— Заходи, я не сплю, — раздался из глубины спальни слабый женский голос.

Герр Вагнер вошёл в комнату и чуть ли не на ощупь, приблизился к огромной кровати с балдахином. Интерьер спальни был почти скрыт темнотой, хотя кое-какие предметы мебели всё-таки в ней просматривались.

Вагнер сел на стул, стоящий подле кровати и откинул тонкий занавес балдахина. На широком ложе, в окружении вышитых подушек, под толстым пуховым одеялом, лежала пожилая женщина. Нет, не старая, но уже давно переступившая порог среднего возраста. Лица её практически не было видно.

— Спасибо, что заглянул, — поблагодарила она Вагнера. — Надеюсь, ты пришёл один?

— Ну конечно один, — ответил Абелард, — а с кем же ещё?

— Я думала, что ты снова привёл этого доктора, Адольфа Менгера. Прошу тебя, не приводи его больше ко мне. Он мучает меня своими кровопусканиями, после которых я чувствую себя ещё хуже.

— Больше, ты его не увидишь, обещаю, — сказал Абелард, склонившись над женщиной. — Сегодня к тебе придёт другой человек. Он тоже доктор, поселившийся в нашем городе совсем недавно. Надеюсь, что его помощь окажется куда действенней, чем лечение Менгера.

— Прошу, не мучь меня и себя докторами, — резко взмолилась женщина. — Поверь, мне уже никто не поможет. Лучше я умру спокойно, от естественного течения своего недуга, чем от ужасных пыток, которым меня может подвергнуть очередной врач.

— Я слишком люблю тебя, чтобы позволить себе и тебе опустить руки, и не предпринимать каких-либо попыток для твоего излечения, — возразил Вагнер. — Так что извини, но я всё же позволю этому доктору осмотреть тебя. По крайней мере, я смогу составить о нём, как о лекаре, своё собственное мнение.

— Как хоть его имя? — поинтересовалась женщина, поняв, что спорить с мужем бесполезно.

— Его фамилия Штанц, — ответил ей Вагнер, — доктор Хенрик Штанц.

— Странное имя, — проговорила, тяжело вздыхая, женщина. — Он еврей? И когда ты его приведёшь?

— На еврея он вроде не похож. А вообще, кто знает?! — пожал он плечами. — Я жду его в ближайший час, — сообщил ей муж, взглянув на карманные часы, но из-за мрака в комнате, он не смог рассмотреть на них даже стрелок, поэтому убрал часы обратно.

— Это Бог покарал нас за наши грехи, — вновь сказала женщина. — Поэтому у нас и не было больше детей, поэтому я и умираю.

— Не за что нас карать, — ответил ей муж. — Мы просто не успевали завести детей из-за моей службы, вот и всё.

— Ну а как же наш первенец? — хрипло спросила пожилая фрау и по её щекам нескончаемым потоком потекли слёзы.

Вагнер отвернулся и закусил нижнюю губу.

— А то, как мы обвенчались в церкви Святого Фомы, ты тоже забыл?

— Это было давно, — ответил Вагнер, сглотнув возникший в горле ком. — И к тому же, никто из пасторов не знал, что я католик. Так же, как никто здесь не знает твоей семьи и то, что раньше ты была лютеранкой.

— Кроме Него, — горестно возразила женщина, указав пальцем в потолок, намекая тем самым на Всевышнего. — И разве не достаточно того, что я потом тайно крестилась в нашем соборе, став католичкой? Или ты считаешь — этих грехов мало, чтобы Бог отвернулся от нас? — И, видя, что муж молчит, добавила: — Лишь только поэтому у нас нет детей. Лишь только поэтому я заболела. Всё правильно, всё верно, — покачала она головой.

— Ничего не правильно, — резко запротестовал герр Вагнер. — Разве мало среди честных католиков бывает смертельно больных людей!? Разве не умирают они от недугов и несчастных случаев!? Так что не говори глупостей, дорогая. Вот увидишь, ты обязательно поправишься. Обязательно.

Женщина попыталась вроде как улыбнуться, но у неё ничего не вышло, и тогда она просто похлопала мужа своей дрожащей рукой по плечу.

Абелард Вагнер закрыл глаза и на мгновение мысленно перенёсся в своё далёкое прошлое, когда будучи ещё студентом юридического факультета Лейпцигского университета, он впервые увидел свою будущую супругу.

Был конец весны. Ярко светило солнце. Она выходила из Thomaskirche, а он прогуливался с друзьями по Рыночной площади. Светловолосая, с веснушками на миловидном лице, задорно смеющаяся в окружении молодых людей, оказавшихся её братьями, она сразу вызвала к себе интерес юного студента Вагнера. Он тоже ни с того ни с сего громко рассмеялся и тем самым привлёк к себе её внимание. Их взгляды пересеклись и можно сказать, навеки, соединились. И в одно мгновение им обоим стало ясно, что жить друг без друга они больше не смогут. Проследив за ней до самого её дома, Абелард стал каждое утро класть на его порог букет собранных им цветов. Однако заметив, что иногда эти букеты выкидывались выходившими из дома братьями, он высмотрел, какое окно принадлежит комнате девушки, и стал уже бросать ей цветы в него, ведь из-за весеннего зноя рамы её окна были почти всегда открыты. А когда душный воздух отступал перед вечерней прохладой, Эльза садилась возле окна своей спальни с лютней, и искусно на ней играя, услаждала слух молодого человека своим дивным пением, в конце концов, окончательно пленив его сердце. И хоть поначалу девушка делала вид, что не замечает притаившегося за пышными кустами растущей у окна черёмухи юношу, уже через неделю она стала слать ему свои едва заметные воздушные поцелуи, а ещё через несколько дней они, наконец, впервые друг с другом заговорили, когда девушка направлялась в продуктовую лавку.

Она ходила туда каждый день, но молодой человек лишь сопровождал её по другой стороне улицы, ни на минуту не сводя с девушки влюблённого взгляда. Эльза игриво и кокетливо поправляла всё время волосы и с лучезарной улыбкой всю дорогу смеялась. То ли над нерешительностью своего воздыхателя, то ли пытаясь, таким образом, ещё больше ему понравиться. В её руках всегда была корзина, которую она одной рукой прижимала к своему стройному стану. И вот, или ей самой надоела застенчивость её тайного ухажёра, или действительно невзначай, однажды заполнив корзину фруктами, и возвращаясь уже с городского рынка, домой, она рассыпала свои покупки по всему переулку. Тут-то, наконец, и подошёл к Эльзе со своей помощью, настойчиво ухаживающий за ней уже много дней, молодой человек. Так начинался их страстный роман. И так он продолжался до самого его знакомства с её семьёй. То, что они протестанты, он догадался, когда ещё видел их ежедневные походы в церковь Святого Фомы. Но то, что они будут против союза Эльзы с ним, он поначалу даже не представлял.

Её семья принадлежала к старому, но уже захудалому роду Хофманов, но придерживалась очень строгих правил и не желала своего соединения с Римско-католической церковью. Пока отец девушки, видя всю безнадёжность ситуации из-за любви дочери к статному студенту, не выдвинул им свои условия и не согласился на слияние его фамилии с фамилией Абеларда, если тот станет протестантом и обвенчается в их протестантской церкви. Не видя другого способа заполучить себе в жёны полюбившуюся ему девушку, Вагнер согласился на это требование своего будущего тестя. Однако в итоге выполнил его только наполовину, обвенчавшись в церкви Святого Фомы, будучи не отречённым католиком, которым так и остался до конца своей жизни.

Сразу после венчания и до получения диплома, Абелард поселился с женой в снятой им на собственные сбережения комнатке, расположенной неподалёку от своего университета. Ну не желал он, даже несмотря на все уговоры тестя, переселяться из общежития, хоть и временно, к своей жене. Да и после окончания обучения, руководство университета иногда выделяло лучшим своим выпускникам на имеющихся в его собственности землях участки под постройку жилья. Но, правда, была и ещё одна веская причина, нравственная.

Ведь их тайные встречи до брака закончились внезапной беременностью девушки и если бы через три-четыре месяца, после обручения, она родила, то скандала со стороны её семьи невозможно было бы избежать. И Абеларда и Эльзу, очень тяготило их согрешение. Он даже не мог себе позволить привести в свой дом лекаря, ведь Лейпциг — город маленький, и её отцу и братьям, тогда быстро всё стало известно. Поэтому ввиду своего интересного положения, девушка появлялась на улицах как можно реже, а округлившийся живот старалась скрывать под пышными нарядами.