— Подожди, — прошу, потому что на мой жест Вика толком не реагирует, продолжает пытаться выйти из машины.

Но из-за слов всё-таки тормозит. Вздыхает и заявляет:

— Нет, Давид, это была разовая акция. Отпусти.

В голове совсем уже мутнеет. Ничего не понимаю, да и не могу. Только и разжимаю инстинктивно пальцы, когда Вика выдёргивает руку из моей.

— Да блин, — бормочу, не вполне даже формулируя мысли, не то что слова. — И как мне теперь… Ладно, — последнее совсем уже тихо, обречённо и самому себе: Вика уже выходит, захлопывая за собой дверь.

Вот что творит, а? Сначала заявляет, что ничего ни с кем не хочет, явно имея в виду и меня. Потом целует крышесносно, комплименты делает и смотрит чуть ли не с теплом. А теперь вообще убегает.

Крючкова, что тут ещё скажешь.

Вчерашний вечер никак не отпускает. В первую очередь не из-за нападения отморозков, хотя оно напугало меня до чёртиков. В какой-то момент я ведь уже почти сдалась, готовясь к изнасилованию. Но даже это отступает на задний план из-за Давида.

Давида, который, оказывается, офигительно дерётся. Лучше, чем кто-либо, кого знаю. Давида, который спас меня без малейших колебаний и с лёгкостью. Который вёл себя так, будто искренне заботится и волнуется обо мне. А ещё, оказывается, и вправду шёл на слишком многое ради моей защиты, даже когда я не знала… И скрывал от меня это исключительно ради моих чувств. Даже позволял подшучивать над тем, какой якобы слабак, чтобы я думала, будто и вправду спасла его тогда.

О том, что этот же Давид нагло подкатывал ко мне под маской желающего потренироваться, наверняка забавляясь моими попытками его учить; толком даже не думаю. Вернее, тоже прокручиваю в голове, но скорее со смущением, чем злостью. Вспоминаю ту накалённую обстановку между нами… И то, как Давид «не понял» упражнение. Конечно же, чтобы спровоцировать меня потрогать его. А я ещё извинялась перед ним, чувствовала себя слишком жёсткой и несправедливой.

Но даже сознавая это, не испытываю негодования. Вчера я захотела поцеловать его. То ли растрогалась всем, что узнала, то ли из благодарности за спасение, то ли из-за открытия, что, оказывается, настолько нравлюсь Давиду. Он в какой-то момент почти даже смущался, отвечая мне на вопросы и раскрывая правду. И смотрел так… Ни у кого из других парней подобных взглядов не помню. Слишком многое было в глазах Давида, я почти тонула в этих бушующих сдерживаемых чувствах.

К тому же, вдруг захотелось снова почувствовать поцелуй, который помнила ещё с первого раза. Перебить им мерзкие воспоминания об уроде, вжимающем меня в прохладную стену пыльной арки.

Получилось. Только вот теперь не знаю, как дальше взаимодействовать с Давидом. Дохожу даже до того, что серьёзно колеблюсь, идти ли в универ. Хочу трусливо отсидеться, хоть и понимаю, что бесполезно. Просто… Никакой другой парень не претендовал на меня настолько явно, бескомпромиссно и горячо. Настолько, чтобы я испытывала отклик — а ведь он вчера был. Хотя бы перед собой отрицать не буду.

Перед Давидом пока не приходится — в соцсетях не пишет, хотя везде уже в друзьях. Перед домом не караулит, как уже было. Даже в универе не реагирует на моё появление — только короткий взгляд бросает. В общем, ведёт себя так, будто принимает мой отказ и пытается с этим смириться.

Не знаю, надолго ли его хватит — даже тот короткий взгляд был многообещающим, но пока пользуюсь временной передышкой. Потом разберусь, что дальше делать.

Вот только, увы, передышка оказывается совсем короткой. Заканчивается, стоит мне только сесть за парту. Причём внезапно из-за Арины.

Она оглядывается в сторону, видимо, Давида, потом смотрит на меня. И, чуть придвинувшись, решительно шепчет:

— Ты нравишься Давиду.

Напрягаюсь всем телом. Слышать это от влюблённой в него подруги… Даже не знаю, как воспринимать. Это предположение-наезд? Из-за того, что у меня с Давидом появились свои секреты и мы несколько раз оставались наедине?

Как-то уверенно Арина об этом заявила.

— Что? — только и переспрашиваю, и то не сразу.

— Он сам мне об этом сказал, — ошарашивает спокойным заявлением подруга. — Вчера.

Офигеть. То поступки его вышибающие, то разговоры такие вот с Ариной… Кажется, настроен Давид очень даже серьёзно.

По коже пробегаются горячие мурашки. Мне почему-то стоит огромного труда не развернуться. С каких это пор уже прям тянет смотреть на Давида?

Так, всё. Не буду думать о внезапной и довольно глубокой симпатии этого парня. Надо на Арину настроиться. Не думаю, что ей легко было такое слышать.

— Я не пыталась ему понравиться, и уверена, это пройдёт, — то ли оправдываюсь, то ли пытаюсь подбодрить её.

При этом говорю как можно более тихим шёпотом. И не из-за спокойно читающего лекцию препода, игнорирующего любой посторонний шум. А помимо нас тут тоже разговаривают. Откуда тогда этот чуть ли не страх быть услышанной Давидом? Не хочу, чтобы он знал, что мы его обсуждаем.

Впрочем, мне пора успокоиться: между нами четыре парты. И как минимум за одной из них тоже перешёптываются.

— Вряд ли, — не сразу возражает Арина. — Мне показалось, всё серьёзно.

Чуть дрогнувший на конце голос заставляет меня вглядеться в подругу внимательнее. И вообще, почему я вчера не пыталась узнать, как она провела время в клубе?

— Ты не злишься? — мягко спрашиваю, не собираясь даже думать над её заявлением про «серьёзно». Только об её чувствах.

— Желаю ему счастья, — вздыхает Арина, не колеблясь с ответом. — Если он тоже тебе нравится, я вас благословляю, — натянуто усмехается.

Какого-то чёрта вспоминаю вчерашний жадный поцелуй в машине и то, как сильно мне захотелось ещё. Настолько, что стоило убежать сразу, а не позволять Давиду тормозить меня хотя бы на секунду.

— Мне нет. Не нравится, — кривлюсь и выдавливаю это с таким чувством, что аж самой не по себе. Не слишком ли эмоционально? — В смысле он хороший парень, но нет, — тогда добавляю уже спокойнее, тихим шёпотом.

— Уже хороший? Раньше ты была резко к нему настроена, — Арина, кажется, набирается лёгкости, чуть ли не подкалывая меня.

Улыбаюсь этому, но быстро серьёзнею, понимая, что подруга не столько ловит меня на слове, сколько и вправду хочет разобраться. Из любопытства или потому что всё ещё на что-то надеется — не знаю.

— Ты была права, я была к нему предвзята, — на всякий случай осторожно объясняю.

— Может, скоро и полюбишь тоже, — хмыкает она.

Сердце по-дурацки ускоряет темп.

— Арин…

— Не надо ничего говорить. Жизнь не кончается, у меня тоже всё будет хорошо, — уверенно перебивает Арина, и на этот раз её шёпот звучит чуть громче, решительнее. — И скрывать от меня ничего не надо, если что.

Сглатываю. В этих словах слишком отчётливый намёк: мои прошлые отмазки подруга не воспринимала всерьёз. Видела, что вру.

И хотя тянет сказать, что ничего у нас с Давидом не будет — но к чему эти споры? Мы ведь про гипотетическую ситуацию, и никому ничего доказывать мне не надо.

— Хорошо.

Сегодняшний учебный день проходит безобидно. Давид никак не выражает мне намерений, о которых, оказывается, и Арине давал понять, и мне ясно обозначил. Уж не знаю, почему на этом всё, но и хорошо.

Подруга сегодня уходит без меня. Вроде как опять отец за ней на машине заезжает. Возможно, случайность, а возможно, Арине сейчас нужно больше личного пространства от меня. В любом случае, обижаться не собираюсь. Хочу, чтобы она искренне не переживала ни о чём, а не храбрилась. Даже если Давид быстро переключится — всё равно не должен стоять между нами.

Не иду в гардероб — решаю сначала отнести учебник в библиотеку. Мне выдали бракованный, с вырванными (видимо, для шпаргалок на сессии) страницами, а я всё никак не добиралась поменять. К сожалению, эту книжку теперь только утилизировать — досталась раздолбаю, тут уж ничего не поделаешь. Хоть и больно смотреть, как испорчен учебник. Как будто живым его воспринимаю, тоскливо на душе.