Выводы про его силу Фабер сделал тогда, когда заметил что после приказа хозяина оставлять всё привезённое оборудование лишь у железных дверей, потом не находил его там. Оборудование волшебным образом исчезало, освобождая место для новых партий. А ведь занести всё это одному было практически нереально. И как невысокому сгорбленному слуге удавалось в одиночку перенести столь тяжёлые вещи за таинственную железную дверь оставалось загадкой. Разве что, хозяин сам ему помогал в этом.
Вот у Маркуса и возник вопрос, для чего всё это оборудование скупалось, делалось и свозилось, если доктор не использовал его на своих пациентах и не водил их ни в какие подвалы, а принимал прямо у себя дома.
Однажды, задав подобный вопрос управляющему, он получил вот такой ответ: «Герр Штанц занимается научной работой у себя в подвалах, где оборудовал для этого специальную лабораторию. Он там проводит опыты, создавая снадобья для лечения своих пациентов. А вообще, не стоит лезть не в своё дело. Однажды, желая помочь хозяину, именно такой совет я от него и получил».
Больше Фабер вопросов не задавал, а после разговора с Грином, уже никогда не привлекался ни к каким погрузочно-разгрузочным работам.
Последняя же и особенно волнующая Фабера странность, связанная, так или иначе, с доктором, относилась к его жене Аннабелле. Той самой женщине, в которую он до беспамятства влюбился с первого взгляда.
Мало того, что он стал грезить её образом, который видел с близкого расстояния лишь раз, так ещё и начал следить за ней во время её ежевечерних прогулок.
Дело в том, что супруга доктора любила прогуливаться в одиночестве по парковым узким тропинкам в тёмное время суток. И никогда, сколько бы он не следил за домом, он не видел её выходящей из него днём. Эта странность стала походить на аномалию, и именно она больше всего волновала Фабера.
Увидев однажды из окна своей комнаты прогуливающуюся по ночному парку женщину, Фабер бросился на улицу и, прячась за деревьями, приблизился к ней. По статному стану и плывущей походке он сразу узнал в ней свою возлюбленную.
С тех пор он всегда выходил в одно и то же время, (а было это обычно около одиннадцати часов вечера) в парк, и сопровождал красавицу незаметной тенью везде, куда бы она ни пошла. Он не мог рассмотреть её лица при ночном сумраке и лунном свете, но его сердце начинало биться быстрее, а голову окутывал какой-то дурман, если девушка была где-то рядом. Ведь даже днём, когда он проходил мимо особняка, те же сердечные ритмы сразу заметно учащались, и он тогда понимал, что она совсем близко, стоит ему протянуть руку. Маркус не знал, как объяснить это странное влечение к замужней женщине; хоть каждый вечер и клялся, что больше не будет выходить и преследовать её. Но подходило время её прогулки, и он снова забывал об этих обещаниях и клятвах, и о том, что она принадлежит другому человеку. Словно влюблённый мальчишка он следовал за ней по пятам и пронизывал сквозь кусты своим взглядом. Эта женщина казалась ему идеалом. Она пленила его.
Иногда, выходя на открытое пространство, красавица оборачивалась и смотрела именно туда, где прятался Маркус, и тогда его сердце замирало от страха. Однажды Маркусу даже показалось, что она посмотрела ему прямо в глаза, хотя он и понимал, что в такой кромешной темноте это, конечно же, невозможно.
А когда ночное небо бывало ясным, и не прикрытые кронами оголённых деревьев тропинки заливал лунный свет, Фаберу чудилось, что его возлюбленная превращается в настоящую фею, парящую над землёй. Настолько плавно и быстро, совершенно не двигая корпусом, плыла она по парковым аллеям, обратив своё лицо к лунному диску. Словно наслаждаясь его холодными серебряными лучами и скользя по ним, как по струнам лютни.
Да Маркус и сам в такие моменты ощущал в себе какие-то перемены. Он тоже словно парил над землёй, двигаясь за девушкой повсюду и не замечая никаких преград. Куда девались стволы деревьев, ямы, буераки? Все эти препятствия словно исчезали из-под его ног.
И всё-таки очередной случай вновь заставил Маркуса задуматься над вопросом: а не видит ли она его? Не догадывается ли, что он следует рядом?
Идя за Аннабеллой в один из таких особенно лунных вечеров, он оказался с ней в самой дальней части усадьбы. «И как она одна не боится?» — возник у Фабера в тот момент вопрос. За усадьбой простирался большой луг, за ним шумела речушка, а дальше возвышался густой тёмный лес.
«Смелая девушка. На месте её мужа, я бы ни за что не отпустил вот так бродить одной свою жену».
Пока Фабер размышлял, девушка сошла с поворачивающей обратно к дому тропинки и поднялась на небольшой холм, полностью залитый ярким лунным светом. На ней было одето длиннополое, приталенное пальто с опушкой из соболя по краям. Правда воротник был распахнут, и Маркус, ёжась от лёгкого морозца, удивлялся, как ей не холодно.
Оказавшись на вершине холма, девушка вдруг раскинула в стороны руки и подставила своё лицо под струящийся лунный свет, словно под лучи июльского солнца. В этот момент из лесного массива за рекой раздался душераздирающий, протяжный и пугающий, волчий вой. Однако Аннабелла не обратила на него никакого внимания. Хотя даже Фабер почувствовал, как по его коже пробежали крупные ледяные мурашки, от которых он стал кутаться в своё пальто ещё сильнее.
Постояв так с минуту, девушка повернулась и, оторвавшись от земли примерно на метр, полетела в сторону сада. Поначалу Фабер не поверил тому, что видит. Он прижался к стволу старого клёна и затаил дыхание, решив, что сходит с ума. Однако протерев несколько раз глаза, он убедился, что это не обман зрения или галлюцинация. Девушка действительно парила над землёй, медленно двигаясь к парку. Под её ногами, скользил посеребрённый замёрзшими капельками влаги лунный луч, протянувшийся от ночного светила к земле, как хрустальная нить паутинки.
Вот она соскользнула, как с небольшой ступеньки, с луча на землю, и оказалась опять на тропинке, сворачивающей к дому. Тропинка проходила совсем близко, даже практически вплотную, от того дерева, к которому прижался Фабер. Ему нужно было немедленно скрыться в глубине сада, но он не мог даже пошевелиться. Ствол клёна словно стал с ним одним целым. Он как бы врос в него.
Тем временем волчий вой усиливался и приближался, будто целая стая хищников вышла из леса и перешла на эту сторону реки. Но девушка даже не обернулась. Ступив на твёрдую землю, она спокойной и размеренной походкой пошла по тропинке.
Вот Маркус услышал шорох полов её пальто, загребающих опавшие листья, и почувствовал стойкий нежный аромат женских духов. Стуча зубами, то ли от ужаса, из-за ситуации, в которую он попал, то ли от холода, Маркус не сводил с девушки взгляда. Наконец она поравнялась с ним, и чуть замедлив шаг, повернула свою чудную головку в его сторону. Бедолага чуть с ума не сошёл от волнения, мужчине чудилось, будто бешеный стук его сердца разносится по всему парку, отражаясь долгим звонким эхом от каждого дерева.
Аннабелла посмотрела Маркусу точно в глаза и, помахав ему своей маленькой ручкой в белой перчатке, словно поприветствовав или попрощавшись, пошла по тропинке дальше. Сколько мужчина ещё простоял у дерева, он не знал, но ему показалось, что прошла уже целая вечность, прежде чем он оторвался, наконец, от могучего ствола старого клёна.
На этот раз Фабер знал наверняка, что девушка его видела. Она, просто, не могла не заметить Маркуса. Тем более это движение её руки, обозначающее приветствие, явно предназначалось ему.
Теперь перед ним встал вопрос: «Что делать?» Девушка, конечно же, всё расскажет мужу, и он выгонит Маркуса на улицу. Нет, кого он обманывает? Он убьёт его и закопает в своём дивном саду. А может просто утопит, привязав к ногам камень?
Сумасшествие! Маркуса охватило сумасшествие. Он стал придумывать себе самые ужасные расправы, какие доктор Штанц мог бы применить по отношению к нему.
Не помня, как дошёл до дома и вошёл в свою комнату, Маркус упал, не раздеваясь, на кровать, и обхватил лицо руками. Мысли бежали и не давали ему забыться в долгожданном сне. Вновь и вновь он возвращался в своих фантазиях в парк и прижимался к дереву, каждый раз надеясь, что девушка пройдёт мимо, даже не посмотрев в его сторону. Но раз за разом он видел её выразительные огромные глаза, и лёгкую, косую улыбку, играющую на ярко-красных губах.
