Морохов быстро пошел вперед, но, должно быть, пропустил поворот или вообще свернул не туда. Коридор закончился непредвиденной и неизвестной развилкой. Куда теперь? Наугад пошел влево, и тут очень близко послышались шаги. Кто-то осторожно шел по коридору ему навстречу.
Пусть этот неизвестный служитель “Мадагаскара” выведет его к фонтану, и прекратится, наконец, бессмысленное одинокое кружение. Человек находился уже совсем близко, шаги его сделались осторожнее — и вдруг стихли. Морохов вышел из-за поворота. Его свеча мгновенно осветила того, кто шел к нему.
Это был незнакомый смуглый мужчина с короткой бородой, в белой чалме и в рубашке, перевязанной веревкой. Увидев Морохова с горящей его головой, он закричал от ужаса и бросился бежать.
Морохов побежал за ним. На руку ему плеснул горячий воск, но не было времени на это отвлекаться. В жизни он не испытывал такого азарта. Тот, за кем гнались, был молод, бежал быстрее, к тому же Морохов боялся нечаянно погасить свечу. Крупная круглая серьга в ухе у того человека, в темноте она поблескивает. Дальше виден тупик в конце коридора, и здесь надо загнать его в угол… Но в стене обнаружилась дверь, гость нырнул туда. Морохов последовал за ним.
Тут свеча его все же погасла. Одновременно что-то каменное прыгнуло под ноги… ступенька. Мстислав едва не упал, схватился за перила, достал зажигалку и снова зажег свечу. Она осветила узкое, совершенно неизвестное пространство: железные перила, плафоны в пятнах краски. “Это пожарная лестница”, — догадался он. На стене выцарапана надпись гвоздем по белому мелу: “Воронеж — лучший город Земли! Света, Надя, Олеся — штукотурщицы. Январь 2001”. Наверху слышны слабеющие шаги, надо следовать за ними. Сил бежать уже не было, поэтому Мстислав Романович шел быстрым шагом, но и тому, кого он преследовал, нелегко давалась эта погоня. Как будет отлично поймать его! Другая оборванная надпись на белой стене черным фломастером: “Скажи Ибрагиму — ключи… ”
Тут ему показалось, что шаги на лестнице стихли. Поднялся вверх еще на несколько пролетов… Перед ним дверь, выходящая в коридор уже неведомо какого этажа. Она распахнута, еще дрожит и, следовательно, призрак ей воспользовался. Беглец и преследователь вновь переходят в господскую часть “Мадагаскара”, их ноги ступают по ковру. По обе стороны, как несущие караул солдаты, выстроились двери квартир, где никто никогда не жил. Морохову показалось, что впереди он видит движение смутной тени. Поворот. Впереди — темный провал коридора, справа — высокая двустворчатая дверь. Надо выбирать. Идет направо к двери, открывает ее…
И тут он увидел, как к нему тянется множество рук — все маленькие, темные, окостеневшие. На его исключительное счастье в эту секунду зажегся свет, хоть и какой-то уцененный, желтоватый.
Морохов обнаружил себя на галерее. За широкими окнами переваливалась с тучи на тучу огромная белая луна. Вдоль стены рядами стояли крашенные под бронзу статуи — девицы в длинных юбках, с зонтиками и собачками, какие-то, наверное, аристократки, извивались в кокетливых позах. Человек исчез, и не было шансов найти его. Мстислав Романович взглянул на свою голову. Она догорела до середины, края ее были неровными: еще возвышались уши, да кусочек носа стойко держался на тонкой восковой перемычке. Морохов машинально отломил его и опустил в середину, в горячий жидкий воск. Все было очень спокойно и тихо.
Но какой странный был у него вид! Словно из пещеры Бен Ладена или Али Бабы. Здесь что, сместились временные пласты и между лестницей и залом для боулинга завелся обрывок одиннадцатого века? Теоретически, привидение не должно бояться живого человека. И как оно умудрилось в таких условиях зародиться? “Мадагаскар” слишком молод для таких затей. На его месте даже кладбища не было, а лишь пятиэтажки и небольшая свалка. Подобные объекты не могут генерировать призраков, или же призраки эти должны выглядеть совсем по-другому. В одеянии из рваных газет семидесятых годов, с сигаретой “Космос” в зубах…
Так рассуждал Морохов, постепенно понимая, что теперь ему уже очень страшно. За тем человеком он гнался, как гончая за добычей. Но цель растворилась в темном пространстве, и теперь его окружила и поймала абсолютная тишина. Кокетливые истуканы, стеклянные стены, в конце галереи виден кусок коридора с неизбежной мозаикой. Быть может, теперь кто-то уже начал охотиться за ним. Не хотелось и думать, что свет снова может погаснуть.
Но он становился все ярче и, наконец, полностью восстановился. Без приключений удалось добраться до квартиры. Открывая дверь, жилец услышал, как кричит и в истерике колотится о стол мобильник. Взял его.
— Мстислав Романович, с вами говорят из управления полиграфкомбината в Кунальдыме. Ночью произошла авария. Разрыв коллектора рядом с первым цехом. Мы боимся, что придется останавливать производство. На месте — аварийные бригады МЧС, но пока не удается перекрыть воду, она подтапливает соседние дома и ремонтные мастерские маргариновой фабрики. Уже прибыли из прокуратуры, и приехал заместитель губернатора Семен Трофимович Деревянко. Разрыв произошел в зоне ответственности города, но вы понимаете, ведь все равно начался наезд на нас.
Последним ночным рейсом он улетел в Сибирь и не вылезал оттуда почти месяц. Склонил местные коммунальные службы быстро подписать с ним договор об отсутствии претензий. Вознаградил их тем, что взял на себя обслуживание той несчастной коллекторной станции. Обратил внимание на пустырь недалеко от комбината и нашел способ его прибрать. Дал два интервью местному телевидению. С главой городского Пенсионного фонда сыграл партию в бильярд на месячный бюджет его ведомства. Все завершилось как надо, но слишком много сил отобрало у него великое кунальдымское урегулирование. Он позвонил своему помощнику, велел доставить из Москвы загранпаспорт и договор с турфирмой; затем был перелет через оставшуюся часть Азии, пять дней в Бирме и неделя в Таиланде, в отеле на сваях у побережья острова Краби.
Только в конце апреля он вернулся в “Мадагаскар”. Утро, почти уже летнее, плавало в солнце. Морохова встретила половина его головы, выгоревшая, похожая на чашу, из ее пыльной середины торчал черный обрубок фитиля. Вся история казалась такой далекой, серой, смутной и почти исчезающей в сознании — как снег, который всюду лежал тогда, а сейчас растаял.
Остаток свечи был возвращен в шкаф, и дверцы шкафа закрыты.
14
Страницы из дневника Александра Л., написанные им во время двухдневной презентации загородного отеля “Сенатор-Club”, рядом с зеркалом, в котором отражаются Элтон Джон и Памела Андерсон, приехавшие на церемонию торжественного открытия.
…Постепенно, не прилагая к этому никаких усилий, я стремительно стал входить в некое новое сообщество. Как шарик для пинг-понга, который уронили со стола, он несколько раз подскакивает на месте, потом прыгает со ступенек дачной террасы, катится, набирая скорость, и неизвестно где остановится — так же в новом направлении устремилась и моя жизнь. Меня зачислили в молодые богатые жители столицы, я стал именно тем вожделенным персонажем, за которым гоняются издатели глянцевых журналов, владельцы бутиков, автосалонов, фитнес-центров. Редок и ценен был я, за мной стоило поохотиться, и в азарте этой погони не оставалось времени выяснять, чем, собственно, зарабатывает на жизнь будущий трофей. Люди в хороших костюмах и с тщательным загаром подходили ко мне, начиная разговор о чем угодно, чтобы с неумолимой непринужденностью вручить мне свой прайс-лист или каталог.
Мои занятия и источник доходов оставались для всех неясными. Мне показалось целесообразным прибегнуть к какой-нибудь одной короткой фразе, которая, как рекламный слоган, навсегда связалась бы с неясной моей персоной. Всем и повсюду я стал объяснять, что у меня биологическое образование и это очень помогло мне в жизни, хотя я до сих пор жалею, что полностью не посвятил себя науке.
Это был грамотный и хороший ход, всех удовлетворивший. Рассуждения о том, что Александр Л. — несостоявшийся ученый, избавляли от необходимости размышлять, кто он, собственно, этот Александр Л. Что до моей нынешней работы — все считали меня приятелем и партнером Коростылева, который и сам не знал, кто я таков. Но он держал меня при себе, ожидая от меня пользы…
