Аркадий рванулся к нему, но в тот же миг его обхватили и подняли сильные руки. Красивое лицо Горячева было искажено.

— Подонок! — выкрикнул Аркадий. И, отброшенный, едва не опрокинулся на землю.

— Дурак! — сказал Горячев.

Всхлипывая, уходила куда-то в глубь леса Маришка.

«Вот и все, — с разрывающей душу тоской подумал Аркадий. — Вот и все».

А потом он услышал, как Горячев подошел к бывшему официанту, оказавшемуся почему-то рядом, и жестким голосом произнес:

— Ежели сболтнешь кому, выгоню из бригады!

Но что это изменит?

Времени оставалось в обрез. Уже вышли из стана одетые во все рабочее Николай Иванович и Толя. Подождали у крыльца Алексея Дмитриевича. Затем втроем двинулись к берегу. Бухали тяжелые резиновые сапоги. Поскрипывали куртки и брюки. Тянуло табачным дымом.

Горячев и Олег Борисович возились у баркасов.

А рядом с Аркадием, сидевшим на бревнах напротив стана, стоял Миша и ждал ответа. Его прислал бригадир спросить: поедет ли корреспондент с рыбаками на подрезку или раздумал?

Только что в Аркадии все клокотало — скорей, скорей отсюда! Он уже собирался потребовать от Горячева, чтобы тот приказал доставить его на моторке до первого катера или теплохода, которые пойдут мимо. О Маришке он не думал. Пусть сама решает, как ей быть дальше. Как только вернутся в город, он тотчас же подаст на развод.

Ему и впрямь было ни до чего. Даже задание редакции он отмел как что-то не существенное. Да и вряд ли он сможет написать теперь о Горячеве.

Приглашение ехать на подрезку вмиг все поставило на место. Аркадий опомнился. О том, чтобы вернуться без материала, не могло быть и речи. Главный не простил бы молодому сотруднику. Его любимое выражение: умри, но сделай. Единственное, что остается, — схитрить, писать не столько о бригадире, сколько о его рыбаках.

— Пошли! — сказал он Мише.

Неподалеку от кухни Аркадий, повинуясь какому-то внутреннему голосу, обернулся и увидел жену и Юзю, выходивших из-за стана. Значит, Горячев послал за Маришкой стряпуху, та нашла ее и привела. Юзя шла, обняв гостью за плечи, и что-то негромко говорила. Они даже не взглянули на Аркадия, хотя не могли не видеть его. Только на крыльце Юзя вдруг оглянулась на него и укоризненно покачала головой. Стало быть, ей все известно. Впрочем, это его уже мало трогало.

Аркадий подошел к лодкам и, не глядя, спросил Горячева:

— Куда мне?

— А вон в тот баркасик! — ответил бригадир, провожая насмешливым взглядом.

Горячев оттолкнул баркас с Аркадием и легко перекинул свое крупное и сильное тело через борт на корму. И остался на руле.

На весла сели Олег Борисович и Миша.

На втором баркасе находились Николай Иванович, Алексей Дмитриевич и Толя — «веселые ребята», как их назвал Миша. Действительно, все трое были на редкость неулыбчивы и молчаливы. Но каждый по-своему. Диапазон неразговорчивости тут был достаточно большой — от угрюмого Николая Ивановича до экономного на слова Алексея Дмитриевича. Из-за того, что не с кем разговаривать, помалкивал и Толя.

Аркадий старался не оглядываться, потому что на корме его постоянно поджидал усмешливо-презрительный взгляд Горячева.

А впереди в неторопливом вечернем калейдоскопе рождались и умирали фантастические краски и очертания.

Сейчас великое озеро загодя готовилось ко сну. Небо над головой еще по-дневному светилось своей матово-нежной голубизной, а солнце уже укладывалось на ночлег. Густой синевой отливали далекие горы. Там небо было другим — фисташковым.

И вдруг, словно из ничего, выглянула луна. Ее прозрачный бесплотный диск зацепился за случайное облачко и повис на нем, как сережка в девичьем ухе…

— Где невод? — спросил Аркадий Мишу.

— А вот! — кивнул тот на поблескивавшие на воде кухтыли и бочата.

Затем Аркадий увидел торчавшие из воды колья. Это были гундеры, с помощью которых зацеплялись ловушки. Перед отъездом они с Маришкой познакомились с устройством ставного штурмоустойчивого невода, и поэтому он в общих чертах знал, что к чему.

Удивляло лишь тяжелое молчание рыбаков. Ни команд, ни разговоров, ни громких ударов весел. По-видимому, дело было всем настолько знакомо и привычно, что слова бы только отвлекали.

Вот и двор. Сюда рыба заходит после того, как натыкается на стенку ставника и начинает отчаянно искать выход. Но выбраться наружу ей уже на дано. Отсюда у нее один путь — в котел ловушки.

Свернув во двор, баркас Горячева стал поперек котла, которого пока не видно. Вторая лодка подошла к ловушке с противоположной стороны.

Николай Иванович и Алексей Дмитриевич внаклонку что-то колдовали у воды.

— Что они там делают? — спросил Аркадий Мишу.

— Отпускают затяжки.

— А для чего?

— Чтобы освободить нижнюю часть котла.

— Разговорчики! — предупредил Горячев Мишу.

«Это уже в мой огород», — подумал Аркадий.

Впрочем, им и в самом деле нельзя отвлекаться. Втроем они подтянули днище котла к борту и начали переборку.

Шесть рук уверенно и торопливо продвигались в глубь котла. Нет, Миша все-таки отставал. То ему вдруг приспичило почесать нос, то неожиданно прищемил палец.

Горячев все время подгонял его:

— Миша, перебирай!

Порой сердито напоминал:

— Не перехватывать!

Аркадий сообразил, что в этом случае в неводе может остаться рыба. Им все больше овладевал азарт. Омули сейчас перегонялись в один из углов котла. Еще минута, другая, и весь улов будет на виду…

— Ты что, в первый раз сегодня?

Горячев бросил недовольный взгляд на Мишу: очевидно, тот опять что-то сделал не так.

Миша даже запыхтел от усердия.

И вот вода между баркасами закипела и засеребрилась от поднятой рыбы.

— Начинай! — негромким голосом распорядился Горячев. По сути дела, это была его первая команда за сегодняшний день.

Замелькали огромные сачки. Живыми килограммами плюхалась рыба в баркас Николая Ивановича.

В считанные секунды голубая рубаха Горячева покрылась темными пятнами пота.

И вдруг короткая задержка. В руках бригадира сверкнула большая и гибкая рыбина. Мгновение — и она, взмахнув хвостом, исчезла в глубине.

— Почему он ее выбросил? — спросил Аркадий.

— Нельзя, — ответил Миша. — Осетр.

Аркадий с сомнением посмотрел на Горячева. Неужели он всегда так ревностно соблюдает законы? Даже когда нет посторонних?

Но уж очень спокойно среагировали на это остальные. Никто не переглянулся, не проводил сокрушенным взглядом огромную рыбину.

Что ж, приходится признать: и работает Горячев красиво, и людьми руководит толково.

Вот только писать о нем он будет вскользь. На большее у него не хватит ни духу, ни выдержки.

Впрочем, на короткий очерк материала уже достаточно. Можно и убираться отсюда! Как? Да все равно как! Хотя бы вот на том фешенебельном теплоходе, весело и безмятежно несущем вдалеке свои многочисленные огни.

Аркадий перешагнул скамейку.

Последние сачки с рыбой, и в опустевшем котле носились взад-вперед две крохотные сорожки.

— Вы сможете подкинуть меня моторкой до теплохода? — спросил Аркадий Горячева.

Тот вытер рукавом с лица пот.

— Чего это вдруг?

— Чего это вдруг? — зло переспросил Аркадий.

Но Горячев пропустил шпильку мимо ушей, спокойно сказал:

— Завтра пополудни катер будет.

«Зачем я ему? Или боится, что увезу Маришку?» — озадаченно подумал Аркадий и твердо произнес:

— Я должен ехать.

— Дело ваше, — ответил Горячев. — Скоро поедем сдавать рыбу. Можете ехать с нами. Там чаще катера ходят.

— А до теплохода не подбросите?

— Покуда с остальными неводами управимся, не меньше двух часов пройдет. А еще заправиться горючим надо. Где уж нагнать его?

— Значит, только до рыбообрабатывающего пункта?

— Это уж как сами решите. Хотите — ждите катера.

— Нет, ждать не буду.

Горячев промолчал.