– Спокойной, Клиффи, где бы ты ни был.

Она подбила надутую своим дыханием подушку, вдохнула ароматы дождя и погрузилась в мечты о далеких, теплых и безопасных местах.

Мемор всегда наслаждалась комфортом полета на живом корабле. Глядя, как медленно проплывает под брюхом дирижабля скалистая суровая местность, она с удовольствием вдыхала сладкие ароматы: слизистые оболочки огромного существа были генетически модифицированы так, чтобы испускать неповторимо прекрасные запахи. Роскошный парфюм успокаивал разум и позволял отвлечься от бушевавшего вокруг хаоса. Она еще немного понежилась, обоняя его, после чего повернула голову и придала себе надлежаще суровое выражение.

– Это полная чушь, – изрекла она. – У нас дюжины летучих рыб и достаточный охват местности с аэропланов службы слежения. А вы тут мне рассказываете, что эти стервецы продолжают укрываться под землей?

Капитан боевой рыбы отмахнулся.

– Мы их оттуда выкурим. Известно, что на лежащей под этим местом станции они покинули рейсовый поезд. Они не могли уйти слишком далеко… Постойте. Видите вон тех силов?

Тонкий, как тростинка, капитан указал на обзорный экран во всю стену. По узким ущельям между рыжевато-коричневых скал сновали маленькие живые существа. Группы Адаптов: некоторых Мемор никогда в жизни еще не видела. Самых разных форм. Они сливались в ручейки и толпы, прибывая, по всей вероятности, пешком. Неплохо. Простая аграрная культура, никакой сложной техники, примитивные средства передвижения. Капитан задумчиво, с манерной напевностью произнес:

– Они собираются в нескольких каньонах. Не танцуют, не устраивают церемониальных парадов. Следовательно, собрание необычное.

– Вам хорошо известны?..

– О да, безусловно. С ними всегда много хлопот. Не в первый раз, дорогая моя Астроном, вынужден я приводить их к порядку.

– И проблема сохраняется?

– Не только сохраняется. Положение постепенно ухудшается. Силы относятся к самым сложным Адаптам. Они не слишком далеко отошли от примитивного хищнического уровня, так что не стоит чрезмерно удивляться их непокорности. Ну почему нельзя было взять на борт Чаши больше травоядных? – Капитан подмигнул, видимо, решив в последний момент смягчить вспышку.

– Потому что травоядные редко наделены интеллектом, – сухо ответила Мемор. – Впрочем, их приятно употреблять в пищу, так что мы позаботились, чтобы в Чаше они тоже были представлены.

– Ну разумеется, разумеется.

Капитан отвернулся и выкрикнул приказы своим офицерам. Те прибавили скорость. Огромная летучая рыба возмущенно запротестовала – долгие ворчливые ноты прокатились по кораблю, эхом отдаваясь в сочившихся жидкостью стенках ее тулова.

Мемор смотрела, как живые опалесцирующие переборки сочатся сердитыми каплями, зависавшими в мерцающем свете подобно драгоценным камням, и обоняла кислый запах. Небесная рыба выражала свои эмоции химическим путем. Способ этот был ненадежен, по крайней мере трудновоспринимаем. Однако живые цеппелины надлежало отнести едва ли не к самым удачным примерам Адаптации. В глубокой древности их родоначальные образцы были перенесены в Чашу из верхних слоев атмосферы газового гиганта. Плотную атмосферу Чаши дирижабли сочли вполне подходящим местом для странствий и размножения. Засасывая из воздуха влагу, они превращали ее в свою жизненную эссенцию – водород. Великие умы древней Чаши придумали, как приспособить летучих рыб для транспортных целей, и живые корабли эти превосходно интегрировались в экосистему. Путешествие в небе на борту летучей рыбы само по себе являло погружение в древнюю историю.

Мемор обернулась к вернувшемуся капитану. Тот был встревожен.

– Можно ли рассеять эту толпу? Они мешают поискам приматов.

Капитан зашелестел перьями в знак согласия.

– Я могу использовать стандартные методики болевого воздействия.

– Так и поступим.

Капитан отдал приказы, и летучая рыба начала медленный, трудный разворот. Мемор кружила по обзорной палубе, распугивая техников порывистыми движениями и следя за перемещениями толпы силов. Адапты стекались со всех сторон. Как их много! Многие шли пешком, другие бежали трусцой, третьи ехали верхом. Они поднимали головы и глядели на летучую рыбу. Останавливались и встряхивались, выражая гнев. Что могло их так разбередить? Силы явно направлялись к транспортной станции.

– Капитан! Когда появятся приматы?

– Они могут появиться очень скоро, Астроном. Но мы не думаем, что они выберут прямой и простой путь, оставаясь на той же линии. Это было бы слишком очевидным решением. – Стоило капитану произнести последнюю фразу, как он осознал, что из нее вытекает, и непроизвольно сжался: заиграли янтарные и коричневые узоры.

– Они, вероятно, просчитали, что мы ожидаем от них именно этого.

– Стратегическая группа полагает маловеро…

– Ну-ну, рассмешите меня.

– Откуда бы силам могло стать известно…

– Всегда находятся изменники, капитан. Информация пересекает границы, хотя мы и тщимся запрудить ее поток.

– Астроном, я, по правде сказать, не могу взять в голову, что потребовало вашего высокочтимого присутствия здесь. Конечно же, приматы-Захватчики не могли двинуться столь очевидным…

– Давайте не будем строить предположения ни о рациональности мышления Захватчиков, ни о сообразительности.

– Но ведь вы не думаете…

– Силы собираются здесь не просто так.

– А как же они?.. Разумеется, от силов всегда были одни проблемы, еще со времен моей бабушки. Они усмотрели в появлении…

– Вы зря теряете время.

Капитан заторопился на мостик изменить ранее отданные приказы. Летучая рыба снизилась, поплыла в сторону скального хребта, отмечавшего Транспортную систему.

Мемор несколько минут уделила листанию частной ментоленты сводок об истории этих Адаптов, силов. Чаша пролетала мимо их звезды, когда силы пребывали еще на стадии охоты и собирательства. Птиценарод, впрочем, нашел силов перспективным видом и взял много образцов на борт. С тех пор силы подверглись существенной генетической переделке. Они оказались талантливыми подсобными работниками, но интеллект их был не слишком высок. В определенном смысле близки древним приматам Чаши, но более амбициозны, лучше приспособлены к использованию орудий труда. Общественные навыки у них тоже были сложнее, поскольку основным их занятием оставалась групповая охота. Начали силы, как обычно для таких видов, с оружия. Это всегда приводило к подъему интеллекта и в целом обещало положительные результаты – но, увы, не в случае силов. Периодически они поднимали восстания, и тогда их приходилось усмирять, в основном генетически.

Силы изначально развились как древолазы – зачастую это впоследствии создавало проблемы, зато способствовало развитию конечностей и использованию инструментов. Птиценарод целенаправленно занимался селекцией силов для этой цели, повышая их трудовой интеллект: искусственный отбор позволял проводить надежное перекрестное тестирование и скрещивать наиболее удачные образцы. Силов одомашнили и возвысили до разумного состояния, приспособив их к потребностям Чаши и наделив функциями, необходимыми для технических работ. Трудности начинались, когда силы поднимали мятеж, стремясь расширить свою территорию. Трагических решений следовало избегать, но более мягкие не всегда срабатывали.

– Расчеты! Огонь! – скомандовал капитан.

Мемор стало не по себе. Неизбежная проблема использования живых дирижаблей в плотной атмосфере Чаши: нельзя было снаряжать каждое судно химическим топливом, поскольку это бы истощило производительные силы сельскохозяйственных округов. Электродинамические трассы были предпочтительны для долгих полетов, но не подходили для патрулирования территории. Небесные рыбы же оставались уязвимы даже для архаичного оружия, разрешенного Адаптам. Кроме того, в чреве рыбы содержались значительные запасы водорода, и при близком огневом столкновении это вело к ужасным последствиям.

Мемор глядела, как расчеты лучеметов разгоняют толпы силов залпами лазерных батарей. Силы все еще были рассредоточены, однако у них имелось примитивное оружие, основанное на химических взрывах. Небесная рыба медленно перемещалась левее, прижимая силов к горам, поливая их огнем. Вдоль хребта разливалось ярко-золотое пламя. Они подлетели так близко, что Мемор явственно слышала гневный вой, поднимавшийся от пожарищ. Время от времени его перекрывали вопли агонии. Не слишком приятные, но успокаивающие звуки.