– Дайсукэ-сан, это была вовсе не Суюки, – сказала я и хотела добавить, что настоящая Суюки стала призраком, который бродит по замку Сатоми, но осеклась. Я не знала, осталась ли душа Суюки в мире смертных или отправилась дальше. Да и жестоко было сообщать аристократу о том, какая участь постигла Суюки, раз уж после приключений при дворе и множества дуэлей он сильнее всего жалел о ее смерти.

– Я знаю, Юмеко-сан, – с улыбкой ответил аристократ. – Когда мы были в замке Сатоми, из-за ран я впал в забытье и… кое-что увидел. На мгновение мне почудился ее голос. – Дайсукэ нахмурился. – Надеюсь, я ошибся. Надеюсь, душа Суюки продолжила путь, а не задержалась в мире смертных. Но даже если это была она, та Суюки вовсе не походила на плачущую, полную ненависти сущность, которая взывала ко мне всего несколько минут назад. Да, внешность у них была одинаковой, и призрак так и норовил задеть мое чувство вины, но со мной говорила вовсе не та девушка, которую я когда-то встречал. Может, Суюки и была прислужницей, но в ней жила душа поэтессы. Она бы тут надолго не задержалась.

– Ха, – вырвалось изо рта Окамэ. Его лицо приняло странное выражение – словно его тянуло поглумиться, но наглости не хватало. – Ну что ты за аристократ такой, Тайо-сан, – наконец произнес он. – Болтать с прислугой? Обращаться с ней как с человеком? И как ты выжил при дворе, не совершив сэппуку?

Дайсукэ улыбнулся.

– Я ценитель искусства и красоты, Окамэ-сан, – ответил он и пожал плечами. – И точно знаю, что красоту можно встретить везде, вне зависимости от положения и обстоятельств. Истинная красота – редкий дар, он скрыт от других, и его часто не замечают. А проявиться она может в самый неожиданный момент. Я стараюсь отдавать ей должное каждый раз, как вижу.

– Красивая мысль, Дайсукэ-сан, – похвалила я. – В духе учителя Исао.

– Ага, – бесцветным тоном подтвердил Окамэ, – вот только мне все эти слова не говорят ровным счетом ни о чем.

– Эй вы трое, – Рэйка обернулась к нам. Даже у Чу, семенившего у ее ног, был раздраженный вид. – Мы идем по Тропе через царство мертвых, а не по весенней ярмарке, – сердитым шепотом напомнила она. – Ваша нескончаемая болтовня привлекает внимание! Не соизволите ли помолчать, пока мы не оторвемся от злобных духов, мечтающих утащить нас в Мэйдо?

– Простите, Рэйка-сан! – прошептала я. Мои спутники тоже что-то пробормотали в знак примирения, хотя Окамэ, не совладав с искушением, скорчил рожу священнице, как только она отвернулась. Души мертвых по-прежнему плакали и стенали, и их горькие обвинения достигали моего слуха, но голоса казались далекими и неважными. Рядом с Окамэ, Рэйкой и Дайсукэ я четко понимала, где реальность. Мертвецы уже не могли сбить меня с пути. Слишком уж много важных целей стояло передо мной.

Только дождись меня, Тацуми. Я уже иду. Мы скоро увидимся, клянусь.

Мы молча продолжили шагать по Тропе.

Мое путешествие через горы длилось почти целую неделю, и настроение у меня было прескверное.

За это время я убил двух цутигумо, гигантских горных пауков, нападающих на беспечных путников, которым не посчастливилось оказаться возде их пещеры, а теперь меня по пятам преследовала окури-ину – собака-ёкай, черная как ночь, да еще крупнее волка. Она держалась на расстоянии, спрятавшись от моих глаз, и поджидала, пока я споткнусь и упаду, а она сможет перегрызть мне глотку. Если бы я никуда не торопился, я бы прикончил эту докучливую псину, но ветер со снегопадом все усиливались, а окури-ину, к несчастью, обладали поразительной способностью отличать настоящее падение от притворного, так что подманить их было невозможно. Так что я продолжил путь, царапая когтистыми ногами снег и камни и обжигая кожу ледяными градинками.

Тацуми, как я заметил, углубился в себя. Последние несколько дней я почти не ощущал его присутствия. Разве что слабые вспышки чувств время от времени напоминали мне о том, что он еще живет в этом теле. Честно говоря, это слегка раздражало. Я рассчитывал, что убийца демонов будет страдать от отчаяния и бессильной ярости не один месяц, а то и год, глядя, как я вырезаю его клан, а потом сдастся окончательно. Впрочем, не то чтобы его уход в себя стал большой неожиданностью. Из Тацуми чуть ли не с рождения делали «оружие», его учили жить без чувств и привязанностей. И он научился превосходно подавлять свои эмоции.

Ветер наконец стих, и бледный оранжевый свет коснулся затуманенных горных вершин, прогоняя звезды и докучливого окури-ину, преследовавшего меня. Когда солнце поднялось в небо, окрасив снега розовым, я добрался до вершины Драконьего Хребта и обвел взглядом раскинувшиеся передо мной земли.

Далеко-далеко внизу, в долине, еще окутанной мраком, мерцали крошечные огоньки деревень, малых и больших городов семейства Мицу, Клана Воды. В тени гор дремали три огромных озера, а плодородные земли были испещрены десятками рек, ручьев и прудиков. Огромная Золотая Река, огибая горы Драконьего Хребта, змеилась по владениям Мицу, а после убегала на запад, к побережью, где впадала в бухту Драконья Пасть в городе Сэрью, столице Клана Воды.

К счастью, мой путь не лежал в те края. Я всмотрелся в долину и нашел взглядом следующий пункт назначения. Озеро Сэйдзюн Муцуми, самое большое из трех великих озер и крупнейшее в Ивагото, в тени гор казалось совсем черным. На бескрайней водной глади сверкали искорки света, по берегам ютились фермы и деревеньки, а меж ними пролегали леса и равнины. Озеро было до того велико, что пересечь его можно было лишь за пару дней, не быстрее.

Я начал спуск с горы. Солнце светило мне в спину. И хотя цель маячила у меня перед глазами, тропа оказалась крутой и извилистой, и потому я шел по ней до самой ночи. Когда я наконец добрался до дремучего леса и холмов у подножия Драконьего Хребта, радуясь тому, что снега остались позади, а меня снова объяла влажная духота позднего лета, уже стемнело. О́ни не могут замерзнуть до смерти, но мы существа из огня и жара, и наша кровь может обжечь людскую плоть. Холод я не особо любил.

Когда я вышел из леса к пыльной дороге, которая вела к одинокой деревеньке у кромки озера, луна уже поднялась высоко. У воды стояли домики на сваях, крытые тростником, и тянулись деревянные пристани с дюжиной лодок. Отсюда озеро Сэйдзюн напоминало маленькое море, раскинувшее свои воды во мраке до того широко, что дальнего берега не было видно.

Легкий ветерок принес с собой запахи рыбы и сырости, а за плеском волн я различил чью-то тихую песню. Обведя взглядом кромку озера, я заметил неподалеку одинокую рыбацкую лодку с фонарем на корме. Его свет покачивался на воде. Жилистый рыбак что-то напевал себе под нос, вытягивая на борт сеть, полную извивающейся рыбы, и я не сдержал улыбки.

Бесшумно выступив из-за деревьев, я направился к озеру. Старик, слишком увлеченный песней и уловом, не замечал меня, пока я не запрыгнул прямиком к нему в лодку.

– Прошу прощения, – сказал я, когда он, выронив сеть, развернулся ко мне. Гнев во взгляде сменился ужасом. Старик открыл было рот, чтобы вскрикнуть, но я вцепился когтями в его морщинистую шею и надавил – теперь он не мог даже пискнуть. – Но мне надо одолжить у вас лодку.

Старик задергался. Он судорожно схватился за мое запястье и принялся царапать его, широко распахнув рот в попытке издать хоть какой-то звук. Я поднял его в воздух и держал, пока он не перестал сопротивляться и не обмяк у меня в руке, едва не потеряв сознание. Только тогда я слегка ослабил хватку, и он шумно вдохнул.

– Так вот, – учтиво проговорил я, – как я уже сказал, мне надо одолжить у вас лодку. И вы, дорогой мой смертный, переправите меня на остров посреди озера. Уверен, вы знаете, о чем речь. – Старик ахнул, и я снова стиснул пальцы, выжимая воздух из его трахеи, так что бедолага не успел ничего возразить. – Вези меня на остров или я кишки твои рыбам скормлю. Выбирай. На чем остановимся? – продолжал я.