Проследовав за привратником по узенькой садовой дорожке, он ступил на крыльцо дома, где немного помешкав возле входных дверей, осторожно вошёл внутрь здания. В небольшом уютном полутёмном вестибюле, где горела лишь пара свечей, к нему сразу подошёл сонный дворецкий в небрежно натянутой старой ливрее и попросил следовать за собой.

Пройдя по несколько раз поворачивающему длинному сводчатому коридору, и миновав просторную гостиную, они оказались в приёмной судьи. Гарант закона был не один. Тут же, расположившись в таком же кресле, сидел начальник криминальной полиции Генрих Штольц. Леманн обратил внимание на три бутылки вина, стоящие на столике между ним и судьёй. Одна была уже пустая, вторая выпита только наполовину. Судя по всему, эти два господина сидели здесь уже довольно давно.

Они располагались лицом к входу так, что Иоахим мог рассмотреть обоих.

Судья Шульц был пожилой, но крепкий для своих лет мужчина. Его угрюмое лицо, выдавали в нём строгость и чувство меры. Тонкие седые брови почти срослись над морщинистой переносицей, длинный орлиный нос торчал словно клюв, а глубокие носогубные складки на худом лице, выражали какое-то недовольство. Глаза, с небольшим прищуром, смотрели остро и беспощадно. Сотни раз он прожигал этим взглядом убийц, воров и преступников; всех тех, кто пожелал переступить закон. От такого взгляда тяжело было что-то скрыть.

Это же почувствовал и Леманн. Попав под пристальный взгляд судьи, он сразу вспомнил чуть ли не все свои грехи, в которых ему захотелось моментально покаяться.

На фоне судьи, Штольц выглядел весьма благодушным, если только не считать его грандиозного роста. Однако выдающиеся черты вытянутого лица этого крепкого мужчины дышали отвагой и решительностью. Он с лёгкостью мог бы послужить прототипом для написания портрета какого-нибудь известного полководца.

Сам Иоахим Леманн, представший перед ними, не выделялся ни подобной статностью своего начальника, ни грозностью и беспощадностью судьи. Он был типичным светловолосым баварцем среднего роста с постоянно сосредоточенным хмурым лицом, выражающим своё остроумие вдумчивым взглядом голубых глаз и подвижностью изогнутых бровей. Словно он постоянно пытался решить в уме сложнейшую арифметическую задачу и никак не мог найти для неё верного решения. При этом он всё время покусывал свой пшеничный тонкий ус и нервно крутил в руках маленькую затёртую тросточку.

Оба бюргера сдержанно поприветствовали инспектора, и судья жестом руки предложил ему занять место в кресле прямо напротив них.

— Выпьете? — поинтересовался он у Леманна, указав своим сухим длинным пальцем на столик, уставленный бутылками с вином.

— Да что вы, — отказался Иоахим, бросив многозначительный взгляд на красивые напольные часы, стрелки которых показывали без четверти шесть утра. — Я и молоко-то не пью так рано. Давайте лучше перейдём сразу к делу.

— Ах! Ну что же, люблю деловых людей, — заметил Штольц, и, потянувшись к портсигару, вытащил из него длинную самокрутку из табачных листьев. Прикурив от свечи и выпустив облако синего дыма, он спросил: — Ваш помощник доложил вам о причине вашего вызова сюда?

— Доложил, — ответил инспектор, садясь в кресло. — Но весьма поверхностно.

— Тогда, я расскажу вам сейчас в подробностях, зачем же мы так спешно вас сюда вызвали, — сказал Штольц. И посмотрев на судью, уточнил у него: — Вы позволите?

— Ну, разумеется, — ответил судья, сверкнув глазами и нетерпимо ударив ладонями по резным подлокотникам своего кресла. — И немедленно!

— Ровно сутки назад у нашего достопочтимого судьи, ушёл на учёбу в университет и до сих пор из него не вернулся его единственный сын, Бруно. Юноше семнадцать лет. Он высокий блондин с голубыми глазами. До университета он, кстати, так и не дошёл. По крайней мере, никто его в тот день там не видел. Это подтвердили жандармы, которых я вечером туда посылал. Так же, мы проверили пару адресов его самых близких друзей. У них он тоже не появлялся. Деканатом тут же было поднято на ноги всё студенческое братство. Но ни они, ни мои жандармы, которые оббегали и облазили за ночь абсолютно весь город, включая даже самые неблагоприятные районы, никаких следов молодого человека так нигде и не нашли. Похоже, что он просто взял и исчез.

— Я в мистику не верю, — сказал Леманн, выслушав внимательно своего начальника.

— И я тоже. Именно поэтому, поручаю поиски Бруно фон Шульца вам. Все остальные дела пока подождут, ведь вся их срочность заключается в поимке воров, а здесь исчезновение человека, который мог попасть в беду и нуждается, может быть прямо сейчас, в нашей немедленной помощи. Так что начинайте поиски прямо отсюда. И прошу вас, Леманн, найдите этого юношу, — завершил свою речь больше просьбой, чем приказом, начальник полиции.

Леманн посмотрел на судью, и ему показалось, что тот глядит на него как на фокусника, который сейчас вместо кролика, вытащит из своей шляпы его сына.

— Мне необходимо поговорить со всеми, кто служит в этом доме, — сказал Иоахим, с трудом выдерживая взгляд судьи.

Ульрих фон Шульц тут же потянулся к звонку, висящему у камина. В комнату моментально вошёл всё тот же заспанный дворецкий.

— Вальтер, немедленно соберите всех слуг в передней, — распорядился судья, — и прикажите им отвечать на все вопросы, которые задаст этот герр.

Дворецкий без энтузиазма поклонился и медленно вышел.

— Благодарю вас, герр Шульц, — вставая, сказал Леманн. — А теперь, разрешите откланяться. Мне нужно приступать к своим обязанностям.

— Да-да, — подстегнул его начальник полиции, — приступайте, и немедленно!

Иоахим вышел из комнаты и направился в переднюю. Там его уже ждала небольшая толпа поднятых из своих постелей слуг. Все они выглядели недовольными и помятыми. Кто-то зевал, кто-то, облокотившись на стену, стоя, дремал. Всего их собралось, пять человек, включая женщину, которая, по всей видимости, была кухаркой.

Леманн осмотрел внимательно каждого и начал свой допрос.

— Прошу меня извинить, — сказал он, — но всех вас подняли по весьма веской причине. Я, инспектор полиции Леманн. Мне необходимо задать вам несколько вопросов. Все вы знаете об исчезновении сына вашего хозяина, и мне очень нужно знать, кто из вас видел его последним.

— Я, как кухонный работник, вообще редко вижу господ, — первой заговорила женщина. — В основном я общаюсь с хозяйкой. Она же утверждает ежедневное меню. Меня могли бы и не беспокоить, ведь мне необходимо идти готовить хозяевам завтрак.

— Хорошо, — сказал Леманн, — тогда с вас и начнём. Значит, вы вообще никогда не видели сына ваших господ?

— Почему? Вчера и видела, — ответила женщина, делая шаг вперёд.

— Когда и где? — спросил инспектор.

— Утром, когда месила тесто, — пояснила кухарка. — Я стояла у окон своей кухни, когда молодой хозяин выходил из двора на улицу. Проводив его взглядом до собора, за которым он свернул на дорожку, ведущую к ратуше, я продолжила спокойно заниматься своими делами.

— Во сколько это было? — задал новый вопрос Леманн, оглядывая внимательно всех слуг.

— Это было ровно в девять часов утра, — ответил за замешкавшуюся женщину другой слуга.

— А вы-ы…?

— Я работаю во дворе, — быстро ответил слуга. — Занимаюсь уходом за домом и усадьбой. Вчера была холодная ночь, и я встал пораньше, чтобы протопить гостиную. Хозяйку мучает ревматизм, и она не переносит сырости и холода в доме.

— Кто ещё видел Бруно Шульца? — спросил инспектор.

— Я, — отозвался ещё один слуга. — Я видел его уже в городе, когда шёл в хлебную лавку.

— В какую именно лавку?

— В ту, что за церковью, возле входа на рыночную площадь, — пояснил слуга. — Я каждое утро беру там свежий хлеб и булочки к завтраку. Их очень любит Герр судья.

— В какой момент это было?

— Я заходил в лавку, а молодой человек шёл мимо капеллы Богоматери.

— Он был один?

— Да, кажется один.

— А всегда ли молодой фон Шульц ходил до учебного заведения пешком? — продолжал сыпать вопросами инспектор.