Теперь ожерелья не было, и Морохов спросил у Алены, куда оно делось.
— Колье? — сказала она растерянно. — Наверное, там в коридоре упало.
Алена боялась оставаться одна, но, безжалостно покинув ее на необитаемом острове, Морохов отправился за греком и его пресмыкающимся. Рыскал несколько минут, пока украшение не блеснуло в боковом темном коридоре. Поднял его, вернулся по мостику в тропический сад, бросил на колени к Алене и стал готовить ей и себе новые коктейли.
— Красивая штука, — заметил он.
— Я его с Кипра привезла, — сказала девушка. — Мы отдыхали в Лимассоле, а Камил сказал: “Зажжем в Айа-Напе, там круче всего!” Короче, мы приплыли туда на яхте, after-party было в китайском ресторане, а потом я зашла в ювелирный магазин. Его долго взвешивали на таких маленьких весах, чтобы посчитать, сколько серебра… Мстислав, Слава, что это у вас на рукаве?
Он посмотрел на свой рукав, выругался и немедленно вызвал охранника. Принесли фонарик, чтобы осветить темный коридор, там, где была небольшая лужа крови, темная и одновременно ослепительно яркая. В ней валялся сорванный со стены железный, узкий, острый на конце кронштейн для горшка с цветами, но горшок здесь так и не повесили, потому что цветы не растут там, где не предусмотрели окон.
Морохов — что случалось с ним исключительно редко — не понимал, как объяснить произошедшее и что делать дальше. Подумав, он вызвал себе обычных советских милиционеров.
Через полчаса прибыли три широких сонных человека. Колонны, лестницы и фонтаны дорогого дома заинтересовали их больше, чем бестолковый и сомнительный рассказ борисовской воспитанницы и несомненная кровь на полу. Вместе с сержантом и двумя рядовыми жилец “Мадагаскара” изучил все, что в тот вечер и ночь фиксировали видеокамеры. Нигде, однако же, не отразилась даже тень постороннего злодея, пролезающего на территорию. Наконец, гости ушли, унося зеленую сотенную купюру, которую Мстислав Романович им подарил в связи с тем, что у Алены Серафимовны Мельниченко, жительницы Ставрополя, не было московской регистрации.
Было без четверти восемь утра. Через сорок пять минут в лобби-баре отеля “Балчуг” у него начинались переговоры. Уроженке Ставрополя он всучил на прощанье пакет с ненужными шашлыками — пусть накормит свою кошку или бой-френда. Вызвал такси и отправил домой. Вот и все.
На следующий вечер, когда он вошел в “Мадагаскар”, Ибрагим Евстигнеевич поднялся ему навстречу.
— Сразу должен вам рассказать — милиция поймала человека, который причинил всем столько волнений.
— Кто он?
— Странное существо. Вор, бродяга и немного сумасшедший. Отлично известен милиции. Шатается по окрестностям, живет подаянием и мелким воровством. Он залез в “Мадагаскар” в надежде, понимаете, что-нибудь стащить. Неожиданно увидел красивую молодую женщину — тут, конечно, его покинули последние остатки разума… Хорошо, что ваша знакомая не растерялась. Она ударила его ниже плеча, ранение незначительное, опасности не представляет. Той же ночью его взяли — в соседнем микрорайоне, возле гаражей. А к нам он проник через озеро, по льду, а потом сквозь окно, которое, если помните, разбилось накануне. Видеокамеры контролируют только двери, его они не смогли зафиксировать. И в тот момент ни охранника, ни консьержа на входе не оказалось, они побежали заниматься камином.
— Как он сюда залез? Территория охраняется по периметру.
— Полетели датчики. Они испанские, не в силах, конечно, выдержать наши морозы. Но мы связались с фирмой, которая обеспечивает безопасность здания. Там отреагировали мгновенно: уже сегодня установлены новые приборы. Качество самое лучшее, продукция произведена в Норвегии.
— Вы не можете представить, — добавил вдруг консьерж, — не можете представить, какое ужасное впечатление произвела эта история на всех нас. Абсолютно точно я вас уверяю: не повторится ничего подобного.
— Что такое старинная одежда, которую он нацепил? Он что, музеи грабит?
— Замерзал. Украл где-то полотенце, повязал себе голову, и получился вроде как тюрбан. По крайней мере, так показалось девушке. От испуга многое можно вообразить.
— Хорошо. Раз он человек и без того известный, пусть менты с ним разбираются сами. У меня времени нет давать показания, да и вообще со всем этим возиться.
Консьерж ответил:
— Да, безусловно, от дальнейшего беспокойства вас оградят.
Все-таки было что-то странное в этой короткой истории. Но она завершилась так понятно и просто. И лень было требовать иных объяснений.
10
Страницы из дневника Александра Л., написанные им на кухне салона “Британская империя” рядом со скульптурой бегемота из дерева боболо.
Итак, наступил октябрь 2003 года, новой работы у меня не было, я брел по Москве, по Тверскому бульвару, и вдруг мне позвонила на мобильник тетка из отдела кадров Клуба традиционных ценностей. Едва не плача, она рассказала, что ее обещали отпустить и отдать зарплату лишь после того, как все бывшие творцы конструктивного консерватизма официально уволятся и получат у нее трудовые книжки. "Хорошо, завтра я к вам заеду". Но все оказалось не так просто.
Когда Герасим еще только приступал к своему проекту, служба безопасности человека с котлами вдруг вздумала проверить сомнительную мою персону и потребовала от меня трудовую книжку, копию диплома и военный билет. Полтора года они провалялись в одном из офисов нашего хозяина, где-то за Лыткаринскими промзонами. "Сашенька, вот в чем сложность! Тот человек, у которого ключи от сейфа с вашими документами, забежит на работу утром в понедельник, а потом прямо оттуда уедет в командировку. То есть управиться вам надо совсем рано. Вы ведь сможете подъехать туда до девяти утра?"
Я представил себе, как сейчас возвращаюсь к себе в Электрогорск, ранним утром еду обратно в столицу, перебираюсь с одного вокзала на другой — под мутным небом, в толпе сонных людей. Нет, такие подвиги мне не по силам. И вот что я сделаю сейчас — останусь в Москве и контрабандным образом переночую в своем старом жилище. У меня и ключ еще оставался. Я позвонил по прежнему своему телефону, никто мне не ответил — значит, скорее всего, квартиру пока никому не сдали. Поздним вечером я вошел в пустую комнату, всю в серых тенях.
В ящике стола лежала ручка с надписью "Молодежный центр науки и культуры" и рисунком в виде человеческого глаза и молнии — Сапожников когда-то подарил мне этот сувенир. Постельного белья в квартире не было. Ночевать пришлось, завернувшись в скатерть.
В шесть утра я встал, недолго возился на кухне с чайником, колбасой и хлебом, потом вышел в ледяной и влажный воздух. Ночью выпал снег. Невидимый дворник в переулках скреб лопатой асфальт, и звук был такой, словно по мою душу точили нож. В электричке было холоднее, чем на улице. Под потолком светили квадратные желтые лампы. Лязгнула дверь, явился вагонный торговец с баулами, которые, как младенцы, были запеленаты в кучу тряпок. Он стал продавать нам холодное пиво. Многие покупали, пили прямо из горла и брали на закуску резиновые крючки сушеных кальмаров.
Поезд шел сначала сквозь промзоны, потом через перелески. Явились из тьмы и побежали вдоль вагона березки в черно-белой униформе. Мне казалось, что я арестант и эти березки ведут меня под конвоем.
Когда я вышел на станции, небо уже светлело. Над вокзалом и черными гаражами расстилалась пронзительная голубая мгла. Я двинулся к офису бывшего нашего хозяина, располагался он в здании навеки замершего НИИ. В вестибюле уборщица протирала пол, вокруг бродила пара лохматых дворняг. Я поднялся на второй этаж. Длинный советский коридор был залит белым офисным светом. В нужной мне комнате за столом сидела женщина и читала брошюру про чудесные знамения. Увидев меня, она куда-то ушла, потом вернулась с ключами и отперла железный сейф — на его дверь был наклеен православный календарь с изображением иконы. Из-за лика Богородицы достали мои документы и бумаги для бухгалтерии. Я знал, что обратная электричка до Москвы отправляется не скоро, поэтому решил дойти до поселка и сесть в автобус. Короткий и помятый, он уже стоял на главной площади. Забравшись в салон, я сел у окна. Окончательно рассвело, начинался рынок, обмотанные платками женщины раскладывали на железных столах связки бананов и шерстяные штаны. Прямо перед моими глазами находилась белая стена магазина или сарая. На ней размашисто темно-зеленой краской было начерчено: "Ответят иуды!"
