– Что же это было такое?

Прасковья Александровна сказала, что так она обращается с Богу, который создал все сущее на земле. И Егора с Татьяной нужно обязательно покрестить, чтобы они были защищены от всякой нечисти. Раньше это делали при рождении, а сейчас советская власть и атеизм, да кругом одни нехристи. Таня спросила у Иринки, крещена ли сестра, и Ирка с гордостью кивнула! Правда крестик она держала дома в надежном месте, потому как в школе это не приветствовалось. Им с Егоркой покреститься запрещала коммунистическая партия. Мама вступила в нее, когда устроилась на работу в детский сад, законы партии были суровы, маму за крещение детей запросто могли исключить из ее рядов. Но обе Танюшины бабушки были старой закалки и отличались чрезвычайной набожностью. Прасковья Александровна молилась и изучала священные книги дома, а Авдотья Ильинична регулярно посещала службы и пела в церковном хоре. Танюше очень захотелось приобщиться к таинству и иметь магическую защиту от злых сил. Сначала она опросила подружек во дворе, как оказалось, все в разное время были крещены секретным образом. Потом она начала уговаривать маму, приводя весомые аргументы, что как же так, все друзья во дворе защищены и крещены, и только они с Егоркой бегают по улицам без надлежащего божеского надзора. Тут она и нащупала слабое мамино место. Страх наказания от коммунистической партии имел место быть, но волнение за детей гораздо больше. Родители работали с утра до вечера, и брат с сестрой часто были предоставлены сами себе. И мама решилась … Крещение организовали на дому у церковной старосты. Субботним утром мама с тазиком в руках, с чисто вымытыми и причесанными детьми отправилась по условленному адресу. В руках она держала сумку с полотенцами и белоснежными сорочками, в которые нужно было облачиться после крещения. Неожиданно они встретили на дороге секретаря местной партячейки, Олега Дмитриевича Гришановского. Руководитель остановился и с удивлением воззрился на торжественную процессию. Большой таз в дрожащих маминых руках мог свидетельствовать только об одном: семейство направляется в баню. Но вот незадача, помывочный комбинат находился в противоположном направлении.

– Здравствуй, Надежда! Куда это вы собрались?

Мама Надя сначала покраснела, потом побледнела и тихо сообщила:

– Вот, решили прогуляться, Олег Дмитриевич!

Секретарь глянул на поблескивающую металлом емкость и удивленно заметил:

– Аааа, а я думал в баню!

– Да, конечно же, в баню, но для начала решили воздухом подышать. Вы же знаете какая у нас парная! – выпалила находчивая Надя.

– Оох, жаркая! Пусть дети охладятся! А на обратном пути муж меня встретит, чтобы Егорку намыть. Мы все вместе и отправимся «до тудова». Таня восхитилась маминой смекалкой: та выдвинула весьма весомый аргумент— парилка в бане славилась влажным паром, который выстреливал громкой шипящей струей, при открытии вентиля в трубе. Когда женщина брала ее с собой, в помещении невозможно было рассмотреть рядом стоящего человека, и легко было заблудиться. В густом белом тумане, становилось страшно и очень горячо, девочка тут же начинала рваться наружу. А с мамой в юности произошел в этом адовом, по мнению Танюши, месте, неприятный казус. Не рассчитав силы, она упала в клубящийся, кипящий туман и потеряла сознание. Хорошо это заметила более закаленная соседка Тамара и подняла тревогу. На помощь пришел работник бани Модест из мужского отделения, вынес ее в прохладную раздевалку, а там сомлевшую деву привели в чувство при помощи нашатыря. Зато Модест потом так и не смог прийти в себя от ее точеной обнаженной стройности и всегда звонко крякал при виде натурщицы, да улыбался тихонько в пышные гусарские усы. Вот потому-то Татьяна решила, что мама выдвинула очень правильный аргумент, предназначенный для главы коммунистической партии села. Молодые коммунисты воспитываются с детства. Чтобы вступить в организацию, дети должны закаляться, как в прямом, через горячие туманы парной, так и в переносном смысле, умножая силу духа, не смея сбегать с помывочного испытания, как это делала энергично сопротивляющаяся девочка, ну, и успеть надышаться перед экзекуцией, тоже было немаловажно. Однако, несомненную опасность для всей честной компании таил Егор. Он был открыт миру и на ясном детском глазу мог рассказать все тщательно охраняемые взрослыми секреты. Егор сделал шаг вперед и сообщил с видом заговорщика:

– А, мы в тазу будем кр….

Но Танюша быстро включилась в происходящее, зажала ему рукой рот и протараторила:

– Конечно, Егорка, все мы искупаемся в тазу, только сначала как следует попаримся!

Егорка вопросительно посмотрел на сестру, как же так, он хотел поведать мужчине о потрясающем событии в тазу, а ему не дали договорить, но увидев гневный взгляд мамы Нади, растерянно замолчал. У Олега Дмитриевича, видимо, были свои собственные счеты с парной, потому как он поверил, пожелал приятной прогулки и дальнейшего легкого пара. Семья выдохнула и продолжила следовать в обозначенное место. Далее, они прибыли в дом старосты без приключений, и таинство свершилось. Дети стояли в тазу, священник читал молитвы, мазал их миро и елеем и кропил святой водой. А в конце обряда повесил на шею каждому новые серебряные крестики, которые мать затем спрятала в надежном месте. Бабушка встретила радостных, просветленных детей, защищенных обрядом крещения, и приготовила к праздничному обеду свои фирменные пирожки с яблоками, которые таяли во рту. А потом они еще долго смеялись над своими приключениями в дороге. Мама вздыхала и охала, очень уж была близка к разоблачению и партийному выговору. Счастливая, гордая произошедшим событием Авдотья Ильинична радостно воскликнула:

– С божьей помощью!

Тане очень нравились зимние предновогодние хлопоты: живёшь с предчувствием чуда, и оно обязательно случается. В детском саду они разучивали праздничные песни и танцы, декламировали стихи, водили хороводы, примеряли костюмы, с замиранием сердца ждали яркого, сверкающего переливчатыми красками волшебства. Дома подготовка тоже велась основательно. За неделю до торжества папа снаряжал в лесной поход за елкой Егорку – они натягивали шерстяную одежду, совали ноги в валенки и обматывались шарфами. Путь предстоял неблизкий – пара километров по зимней дороге – и потому сохранению подлежала каждая частица тепла. Кроме того, эта затея грозила опасностью: в окрестностях села вырубка леса категорически запрещалась, и можно было получить большой штраф. Добытчики неторопливо добирались до лесопосадок, где из-под снега рядами виднелась невысокая поросль молодых ёлочек. Отец протаптывал дорогу, следом за ним семенил маленький Егорка.

– Вот, смотри, эта вроде ничего! – выкрикивал папа сыну.

– Да не-е, пап, она с одной стороны пушистая, а с другой лысоватая! – примечал Егорка. Так они оглядывали несколько вариантов, останавливаясь на одном. Отец срубал деревце, связывал бечевой и прятал его в картофельный мешок. Затем заговорщики, раскрасневшись на морозе, старались быстро вернуться обратно, тайными тропами да задними дворами пробираясь к дому. Там их встречали восхищённые Танины возгласы и вкусный обед. Ёлка сначала отогревалась на крыльце, а потом переезжала в ведро с водой. И тут девочка начинала кружиться вокруг лесной красавицы, вдыхала аромат хвои и водила ладошками по тонким колючим веточкам. Далее обязанности распределялись так: Танюшка с мамой занимались ёлочным убранством, развешивая сверкающие игрушки, а папа с Егором проверяли электрические гирлянды-лампочки и разноцветные шары, которые почему-то каждый год выходили из строя: то что-то перегорит, то проводок какой отойдёт. Но вот неисправности починены – комната наполнялась сияющими огнями гирлянд, которые затем развешивались на ёлку. Детские игры теперь полностью перемещались в это волшебное поле. Принцы разыскивали спрятанных в лесных лапах принцесс, а зайчики и белочки ловко скакали среди зелёных веток. Мама замешивала тесто на пироги, крутились котлеты, лепились пельмени, чистилась селедка, готовился винегрет и чесночный морковный салат—словом, ощущение счастья в сердце Танюшки состояло из этих домашних хлопот, елочных игрушек и гирлянд, общих семейных приготовлений к празднику. У папы, конечно, были свои приготовления. За обедом он приказывал маме: «Ну, что, хозяйка, надо выпить с устатку! Смотри, какую ёлку мы тебе принесли!» Мама менялась в лице, но всё же наливала отцу пару стопок, потому как спорить с ним было совершенно бесполезно. А у того поднималось настроение да так и сохранялось приподнятым все новогодние праздники. По утрам он, отяжелевший, обязательно запинался за ёлочку, опрокидывая её из ведра и разбивая при этом несколько стеклянных украшений. Тане казалось, что с каждым осколком игрушки уходит из её сердца крошечный кусочек счастья.