Литмир - Электронная Библиотека

Я скорее отбросила эти мысли. Увидев смерть близкого и родного человека, я стала чаще заглядывать в будущее. И в основном, я видела лишь горе и потери. Вместо того, чтобы показать навязчивую грусть, я улыбнулась, чем развеселила бабушку.

– Моя принцесса, как ты?

– Все хорошо! Я в чудесном состоянии! В легком. Готова открывать свои перспективы и встречать жизнь с широкой улыбкой. Жду лишь положительных результатов.

– Как тебе мозги там промыли. Но, видимо, совсем не кормили. Исхудала. Я как раз к твоему приезду успела напечь пироги.

– Стоп. Ты? Пироги?

Она рассмеялась, показывая маленькую щель между передними зубами и кивнула.

– Все-таки много что изменилось за год, но я не думала, что в таких масштабах.

– Шутница.

Я рассмеялась и еще раз крепко обняла бабушку. Как хорошо оказаться дома.

Глава 3

Деймон занес мои вещи в дом, а затем сразу в мою комнату.

Здесь ничего не изменилось. Те же стены, те же картины пейзажей с позолоченной рамой, которые коллекционировала мама и развесила их в гостиной. Те же цветы, за которыми вместо меня и мамы отныне ухаживает домработница. Тот же домашний запах различных сладостей, который пропитался легкой тоской по хозяйке этого дома. Но мы настолько уже привыкли, что не замечаем этого.

Как пахнет наша тоска? Океаном. Соленым и бесконечным. Там холодно, одиноко и тоскливо. Лишь завораживающая красота волн, которая является отвлекающим маневром от одиночества и грусти.

– А где папа? – спросила я у бабушки, которая уже стелила ажурную скатерть на обеденный деревянный стол овальной формы.

– Этот человек в синем костюме не может даже встретить свою родную дочь, – пробурчала она вместо ответа на мой вопрос.

Я выдохнула и слегка закатила глаза, выжидающе уставившись на нее. Ненависть бабушки к отцу никогда не стихнет. Все, что он делает, полностью противоположно желаниям бабушки.

Как-то она увидела, как на заднем дворе папа учил держать меня оружие. Пистолет. Конечно, мне тогда было всего четырнадцать, но я безумно этого захотела, когда увидела его стреляющего по мишеням. В это время заявилась бабушка и устроила скандал. Я начала винить себя, возложив весь гнев бабушки на свои плечи и просто не сдержала слез. Если бы не мама, бабушка бы не посмотрела на мои слезы и продолжила свои нравоучения до тех пор, пока бы самой не надоело.

Все равно я продолжала в тихую брать в руки холодное оружие. Это мои желания и бабушка не может им противостоять. Меня созывал не только тонкий и изящный мир мамы, но и опасный мир папы и брата. Я поделена на двое.

– Он в своем кабинете. – Наконец ответила мне по существу бабушка и я зашагала в сторону его территории.

Постучав по деревянной лакированной поверхности двери, я услышала низкое «Войдите» и надавила на золотистую острую ручку.

В глаза ударило явное отличие его кабинета от всего дома. Темное и холодное помещение созывает иные эмоции отличающегося от интерьера других комнат. Здесь был ремонт два года назад. Папа не выдержал и напился в своем кабинете. Он тоже не железный и не мог больше трезво терпеть эту боль от потери любимой женщины, пытаясь забыться. Но настолько забылся, что не заметил, как сигарета в его руке прожгла ковер. Мог сгореть весь дом, если бы Деймон не вернулся с ночной практики и не учуял запах дыма, исходящий из его кабинета.

Раньше кабинет был в зеленых цветах. Даже здесь мама хранила свои цветы и как могла создавал уютный уголок для своего мужа. Но вот теперь интерьер кабинета совсем иной. Противоположный прошлому. Этот холодный стиль минимализма полностью олицетворяет душевное состояние папы.

– Здравствуй, пап, – тихо поздоровавшись, я со скрипом закрыла дверь.

Его глаза с заметными морщинами вокруг поднялись. Складки на лбу исчезли, которые доказывали его серьезность перед своей работой. Лицо папы посветлело и на моей душе тоже.

– Дочка…

Папа поднялся из-за стола и направился ко мне, оставив свою работу, полностью забыв о ней. Через пару секунд мы уже стояли в обнимку посреди мрачной комнаты. Но хотя бы теперь здесь не холодно. Благодаря моему появлению, папа заметно расслабился и потеплел. Я вдыхала в себя его аромат, как и отец мой. Слезы предательски выступили из глаз и я, чтобы он их не заметил, незаметно вытерла их о его грудь. Они впитались в его рабочий костюм.

– Как ты? – Папа взял мое лицо в свои ладони и посмотрел прямо в стеклянные от слез глаза.

– Все хорошо. Я в отличной форме. – Я накрыла его руку, покоящуюся на моей щеке своей и пристально всматривалась в его глаза. – А ты?

– С твоим приездом стало лучше. Прости, что не встретил. Полностью потерялся во времени.

– Все хорошо. Я все понимаю. Но давай ты отвлечёшься от этой огромной кипы, – я глазами указала на папки с бумагами на его столе и снова посмотрела на него, – и выйдешь к ужину.

– Ради тебя я потреплю общество гарпии с испанскими корнями.

– Папа. – Я осуждающе посмотрела на него. Они неисправимы. Даже на том свете найдут друг друга и загрызут.

Он поднял свои руки в знаке капитуляции и улыбнулся. Ну наконец-то, улыбка. Теперь я не могу злиться на него. Она у него просто прекрасна и это единственное, что мне досталось от него. Ну может еще упертый и скверный характер. Так сказала бабушка, когда я разозлила ее в бутике с модной одеждой. «¡Un personaje tan insoportable como el de su padre!» (перевод автора: «Такой же невыносимый характер, как у отца!») – воскликнула тогда она на испанском. Она произнесла это на другом языке, чтобы я не поняла, но бабушка тогда и не подозревала, что в девять лет я начала учить испанский вместе с мамой. Та лишь тогда усмехнулась, когда поняла, что я смогла перевести фразу бабушки.

Мы сидели за столом в полной тишине пару минут. Как обычно нам с Деймоном приходилось разряжать нагнетающую обстановку позитивом и начинали шутить. Папа подтягивался, ну а затем и бабушка начинала ворчать о нашей невоспитанности. Это та самая идиллия. Лишь не хватает улыбающейся мамы, но мысленно мы ее представляем на другом конце стола.

– Элла, зайди в мой кабинет, – мягко потребовал папа и мне пришлось оставить посуду домработнице, отправившись за ним.

Я села напротив него за его столом из осинового дерева, окрашенный в черный и ждала речей. Он облокотился локтями в стол и сцепил пальцы в замок. Около минуты папа молчал и что-то обдумывал, а я не смела ему мешать. По его серьезному лицу я поняла, что разговор будет не из простых. Неужели папа впервые хочет поговорить со мной серьезно? Как с взрослой дочерью?

– Элла, – начал он хрипло и тут же прочистил горло, – я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

Отличное начало разговора. Мои ноги уже напряглись, а плечи поникли. Сердце бешено застучало в груди, говоря о своем волнении. Я нервно сжимала край своей рубашки в руках. Теперь не хочу серьезных разговоров. Хочу, как прежде – общаться с ним на непринужденные темы. От этого начинающего разговора, а точнее даже монолога, потому что я скорее всего ничего не смогу ответить, веет страхом.

– Но твое любопытство и рвение исправить худшее положение дел часто на шаг впереди тебя самой. Ты не контролируешь их и можешь пострадать.

Папа выдохнул и посмотрел на меня вопросительным взглядом, будто пытался понять, понимаю ли я смысл его слов. Но я ничего не понимала, поэтому он продолжил:

– Ты подслушала мой разговор с твоей бабушкой после похорон мамы.

Его прямолинейность вызвала мурашки, бегущие по позвоночнику, распространившиеся по всему телу. Я закусила нижнюю губу, но глаз опускать не смела. Папа всегда учил смело смотреть в глаза своему страху. В глаза любого человека, который вселяет страх или пытается раздавить.

– Тебе есть что сказать в свое оправдание? – давил отец.

Я отрицательно покачала головой. Оправданий не было совсем. Даже малейших.

– Как ты узнал? – тихо, хриплым голосом спросила я, крепче сжимая ткань рубашки. Тело покрылось испариной.

6
{"b":"886058","o":1}