Но стоило покинуть улицу, войти в арку — и благородная эта упорядоченность сразу ломалась. Длинные и путаные дворы были внутри, там росли постройки со сложными номерами — дом 14-а, строение 4, владение 2. Волнистый рельеф их старых крыш напоминал холмы на Среднерусской возвышенности. В полуподвальных первых этажах окна начинались от земли, и на уровне своих ботинок я видел фикус, клавиатуру старого компьютера и женский локоть в белой кофте. В этих домах рассчитывали платежи за тепло и газ, продавали удобрения, шили куртки, ремонтировали зонты и ключи. Из одного такого подвала паломников отправляли в Индию.

От некоторых владений остались только стены, внутри же на куче мусора торжествовали иван-чай и крапива. С другими вовсе разделались, но над дворами висели их призраки, и на торце высокого жилого дома оставались четкие очертания бывшей лестницы и кирпичные заплаты на месте дверей. Иные строения, напротив, были уже зверски подвергнуты ремонту, и, чтобы отделить их от потрепанного и бедного остального мира, перед свежеокрашенными фасадами ставились ажурные ограды. Внутри, как пингвины в вольере, иногда сидели офисные работники в темных костюмах и светлых рубашках — они выползали отдохнуть на лавочке и поймать слабые лучи последнего осеннего солнца.

И прямо перед ними на балконе соседнего дома висят тренировочные штаны, пришпиленные за штанины, наподобие победоносной буквы "V". Скрип качелей, воркование голубей… Мне вдруг пришло в голову присмотреться к деревянным скульптурам на детских площадках — какой класс! Встретил русалку с гигантским голым бюстом и совершенно блядским выражением глаз. Еще были "Волк и семеро козлят" — хищник сутулился в центре группы, как пожилой интеллигент, пойманный компанией гопников.

Утренний город был лучше, чем всеми восхваляемый ночной, — в эти часы люди жили, а не напряженно развлекались. Интересно было заходить в кофейни и бары. Вот я в полутемном зале, а за соседним столиком сидят двое, должно быть, недавно вылезшие из постели. Она — классическая отечественная проститутка, круглолицая, добродушная — настоящая матрешка. И партнер — немец или австриец, задумчивый, рыхлый, несомненно с комплексами. Так вот: своего друга она раскручивала на покупку в секс- шопе искусственного двучлена за девяносто девять евро. Иностранный гражданин не совсем понимал, для чего девочке нужда в таком предмете и, главное, почему из его кармана надо сувенир оплачивать. Тогда она очень чисто и наивно, с изумительными техническими подробностями принялась растолковывать, что двучлен необходим ей для секса с любимой подругой. Лично я бы поставил на то, что девица дожмет немца. Хотя и мужик был кремень: все пыхтел и говорил: "Не думаю, что это нужно". Финал переговоров мне неизвестен — участники допили виски и ушли.

В другой раз я сидел в маленьком зале, вокруг меня на стенах висели лосиные рога и гербы невиданных государств, то есть это заведение претендовало быть чем-то иным, чем просто дешевым кабаком. За столом собралась компания людей, которые пытались выглядеть чем-то иным, чем просто пьющими старыми мужиками. Их беседа происходила за моей спиной, заговорили о предыдущих поколениях, и один из участников медленно и хрипло стал рассказывать, что прадед его звался Амброзио Ламборджини.

— Постой, он итальянец был, что ли?

Человек с хриплым голосом объяснил, что да, итальянец и что в Италии живет семейство Ламборджини — они делают длинные спортивные автомобили для королей и миллионеров. Из тех самых Ламборджини и происходил Амброзио, и был даже гораздо лучше их, потому что нынешние — из Феррары, а он был из Болоньи, из самого настоящего, более древнего рода… Не видимый мною человек объяснял это подробно, а товарищ его все спрашивал:

— Ну хорошо, а тогда объясни мне, почему мы оба с тобой ездим на "жигулях"?

— Опять ты пытаешься меня опустить, козел, — огорчался синьор. Я поднялся и, надевая пальто, взглянул на него.

И правда — он был итальянец чистейший! Подобных ему я много видел на улицах Милана — даже очки и синий шарф на шее были такими же. Как я не заметил этого, когда садился за стол и равнодушным взглядом окинул их компанию? Но зато теперь меня забавляло поразительное его отличие от соседей — простых русских алкашей, сморщенных старых опят.

— Да, — проговорил тот же медленный прокуренный голос, — а бабку мою звали Елизавета Амвросиевна, после войны она работала в тресте "Мосподземстрой" на Басманной.

Это говорил не тот, на кого я смотрел, а сосед моего итальянца, пьяный человечек со спутанными волосами и повисшим длинным носом. Действительность закружилась перед моими глазами, и я поспешил уйти оттуда.

А день спустя я проснулся что-то очень рано, мне стало скучно, я вышел из дому, в кромешной тьме побрел какими-то переулками и оказался в очень дорогом кафе всего лишь на четыре или пять столиков. Вдруг двери отворились. Шурша, шелестя, мерцая и колыхаясь, вошли четыре потрясающие настоящие фотомодели, отгулявшие, должно быть, вечеринку. Попросив себе соков и кофе, они завели разговор, касавшийся, как мне сначала показалось, каких-то масштабных инженерных проектов.

— Сначала заливается раствор. Со всех сторон проводят дренажные трубки, и начинает работать вакуумный насос. А потом все обрабатывается озоном, нет — азотом.

— Он же молодой еще. Сорок два года. Ты посоветуй ему, что это не обязательно. Ты ему объясни, что есть другой способ. Смотри, покупаешь в супермаркете имбирь, натираешь его на терке, мешаешь с перцем, делаешь компресс и обкладываешь всю проблемную зону вот так и так.

— Ну да, с тем, как он себя понимает, будет он имбирь на жопе носить… Знаешь, они же в таком возрасте головой сильно страдают. Это называется кризис середины жизни. Я помню, мне Алика Мельниченко рассказала. Познакомилась в "Рангуне" тоже с одним не старым. Он привез к себе домой. У него огромный пафосный дом, две высотные башни, шикарная постройка, и он совсем один там живет. Вообще. Во всем доме. Он устраивает испытания для девчонок. Вроде бы с мозгом у него не все в порядке, и ему хочется шутить такие шутки дешевые. Выводит ее в темный коридор, говорит: "Беги, зайчик!" А своего человека из сервиса наряжает как страшного призрака, и он на нее кидается.

— Кидается, а дальше что этот призрак делать хочет? — спросила одна из них, совсем невероятная, вся оливковая и удлиненная.

— Смотрите, я не знаю. У них не дошло до этого. Ну, женщина наша должна уметь за себя постоять. Она схватила со стены полосу железную, на которой цветы крепились, прямо в него ударила и сбежала.

— А мне Мельниченко по-другому рассказала. Тот папик, который ее пригласил, он вообще был не в курсе. У него в обслуге маньяк работал. Серийный маньяк, он вроде бы в этом доме скрывался.

— Девчонки, откройте тайну, у Алики чьи сиськи? У нее Катерины Сергеевны сиськи?

— Нет, нет, слушайте! Ей не Катерина делала. У Алики сиськи от Клаудио. Мне точно известно, потому что это я ей посоветовала. Я — первый человек в Москве, нет, вообще во всей России с сиськами от Клаудио. Марьяна говорит, что мне на них мемориальную доску надо будет вешать…

Меня напрягало, что во время этих странствий у меня нет никакой связи с магазином, но эту проблему я решил, сделав переадресацию с рабочего номера на мой мобильник. И однажды продавца из "Британской империи" действительно потребовали к телефону. Ему звонили из ателье, его звали на примерку костюма. Что же, я посетил их, выяснив предварительно, не придется ли мне оплачивать эту мою рабочую одежду. Но оказалось, что деньги давно перечислены фирмой, которая когда-то нанимала меня.

Сначала я предполагал, что целыми днями буду сидеть в Интернете, рассылать свои резюме и искать другую, настоящую работу. Но потом мне стало страшно, что какая-нибудь работа действительно меня отыщет, и с поисками было покончено. К тому же на мою карточку поступали сразу две зарплаты: продавца и охранника, а расходы были весьма невелики.