— Так вот, мне нужен обзор будущего рынка. Сколько людей по Москве и по регионам имеют проблемы с сердцем? Какие у них доходы? Они собираются тратить деньги на лекарства или будут так умирать? Объем записки не меньше 50 страниц, чтобы все было ясно до полной запредельности. Я обращаюсь к тебе, потому что у тебя, говорят, есть контакты — отыщи мне классного специалиста, если это вообще реально в такие жесткие сроки. У меня отведен бюджет — четыре штуки. Две можешь расписать тому, кто напишет доклад. Будет справедливо, если остальное возьмешь себе.
— Попытаюсь помочь, но ничего не обещаю, ты даешь мне слишком мало времени. Подожди три часа, и у меня будет ответ.
Тут же я понял, кому надо звонить. Николай Андреянович Сапожников, который теперь, за его почтенность и заслуги, был взят на должность главного редактора некой медицинской газеты. Мы с ним помянули светлой памяти Центр науки и культуры. Еще минуты две попечалились о том, как непросто все в жизни. Потом я попросил познакомить меня с лучшим специалистом из тех, кто в Академии медицинских наук занимается кардиологией. Н.А. дал мне телефон профессора Бориса Ильича Хрушина, и, решив, что кто-то у меня серьезно болен, наказал держать хвост пистолетом.
К этому Хрушину я поехал на Профсоюзную. Человек, открывший мне дверь, был невысок ростом, лыс, обладал черной с проседью бородой и огромными, глубоко запавшими, страшными глазами…Раскольники, лесные скиты, пожары — вот что сразу представилось мне. Ради моего визита он нарядился в рубашку, зеленый галстук и старый, добротный пиджак с рисунком, в точности напоминавшим "белый шум" на экране телевизора, когда окончены все программы. Мы с ним, впрочем, договорились. "Удачно, что вы позвонили мне именно сейчас. У меня есть черновик моего доклада в академии, там собраны все данные — и крайне интересная статистика". Затем он с усмешкой поинтересовался, собираются ли господа бизнесмены оплатить его услуги. Когда я назвал ему сумму, он удивился так сильно, что схватил себя за бороду, словно мужичок из сказки.
А доклад он сделал вполне качественный, и Цыган, посмотрев на цифры, сказал, что, похоже, речь может пойти о серьезном контракте. Несколько дней спустя у нас произошла еще одна встреча. "Моя компания зарабатывает очень много, — говорил мне Цыган, умеренно и обоснованно понтуясь. — В медицине я ничего не понимаю и честно тебе скажу: чем меньше буду понимать, тем лучше будут идти дела. Мне понравилось, как ты нашел того мужика. Соглашайся на две штуки в месяц знакомить меня с людьми, подгонять контакты. А в случаях, когда ты мониторишь сделку от начала до конца и она приводит к деньгам, я бы платил тебе десять процентов. Я знаю, что у тебя есть свои проекты, но заработки лишними не бывают".
Это оказалось не такой уж трудной работой: быть посредником между академическим, старым миром, миром моих родителей и родственников — и миром тех людей, которые наняли меня. Мое образование и здравый смысл пригодились Цыгану — несколько раз я спасал его, когда он с невежеством и азартом отечественного бизнесмена хотел впутаться в разные шарлатанские проекты. Он уважал меня и слушал. Работа на него занимала немного времени.
Но часто я думал, как мало зависит от самого человека, как много — от обстоятельств и той бессмысленной вещи, которая называется статусом. Обратись я тогда, той безнадежной осенью к Коростылеву за работой, я бы ее, скорее всего, получил. Быть может, меня — как не слишком эффективного менеджера среднего звена — точно так же подарили бы снисходительному и успешному Эдуарду Цыгану. Возможно, что занимался бы я, учитывая мой диплом, примерно тем же самым. Только за мой труд мне были бы снисходительно брошены совсем другие деньги. Но так получилось, что к этим людям я вошел с парадного, а не с черного хода.
За свою новую жизнь я особенно не цеплялся, но и выпадать из нее не хотел. Раз судьба выносит меня куда-то к иным берегам, не стоит препятствовать ей.
…И теперь у меня была Наталья.
Перед вторым нашим свиданием я спросил, что подготовить к ее приезду.
— Все, что сочетается с шампанским, — ответила она. — И если достанешь розовый брют, это будет супер!
Я понял стиль, которого надо придерживаться, и одобрил его. Вместе с ней в "Британскую империю" явились комнатные туфельки из синего атласа, на высоких каблуках-шпильках, с неуловимыми, невесомыми помпонами из меха. Со своей стороны я ответил тем, что стал водить ее в лучшие бутики Москвы и покупать шелковые халаты, купальники и дорогое белье. Вот это она любила. При виде разложенной на прилавке горки атласа и кружев стоимостью пятьдесят евро за грамм ее красивое лицо итальянской крестьянки оставалось бесстрастным, но глаза загорались просто зверским блеском.
Иногда ее кожа пахла травами, ванилью, лимоном — это означало, что ко мне эта женщина явилась из спа-центра или массажного салона. Она с большим уважением относилась к своему правильному, сильному телу, служа ему так, словно то была доверенная ей святыня. И в то же время ей была свойственна какая-то небесная, высшая объективность в оценке своей внешности. Я спросил, любит ли она надевать деловые костюмы. "Милый, — тут же отозвалась моя подруга, растягивая слова, — это же будет соверше-енно нелепое зре-елище!" И правда — ей были свойственны расширенные книзу юбки, свитера из нежной шерсти, носила она и темные платья с высокими воротничками, как у школьницы, а на длинной шее всегда блестела тонкая цепочка. Один раз по моей просьбе она надела черные брюки, бросила на плечи узкий, гранатового цвета шарф, волосы распустила — и стала похожа на героиню тех фильмов, где свидетели падают с манхэттенских небоскребов, а последний выстрел звучит уже в финале, под титры.
Я пробовал располагать ее в курительном салоне, устраивал на диване, словно восточную красавицу, все это делать с собой она разрешала, хотя и без особенного энтузиазма.
Но ванную комнату оценила вполне. Тогда в одной из торговых галерей я посетил специальную лавочку, где накупил мешочки с морской солью, шершавые бомбочки, которые в воде с шипением взрывались в пену. Выбрал все, что могло бы понравиться ей — и за свои труды был вознагражден картинами нереальной красоты.
Несмотря на свой первобытно-языческий облик, эта женщина, посещавшая меня два или три раза в неделю, была существом крайне рассудочным. Ни разу в жизни я не видел, чтобы чьими-то действиями до такой степени управлял здравый смысл. Как-то в разговоре я сказал, что в будущем, когда создам семью… Коротко и ясно тут же мне объяснили: "Дорогой, за тебя выйдет замуж только су-умасшедшая". В глазах разумной Натальи Михайловны невысока была цена постоянному союзу с кем-то подобным мне: чрезвычайно богат, располагает досугом; вокруг, несомненно, алчные девушки, постоянные соблазны. Ко всему этому следовало относиться крайне неодобрительно. Сама же она в семейной жизни превыше всего ценила стабильность.
О своем призрачном Вадиме она реально заботилась. Нет, правда, то был истинный идеал жены и матери. Однажды я вдруг ее потерял, искал по всей квартире и, наконец, обнаружил в кухне. Прижавшись к столу, как-то внутренне собравшись, поставив одно колено на стул, она обсуждала, как строить отношения с неким буржуйским партнером: "И всякий раз давай понять: в России есть свои правила бизнеса и без твоих советов он здесь пропадет, только не проговаривай это открыто, а постепенно подводи его к такой мысли…" Я подумал, что ей будет неловко оттого, что я застал ее за таким исполнением супружеских обязанностей. Но она, увидев меня, строго погрозила пальцем и продолжила разговор.
Не сразу, но я все-таки сумел разобраться с ее истинным отношением ко мне. Обыкновенная представительница ап-мидл класса, женщина тридцати с лишним лет, уже давно замужем за человеком, неторопливо делающим неплохую карьеру. И вот теперь она могла позволить себе эти тайные встречи. Она многое могла позволить себе. Подобным же образом бизнесмен, чьи дела в порядке, а компания управляется разумно и правильно, может, посмотрев в окно на однообразную природу, заказать билет и недели на две отправиться к островам в Индийском океане.