звуки — странное равномерное звяканье.

Я раздвинул ветки боярышника, и мы увидели каких-то людей, которые сидели вокруг костра. Они пели и постукивали ложками по днищам алюминиевых мисок, словно аккомпанировали себе на невиданных музыкальных инструментах. Девушка в голубой шёлковой косынке помешивала большим черпаком в котелке, привешенном над огнём.

Заметив нас, незнакомцы перестали петь и стучать ложками. И один из них, весело взмахнув пустой миской, закричал:

— Вот и гости! Таёжные жители! Охотники-индейцы!.. Садитесь с нами кашу есть! — И, звонко ударив ложкой по миске, крикнул: — Гонг на обед!.. Валя, скоро?

— Уже готово, — ответила девушка в косынке.

От каши мы отказались, потому что сами недавно обедали. Но, пока весельчаки наполняли свои миски, объяснили им, что мы вовсе не таёжные жители и не индейцы, хотя и загорели на солнце. Рассказали, что на Акшинке проводим свой отпуск, а приехать сюда нам посоветовал один знакомый геолог.

Едва мы назвали фамилию геолога, как люди с мисками оживились ещё больше. И оказалось, что они тоже геологи, комсомольская поисковая бригада, и нашего знакомого хорошо знают.

— И куда же вы путь держите? — спросил Василий Васильевич.

— Домой, — ответил долговязый белобрысый юноша, тот, что дал гонг на обед. — Все работы закончены. Вот смотрите, что мы нашли.

Он взял вещевой мешок, как видно очень увесистый, развязал его и, перевернув, встряхнул. На траву посыпались какие-то камни.

— Сокровища Али-Бабы́, — сказал юноша. — Несметные богатства.

Камни были разные: белые, чёрные, красные, синие, с жёлтыми пятнышками, с розовыми жилками, с серебристыми крапинками, большие и маленькие, гладкие и шероховатые…

Было видно, что этот паренёк — шутник.

— Вы, может быть, не верите? — спросил он, заметив мою недоверчивую улыбку. — Ну так скажите, что это такое, по-вашему? — И показал мне грязновато-серый камешек с золотистыми крупинками и кристалликами.