Вагнер лишь махнул рукой, словно показывая, что теперь это уже не важно.

— Ладно, — сказал он, осмотрев остальных присутствующих, — через десять минут прошу всех быть в зале заседаний.

После этих слов он прошёл через толпу и исчез за дверями, ведущими в тот самый зал.

Когда все присутствующие заняли в зале заседаний свои места, Вагнер и два его помощника уже сидели за столом. Само помещение и расположение скамеек в нём, напоминали университетскую кафедру.

В центре стола было оставлено место для бургомистра, который сейчас отсутствовал. Справа от него сидел первый советник Абелард Вагнер, который временно выполнял функции бургомистра, а слева — просто советник, Адольф Менгер, медик по образованию. Рядом, в нише под архитектурным сводом, украшенным лепниной в виде венка, сидел прокурор и он же секретарь городского собрания Отто Гюйгц.

Как только в помещении воцарилась тишина, Отто Гюйгц встал и сообщил о повестках дня. Первым вопросом для рассмотрения стала выдача лицензий и их налоговых обложений.

Сначала зачитали прошение некого пекаря, просившего разрешить открыть свою лавку. Для оценки он принёс с собой целый лоток хлебобулочных изделий, но его, конечно же, с ним даже не подпустили к зданию дворца. Пришлось все изделия раздать уличной страже. Ему назначили налог в виде пятидесяти талеров или ста гульденов. Для начала, это были небольшие деньги, но магистрат оставлял за собой право в дальнейшем увеличить этот налог, если дела пекаря пойдут в гору и он захочет расширить сеть своих лавок.

Следом было рассмотрение ещё нескольких подобных дел. И наконец, речь зашла о выдаче разрешения на ведение постоянной врачебной деятельности на территории города Вюрцбурга. Прошение было подано неким Хенриком Штанцем.

— Пригласите господина Штанца за кафедру, — сказал Вагнер, рассматривая прошение.

С ближайшей скамьи встал человек и подошёл к кафедре. Это был мужчина неопределённых лет, очень высокого роста, с довольно волевыми чертами лица, которое мы описывали ранее. Он снял с себя шляпу и встал лицом к заседателям.

— Итак, вы утверждаете, что вы доктор, — обратился к нему Вагнер.

— Так и есть, — твёрдо ответил мужчина, и звук его мощного голоса пронзил слух всех присутствующих чуть ли не до самого их мозга, несколько раз отразившись от стен огромного помещения.

— У вас есть документы, подтверждающие вашу квалификацию? — вновь задал ему вопрос Абелард.

— Есть, — ответил мужчина, и, вынув из внутреннего кармана, надетого на него чёрного камзола свёрнутые листы серой бумаги, подошёл к главе заседания и протянул их ему.

Абелард принял листы из рук в руки, и, развернув, стал внимательно изучать. Через несколько минут он удовлетворённо кивнул головой и положил бумаги рядом с собой, прикрыв их своей ладонью.

— Значит, вы окончили Пражский университет, отучившись в Каролинуме на медицинском факультете с 17..года по 17..год, — как бы констатируя, проговорил он.

— Да, окончил, — подтвердил доктор. — С отличием. За что был включён штатным врачом в состав экспедиции на остров Тобаго. А потом, вернувшись обратно, всё в том же университете читал лекции в рамках естественных наук, которые включали в себя конгломератную группу из анатомии, биологии, химии, минералогии и зоологии. Также имею несколько изданных трудов по инфекционным заболеваниям и военно-полевой хирургии, чему поспособствовала моя служба военным лекарем во время наполеоновских войн, где я получил самую лучшую практику за всю свою жизнь. Много путешествовал. Был в южно-амазонской сельве, Египте и даже Индии. Издал несколько книг и по ботанике, посвящённых ядовитым тропическим растениям и их лекарственным свойствам.

— Есть у вас с собой хоть одно из этих изданий? — с любопытством спросил Вагнер.

— К сожалению, с собой у меня их нет.

— Позвольте задать доктору несколько простых вопросов? — спросил у Вагнера, Адольф Менгер.

— Задавайте, — ответил тот, облокачиваясь на высокую спинку кресла.

— Я, как человек, имеющий докторскую степень, хотел бы проверить ваши знания, — обратился Адольф Менгер к Штанцу. — Что, по-вашему, означает аблепсия и делирий.

— Думаю, что ответить на эти вопросы в состоянии даже студенты первого курса, — будто немного обиженно, прокомментировал заданный ему вопрос доктор Штанц. — Но извольте: аблепсия — это полная слепота человеческого глаза. Делирий — это словесный бред лишённого разума человека.

— А каков будет диагноз человека с постоянным жаром тела, выделением кровавой мокроты при кашле и жалобами на сильные боли в грудной клетке?

— Скорей всего этот человек окажется болен чахоткой, — спокойно ответил Штанц, — но без предварительного личного осмотра больного я не был бы так однозначен. Ведь есть и другие болезни с подобными симптомами. Для более точного диагноза я бы применил метод аускультации лёгких.

— И каково будет назначенное вами лечение? — язвительно спросил Менгер.

— Прописал бы болеутоляющие препараты, способные облегчить страдания больного при уходе из жизни, так как человек всё равно обречён на смерть.

— Как? — изумился подобному ответу герр Менгер. — И вы, доктор, не назначили бы больному кровопускание, диету и свежий воздух? Я уже не говорю о применении пневмоторакса.

— Боюсь вас огорчить, но вижу, что вы сторонник старой школы и не читали моих трудов об инфекционных заболеваниях, одним из которых и является чахотка. Только на запущенной стадии заражения больному уже ничего не поможет. Но уверяю вас, что это ненадолго. Рано или поздно мы, учёные мужи, обязательно изобретём методы борьбы с этой инфекцией.

Такая речь вызвала негодование у герр Менгера и показалась ему слишком пафосной, но он сдержался от резких высказываний и решил задать другой вопрос.

— Назовите основные тезисы гуморальной теории Гиппократа, — не унимался советник.

— Если вы имеете в виду учение о четырёх элементах земли, каждому из которых соответствуют жидкости текущие в человеческом теле, то я её не разделяю, — бесстрастно сказал доктор Штанц. — И полагаю, что теперь, она устарела.

— Вы бросаете вызов учениям самого Гиппократа? — возмущённо спросил его герр Менгер.

— Я не имею такой чести и такого ума, чтобы бросить вызов, нашему отцу медицины, — приложив руку к груди, ответил Штанц, — но я полагаю, что с течением времени, знания и опыт людей возрастают и дарят нам новые открытия. Я нисколько не умоляю трудов и заслуг Гиппократа, но с тех пор медицина ушла далеко вперёд и нельзя не принимать во внимание современных научных достижений и пришедших с ними неоспоримых истин.

— Как смеете вы рассуждать об истинах, о которых не имеете никакого понятия? Вы, обыкновенный хирург, мясник! — вспылил герр Менгер, привставая. На этот раз он не смог себя сдержать. — Вы профессор? Доцент? Магистр?

— Для меня неоспоримой научной истиной в медицине служит то, что можно применить на практике, а не то, что выражается только в теориях. Теоретическими знаниями вы не спасёте жизнь человека, и не вылечите его, предложив посмотреть на луну, когда Марс в Козероге, как советуют шарлатаны и псевдо-маги. И у человека с кровавым мочеиспусканием не злой дух поселился в теле, а выходит накопившийся в его почках песок. А снижение жара у больного кровопусканием, лишь увеличит его шансы на скорую встречу с Всевышним. Костёр инквизиции ещё не погас! — после этих слов Штанц погрозил указательным пальцем как заправский учитель нерадивым ученикам. — И я бы изгонял пламенем не бесов из несчастных больных, а чистил бы им ряды нерадивых лекарей назначающих неверное лечение и ставящих своим пациентам несусветно глупые диагнозы.

— Да как вы можете объяснять этими примитивными примерами…, — чуть ли не крича на него, заголосил герр Менгер, вскочив со своего места, но тут же был одёрнут рукой Вагнера.

Просто глава заседания и первый советник вовремя понял, что так мирно начавшаяся дискуссия перерастает в горячий спор двух сильных, образованных и имеющих каждый свою точку зрения, людей. А на подобные дебаты у их собрания не было времени.