И тут Фабером вновь овладело безумство, которое охватывает лишь влюблённых или воистину сумасшедших. Хотя иногда эти два понятия сливаются воедино и становятся синонимами. Он решил подняться с межэтажного карниза на венчающий выступ фронтона, расположенный под маленькими чердачными окнами.

Снова доползя до угла дома по выступающим рустам и плющу, он полез ещё выше. Добравшись до верхнего карниза, подпёртого лепниной, и ступив на него, Маркус очень обрадовался, что на улице стоит такая тёмная ночь, и он не может видеть землю. В противном случае, будучи не таким уж и смелым, чтобы не бояться такой высоты, о которой свидетельствовали кроны деревьев расположенные теперь на уровне его глаз, он мог бы давно сорваться вниз и разбиться от головокружения.

Верхний карниз оказался гораздо шире, поэтому Фабер без особого труда, но с большой осторожностью прошёл по нему до маленького круглого чердачного окна, спрятавшегося под самым фронтоном крыши. На окне не висело никаких штор и располагалось оно точно на уровне человеческого роста от планки верхнего выступа. Заглянув в него, Маркус обмер. Аннабелла лежала на узкой кровати. Возле неё суетились доктор и его мерзкий слуга карлик. Штанц приподнял девушке голову и дал ей какое-то питьё, налитое в красивый большой кубок.

Девушка очнулась, открыла глаза, сама допила содержимое кубка и, уронив его на пол, отвернулась к стенке. Вид у неё, конечно, был сильно потрёпанный. Платье всё измято, волосы распущены. Она не была похожа на саму себя.

Но, самое страшное зрелище Маркусу ещё только предстояло увидеть. Доктор встал, подошёл к длинному столу, занимающему большую часть комнаты, и откинул с него покрывало.

На столе лежал молодой человек, совсем ещё мальчик. Его лицо со впалыми щеками и остекленевшими открытыми глазами, красноречиво говорило о том, что он мёртв.

Доктор распахнул старый шкаф, вытащил из него огромный холщовый передник, явно шитый под такой рост на заказ, и одел его на себя. Затем подошёл к своей жене и сделал над её телом несколько воздушных пассов руками. В этот момент он походил на чёрного мага.

В помещение вернулся слуга доктора с огромным чемоданом, который он поставил на указанное доктором место. Откинув верхнюю крышку чемодана, Штанц вытащил из него несколько больших стеклянных ёмкостей и расставил их на другом столе.

Затем он извлёк из чемодана какие-то медицинские инструменты, предназначение которых Маркус не понимал, и подошёл к телу молодого человека. Его слуга Бенгсби крутился всё время рядом и не сводил глаз со своего хозяина. По первому же, понятному только ему знаку он протянул доктору огромные кожаные перчатки с раструбами чуть ли не до локтей, непонятно откуда взявшиеся в его руках.

Штанц натянул эти перчатки и, взяв один из разложенных перед ним инструментов, склонился над телом мальчика. Маркусу хорошо было видно, как доктор распорол сначала на молодом человеке одежду, а затем, когда показался оголённый торс, полоснул своим медицинским инструментом и по нему, сделав один быстрый точный и ровный надрез, от паховой области до самой шеи ребёнка.

От увиденного ужаса Фабер чуть не сорвался вниз. Он так резко отпрянул от окна, что на секунду чуть не потерял равновесие, только благодаря которому и держался на широком карнизе.

Страх и отвращение были побеждены любопытством, и Маркус вновь заглянул в окно. Как раз в этот момент доктор что-то грубо извлекал из тела молодого человека. Что именно, ему видно не было. Да Маркус бы всё равно и не понял, какой именно это орган.

Фабер служил несколько лет в армии, участвовал в нескольких битвах и не раз видел убитых или изувеченных солдат, но такого впечатления и даже отвращения, как от увиденного им сейчас ужаса, он не испытывал никогда. То ли на фоне войны и боя всё это выглядело более рутинно и обыденно, то ли он там не придавал этому особого значения, Фабер и сам не мог понять.

Он не считал себя человеком слабым и впечатлительным, но раскрытое, с выпадающими наружу внутренностями тело молодого человека, просто шокировало его.

Доктор Штанц тем временем продолжал извлекать из мальчика какие-то органы и раскладывать их по пустым расставленным перед ним сосудам. Перчатки и передник Штанца покрылись бурыми пятнами крови. Да и не только передник, но и деревянный пол, ближайшая стена, стол; всё было в крови. Кровь и ещё раз кровь, была повсюду! Она капала с краёв стола, с перчаток доктора Штанца, с органов, которые он извлекал. Этот яркий бурый цвет полностью застлал глаза Маркуса. Ему казалось, что он попал на какую-то бойню, где разделывают не людей, а животных. Доктор же действовал спокойно, чётко и аккуратно.

Он орудовал как заправский мясник; вытягивал из тела несчастного внутренние органы, и попеременно осматривая их, аккуратно вырезал, если считал нужными. Вскоре, перекопав в теле несчастного все внутренности, он запихал их лишние и свисающие части обратно и спокойно отошёл в сторону. Бенгсби голыми руками стянул с доктора окровавленные перчатки, бросив их в медный таз с водой, и занялся развязыванием шнурков передника.

Маркус перестал дрожать от холода. Эту стадию он уже прошёл. Теперь его тело покрылось испариной. Ему вдруг стало невероятно жарко. Он задыхался и ужасно хотел пить. Его скрюченные и онемевшие пальцы не чувствовали больше холода каменной стены, за которую он держался.

Посмотрев на кровать, он увидел, что Аннабелла так и лежит в той же позе, повернувшись к нему спиной. Она словно не слышала и не понимала, что происходит вокруг неё. Даже не очень образованный Фабер понял, что доктор жестами своих рук и своей волей погрузил её в глубокий гипнотический сон.

Маркус больше не желал наблюдать за всем этим ужасом. Ему уже не хотелось; не идти в сторожку, не гулять по ночному парку, в ожидании своей возлюбленной. Он желал лишь одного; поскорее и подальше убежать от всего этого кошмара.

Забыв про высоту и опасность, он чуть ли не бегом пробежал по карнизу до рустов и стал по ним быстро спускаться. Если бы его в этот момент увидел хоть один профессиональный скалолаз, то он бы просто обзавидовался. Но, как известно, в стрессовых ситуациях возможности человеческого организма почти беспредельны.

Небо потихоньку очищалось от облаков, начиная пропускать на землю свет далёких звёзд. Лёгкий ветерок гнал эту серую кавалькаду туч за лесистые холмы, откуда доносился жуткий, протяжный вой ночных хищников. Эта волчья братия, словно чувствуя трагичность ситуации, вновь завела свою зычную песнь. Лунный диск повис над землёй как почтовый жёлтый фонарь.

Маркусу вдруг вспомнились слова Аннабеллы, что ночь будет лунная и ясная. Тогда, наблюдая над собой толстую перину облаков, он в это не поверил. Теперь же с удивлением понимал, что девушка оказалась права. Романтичную идиллию ночи на то время портил лишь появившийся после восхода луны волчий вой. Но за последнее время Фабер к нему уже привык.

Оказавшись на земле, Маркус подобрал свою шинель и быстрым шагом, задыхаясь от распирающих грудь эмоций, по залитой лунным светом дорожке направился в домик для слуг.

16 глава

Инспектор Иоахим Леманн сидел в участке жандармерии за своим столом и быстро писал. Ему было необходимо успеть составить на утро письменный отчёт для своего начальника.

Периодически, Леманн прерывал свою письмо, и крепко сжимая перо, начинал какое-то время задумчиво смотреть в одну точку. Но вскоре он вновь приходил в себя, и, обмокнув перо в чернильницу, продолжал заполнять серый бумажный лист немного кривым от волнения почерком.

Будучи очень опытным сыщиком, во время разговора с доктором он несколько раз ловил себя на мысли, что тот ему нагло лжёт. Леманн это почувствовал сразу. Но, не раз порываясь засы́пать доктора неудобными вопросами, чтобы вывести его на чистую воду, у него словно ком вставал в горле. Мысли путались, а речь становилась заторможенной.

Этот Штанц словно парализовывал его своим пронзительным взглядом и усыплял монотонным тембром своего голоса. Леманн впервые ощутил такое сильное моральное подавление и умственное превосходство над собой. И ему это очень не понравилось.