Мои руки не опускаются, и я не прекращаю стрелять, убивая одного человека за другим.
Я – месть.
Я – ярость.
Я – гребаная смерть.
Я заряжаю еще одну обойму и вставляю ее в "Glock".
Затем мой взгляд падает на грека, выходящего из парадной двери.
Этот ублюдок.
Он открывает огонь, и я оказываю ему гребаную услугу в ответ, попадая сбоку в шею и низ живота. Он ныряет за колонну.
Издав рычание, я бегу к нему, пуская одну пулю за другой в колонну. Я перезаряжаю обойму в своем "Glock", пока Франко целится в грека, и, не успев прицелиться, получаю пулю в грудь, а затем ударяю рукоятью пистолета ему в лицо. Боль вибрирует в моей груди, пуля попала в бронежилет, но я не обращаю на это внимания и начинаю выбивать дерьмо из этого ублюдка.
Я вижу, как мой отец улыбался мне в последний раз. Его тело на этой холодной стальной плите. Его похороны.
Я продолжаю ударять рукояткой своего пистолета по его лицу, голове, любому гребаному куску плоти, который смогу найти. Безжалостно и ища только одного – смерти.
Мое дыхание – это рев. Моя кровь требует мести.
Из дома доносится выстрел, привлекающий мое внимание, и это дает греку долю секунды, чтобы ударить меня сбоку по шее. Удар на мгновение выбивает меня из колеи, и, желая добраться до Елены, я приставляю пистолет к его голове. Он хватает меня за предплечье, и наши силы сталкиваются – его воля к выживанию и моя воля покончить с ним.
Глубокое рычание вырывается из меня, когда я использую все, что у меня есть, приближая дуло "Glock" к его голове, а затем делаю выстрел.
Грек откидывается на землю, его глаза безжизненны. Меня переполняет огромное удовлетворение, но, не имея времени насладиться убийством, я вскакиваю и бегу в дом.
— Нет! – Я слышу крик Елены, ее голос наполнен тем же гневом, который пульсирует во мне. Это заставляет меня бежать вверх по лестнице, и когда я врываюсь в кабинет, все здравомыслие покидает мой разум.
Мое сердце замирает.
Мое дыхание прерывается.
Весь мой гребаный мир заходит в тупик.
Умбрия держит Елену за шею и приставляет пистолет к ее голове. В левом плече Елены торчит нож.
Поднимая руку, я направляю дуло своего "Glock" на женщину. Мой взгляд метается между Умбрией и Еленой, и сверхъестественное сходство, которое я вижу, заставляет мои губы приоткрыться от шока. Они идентичны, просто Умбрия старше.
Христос Всемогущий.
Я чувствую Франко позади себя, и это дает мне некоторое утешение, зная, что если я потерплю неудачу, он сможет отомстить за меня.
Умбрия начинает хихикать, и этот звук наполнен безумием.
— Наконец-то, тебя трудно убить.
— Умбрия? Кто ты, черт возьми, такая? – Я выплевываю вопрос, хотя уже знаю ответ.
— Ева Лукас, мусор твоего отца.
Ее слова заставляют меня нахмуриться.
— Моего отца? Какое он имеет к тебе отношение?
— Я та, кого он бросил ради твоей матери. Меня скормили Валентино.
Мой палец сжимается на спусковом крючке, но я не могу выстрелить, не рискуя Еленой.
— Все мужчины Котрони одинаковы. Все лжецы. Я оказываю Елене услугу, убивая тебя, точно так же, как я убила твоего отца.
Мои глаза встречаются с глазами моей жены, и тогда Елена хватает нож со своего плеча и, вытащив его с яростным криком, вонзает в бок своей матери.
Елена вырывается из объятий Евы, и я, не колеблясь, делаю выстрел. Ева отшатывается от пули, попавшей ей в грудь, и, когда я подхожу к ней, я вонзаю еще одну ей в горло.
Ева падает на пол, булькая кровью, скопившейся у нее в горле. Когда я подхожу, чтобы встать рядом с ней, я встречаюсь с ней взглядом.
— Это за моего отца. – Направив дуло ей в голову, я нажимаю на курок.
Я смотрю, как она перестает дышать, ее глаза тускнеют по мере того, как подкрадывается смерть.
Я наслаждаюсь этим моментом, желая никогда его не забывать.
Удовлетворение наполняет меня, и печаль от потери моего отца ослабляет свою хватку в моем сердце.
Я отомстил за тебя, папа. Теперь ты можешь покоиться с миром с мамой.
Елена берет меня за руку.
— Мне так жаль, – говорит она, прижимаясь своим телом к моему, ища убежища от смерти, окружающей нас.
Это была гребаная кровавая бойня.
Я поднимаю правую руку, все еще сжимающую мой "Glock", и обнимаю ее.
Она поднимает свое лицо к моему, ее рот медленно приподнимается с облегчением.
— Angelo mio.
— Я говорил тебе, что пойду ради тебя в глубины ада, – говорю я, все еще, черт возьми, переваривая все, что произошло сегодня, но желая, чтобы моя жена знала, что я всегда приду за ней.
Я отталкиваю Елену от себя, мои глаза блуждают по ней, чтобы убедиться, что в нее не стреляли. Отсутствие каких-либо других ран, кроме пореза на ее руке и колотой раны на плече, ослабляет безжалостную хватку паники, которая сжимала мое сердце.
Мне требуется мгновение, чтобы понять, что с Еленой все в порядке, затем я прижимаюсь губами к ее лбу и глубоко вдыхаю ее аромат. Ко мне возвращается рассудок, и, просунув руки под ее тело, я прижимаю ее к своей груди и рявкаю приказ Франко:
— Давай убираться отсюда.
Мои глаза обшаривают комнату. Изуродованное мертвое тело Валентино привязано к стулу.
Ева Лукас. Умбрия. Наконец-то, блять, мертва.
С Франко впереди нас мы выходим из кабинета и идем по коридору. Случайные выстрелы все еще раздаются в воздухе, а затем становится тихо.
Все мои люди собирают наших раненых и убитых, а затем мы возвращаемся к нашим машинам, зная, что нам нужно убираться отсюда. Мне будет стоить чертову уйму денег, чтобы заставить правоохранительные органы замолчать, но я заплачу все, что потребуется.
Алексей и Дмитрий садятся с нами во внедорожник. Когда Франко жмет на газ, и мы мчимся прочь от разрушенного королевства Тино, мы все смотрим друг на друга.
Эти люди. Они отправились на войну ради меня. Ради Елены.
Взгляд Алексея опускается на кровь, запятнавшую рубашку Елены.
— Дмитрий позаботится о ранах.
— Спасибо, – шепчет Елена, а затем прижимается к моей груди.
Я прижимаюсь губами к ее лбу, просто желая почувствовать ее тепло.
Зная, что моя жена в безопасности в моих объятиях, где ей самое место, я думаю о Еве. Как Ник Кабельо вписывается в это, и где он, черт возьми, находится?
Вспоминая изуродованное тело Валентино, я ничего не чувствую. Он заслужил ту смерть, которую получил. Ты херово живешь, ты херово умираешь. Просто так оно и есть.
Но он мертв. Данте мертв. Умбрия, она же Ева Лукас, мертва.
Мои глаза ласкают лицо Елены.
Amore mio, я победил твоих демонов.
_______________________________________________
ЕЛЕНА
После того, как Дмитрий закончил зашивать мои раны, я поднимаю взгляд на Люциана. Он не отходил от меня ни на секунду, крепко сжимая мою руку, когда сидел рядом со мной на диване.
Я опускаю глаза и шепчу:
— Мне жаль. Я была такой глупой.
Он качает головой.
— С тобой все в порядке. Это все, что имеет значение.
— Я подвергла твою жизнь опасности, – слова вырываются у меня с дрожью.
Если бы Люциан умер сегодня, это была бы моя вина. Я никогда себе этого не прощу.
— Расскажи мне, что случилось, – требует он, остаточный гнев искажает его черты.
— Моя мама позвонила и сказала, что ты у нее, – признаю я самую большую ошибку, которую когда-либо совершала. – Я не думала и просто хотела добраться до тебя.
Его лицо смягчается от любви, но потом он говорит:
— Никогда больше так не делай. Даже если я у них буду, ты не придешь. Они заставят меня смотреть, как ты умираешь, а потом убьют меня. Ты никак не сможешь спасти меня.
— Я должна была попытаться, – выдавливаю я из себя слова, все эмоции этого дня захлестывают меня.