— Главное, чтобы Боанапарте не расценил шаг принца, как подлог и нежелание ему повиноваться, — заметил граф. — И такая-то особа станет покровительствовать их союзу!
— Нашему всеобщему союзу, — сказал доктор, поднимая бокал вина, и выпивая за свои слова.
В этот самый момент они услышали на лестнице грохот и крик служанки. Выбежав из-за стола, граф и доктор бросились наверх и у последних ступенек лестницы наткнулись на тело лежащей, на полу Брунгильды. Девушка явно была без чувств.
Служанка бегала вокруг неё и кричала от страха. Доктор наклонился, приподнял девушке одно веко и сказал:
— Глубокий обморок.
— Скорее доктор помогите моей несчастной дочери! — закричал граф, хватая герр Менгера за руку.
— Оставьте, — попросил его, одёрнув локоть, доктор. — Откройте дверь в спальню.
Он поднял с пола тело девушки и пошёл в направлении её спальни. Линда обогнала грузного доктора и распахнула ему двери комнаты своей госпожи. Доктор хоть и был полноват, но всё же, пусть и с трудом, донёс тело девушки до кровати.
Казалось, что он сейчас задохнётся от нехватки кислорода. Не прося никого, он сам подошёл к окну и распахнул его, впустив в комнату поток свежего морозного воздуха.
— Что же с моей дочерью, доктор? Вы что-то скрываете, я это чувствую сердцем, — набросился на него с расспросами граф. — Скажите, она чем-то смертельно больна?
Граф схватил герр Менгера за широкий лацкан и стал трясти.
— Не молчите, умоляю, — взмолился несчастный и напуганный отец, — говорите всё как есть.
Доктор не выдержал пытки от переполнявших графа эмоций, и испугался, что сейчас может появиться ещё один лишившийся чувств человек. Только зная возраст и болячки графа, он понял, что на этот раз всё может быть гораздо серьёзнее.
— Прошу вас, граф, успокойтесь, — убирая от себя руки взволнованного отца девушки, сказал герр Менгер, и отошёл от окна.
— Что? Что с моей дочерью, доктор? — не унимался граф.
— Я же уже сказал, обычный обморок, — более спокойно ответил доктор, и тут же добавил, — в её состоянии это абсолютно нормально.
— В её состоянии? — переспросил граф, не понимая ещё, что имеет в виду доктор. — В её состоянии? В каком состоянии, доктор? Чем же больна моя милая и единственная девочка?
— Она всего лишь беременна, — на одном дыхании вымолвил герр Менгер, посмотрев графу в глаза.
Граф сначала опешил и на какое-то время потерял дар речи. Потом затряс нижней губой и переспросил:
— Бе-бе-беременна?
— Вот именно, дорогой граф, беременна, — повторил доктор, обнимая графа за плечи, то ли пытаясь его таким образом поздравить, то ли поддержать, чтобы он не упал в обморок вслед за дочерью.
Граф вновь замолчал и, качая головой, стал что-то бессвязно бормотать себе под нос. Всё, что смог разобрать герр Менгер из его несвязной речи, это что-то типа: «Нет-нет. Она не могла. Это невозможно».
— Уверяю вас, что это так, — подтвердил свои слова доктор.
Граф, еле волоча ноги, подошёл к кровати своей дочери и плюхнулся на стоящий рядом стул.
— И давно вы поставили ей, сей диагноз, — тихо спросил он доктора, не поднимая опущенной головы.
— Примерно четыре месяца назад, — ответил Менгер. — Но срок у вашей дочери не менее пяти месяцев. — Поймите меня, граф, лишь по просьбам вашей дочери я несмел, открыть вам всей правды.
Граф сидел, сжав кулаки и о чём-то думал. Это было заметно по его сморщенному лбу и сжатым плотно губам.
Герр Менгер аккуратно обошёл его и поднёс к носу девушки флакончик с солью. Она сразу дёрнула веками и поморщилась. Открыв глаза, девушка, казалось, была очень удивлена, обнаружив себя на кровати в собственной комнате и сидящего рядом с ней отца.
— Что со мной произошло? — спросила она графа.
Граф Вебер посмотрел на дочь печальными глазами, в которых блеснула слеза и промолчал.
— Вы упали в обморок, фрейлейн, — ответил за него, стоявший с другой стороны, доктор.
И тут девушка всё вспомнила. Она вспомнила последние слова из разговора доктора с её отцом и вспомнила, как герр Менгер сообщил о помолвке кронпринца.
Застонав, она откинулась обратно на подушки, ещё не подозревая, что граф уже всё знает.
— Герр Менгер, вы не оставите нас? — обратился к нему граф Вебер.
Доктор засуетился, и поставил на столик флакончик.
— Конечно-конечно граф, извольте. Сейчас я уеду. Вот здесь, — указал он на оставленный им предмет, — находится нюхательная соль. Надеюсь, всё же, что она вам больше не понадобится.
Когда доктор и служанка вышли, закрыв за собой дверь, граф положил на плечо дочери свою морщинистую руку и заговорил:
— Герр Менгер мне всё рассказал Брунгильда, — сказал он тихо. — Я знаю о твоём положении.
Девушка вскрикнула, и, закрыв от стыда лицо руками зарыдала.
— Прошу тебя, не разрывай мне и себе сердце, — попросил её граф. — И не обвиняй доктора в нарушении своей клятвы. Он не виноват. Если бы ты не лишилась чувств, я бы ничего так и не узнал. Он лишь желал помочь тебе.
Девушка не отвечала, она продолжала сотрясаться от рыданий.
— Ответь мне только на один вопрос, — вновь обратился к ней с просьбой отец. — Кто отец твоего ребёнка?
Брунгильда убрала ладони с лица и, не смея смотреть на отца, сгорая от стыда, едва слышно прошептала:
— Людвиг.
— Я так и знал, — мотая головой, сказал граф. — Теперь нельзя ничего исправить, поэтому ты должна быть сильной. Мы, должны быть сильными. Я впервые рад лишь тому обстоятельству, что твоя несчастная мать не дожила до нашего позора.
Девушка отвернулась к стенке и вновь зарыдала.
— Ничего, ничего, — повторился граф, похлопав дочь по плечу. — Я не позволю этому прохвосту остаться безнаказанным. Я неплохо знаком с королём и завтра же отправлюсь к нему, и найду его, где бы он ни был. Я всё ему расскажу, подам официальное прошение, и обязательно добьюсь для тебя компенсации.
Тут рыдания девушки сразу прекратились, и она резко развернулась лицом к отцу.
— Нет-нет, — замотала она категорично своей милой головкой, — вы никуда не поедете. Не надо. Если король узнает, узнает и весь двор, вся Бавария, весь Вюрцбург!
— А так, ты думаешь никто, ничего не узнает? Лучше пасть обманутой жертвой принца, чем позволить людям всякие пересуды и выдумки, которые начнут слагать, сразу, как ты родишь. Так ты хотя бы не будешь выглядеть непристойно, — грубо выразился граф и тут же извинился, — прости за столь унизительное для тебя сравнение. Зато люди будут знать, что тебя оболгал кронпринц, и не станут лишний раз судачить об этом. Не посмеют!
— Отец, я хоть и далека от политики, но и то понимаю, какую угрозу могут нести ваши действия. Если король и узнает об этом, то не факт, что он поверит вам. А во-вторых, ваша жалоба может быть расценена, как угроза государственной целостности и препятствием союзу с герцогством Гильдбурггаузенским.
Граф был поражён логическими суждениями своей дочери, которая действительно никогда не выказывала никакого интереса к политике. Однако он позволил себе с ней не согласиться. Честь его фамилии и титула, были для него важней любой политики.
— Не будем сейчас об этом, — сказал он дочери, не желая её беспокоить. — Оставайся пока в постели, я же распоряжусь согреть для тебя воды.
Граф поцеловал свою дочь нежно в лоб и вышел из комнаты.
6 глава
Уже больше двух часов герр Этингер сидел в сопровождающей процессию экипажей курфюрста и кронпринца карете и периодически посматривал на вход в собор, с нетерпением ожидая, когда же, наконец, закончится служба.
Этингер являлся начальником дворцовой стражи, поэтому без его сопровождения кронпринц не мог посетить даже церковь. Хотя на самом деле это подразделение к тому времени выполняло уже больше декоративную функцию.
Наконец, после целого часа ожиданий колокол зазвонил. Из собора стали выходить люди, правда из-за сегодняшнего приезда принца и герцога, среди них находились лишь вельможи, сопровождающие царствующих особ. Сам же кронпринц и герцог Вюрцбурга покинули собор последними. Прямо перед входом их ждали личные экипажи и вооружённая охрана. Как только они стали спускаться по лестнице, Герр Этингер вышел из своей кареты и жестом указал стражникам выстроиться шеренгой вдоль узкого переулка. А когда кронпринц и герцог заняли места в своих экипажах, Этингер дал отмашку на отправление и чуть ли не на ходу запрыгнул в свою карету.