Она была связным Драко Малфоя, который шпионил для Ордена Феникса. Он раскрывал ей информацию, хоть и не всегда успешно, передавал материалы, рассказывал, что знал. Они разговаривали, ругались, однажды чуть не подрались. Она лечила его, а он — её. Он поцеловал её, а после спас пленных Ордена и пострадал.

Они… были вместе.

Малфой почти не поправляет её, лишь напряжённо кивает и продолжает задумчиво слушать.

Гермиона старается придерживаться хронологии.

Умер Снейп, и Волдеморт сделал себе ещё один крестраж. Таинственный портрет, который взялся будто из ниоткуда и пропал после финальной битвы, словно никому никогда и не принадлежал.

— У меня была теория, что портрет был магловским, — энергично произносит Гермиона, останавливая палец в том месте, где писала про это. — Но она не подтвердилась, верно?

Малфой молчит; Гермиона приподнимает одну бровь, но он лишь зеркалит её движение. Он не то чтобы дразнится, но Гермиона всё равно возмущается:

— Серьёзно?

— Я не буду говорить ничего лишнего.

— Ты сказал, что попробуешь помочь.

— Это и есть мои попытки. — Уголок его губы насмешливо дёргается, и Гермиона закатывает глаза, нервно сминая пальцами уголок тетради.

— Изумительно, — бормочет она, чувствуя отголоски обиды. Она пытается соединить все зацепки, чтобы понять, чей портрет это был, но пока что ей не удаётся. Она пытается разгадать загадку, но это уже второй раз, поэтому Гермиона раздражена и хочет справиться быстрее.

— Я могу сказать только одно, — вдруг говорит Малфой, когда она уже готова идти дальше. Гермиона замирает и смотрит на него в ожидании. — Мы потратили немало времени зря. Портрет был ближе, чем нам казалось.

— О.

Это ничего ей не даёт. Но тот факт, что Драко идёт на уступки и всё-таки делится хоть чем-то, почему-то согревает. Она делает пометки в своей тетради, пока он неотрывно следит за её руками.

Гермиона продолжает.

Орден теряет Ракушку; Орден разрушает поместье Лестрейнджей; Гермиона с Драко сближаются и готовят вместе зелья.

В её тетради два столбца. В одном то, что она теперь помнит точно, например, столкновение с Беллатрисой или прогулку по памяти Малфоя. В другом — события, которые она воспроизводит лишь частично. Гермионе кажется, что она чувствует, где пробелы в её памяти. Она пытается отделить эти места, обдумать, дополнить — и затем мысленно вернуться в них, чтобы вспомнить всё целиком.

В этом столбце операции в поместье Пожирателей и, главное, нападение на Хогвартс. Она помнит, как Орден Феникса планировал его, помнит, как всё начиналось.

Но пока что никак не может воссоздать точные причины, по которым они решились на это.

— Мы хотели выманить Волдеморта? — спрашивает Гермиона резко, надеясь застать Малфоя врасплох и получить информацию хотя бы по его реакции.

Но он сосредоточен и холоден, когда смотрит на неё, чуть сощурившись, и отвечает:

— Был такой вариант. Все понимали, что он маловероятный, но обсуждали такую возможность.

Она пробует снова:

— Тогда почему на самом деле мы это сделали?

— Я уверен, что ты или вспомнишь, или догадаешься сама, и тогда…

Гермиона перебивает его:

— Крестраж!

— Ну, не так же быстро, Грейнджер. — Он морщится.

— Это было связано с крестражем, верно? Неужели портрет всё-таки был в Хогвартсе?

Он прерывает её жёстко, и Гермионе на миг кажется, что Малфой тянется к её тетради; она слегка отстраняется.

— Нет уж, Грейнджер, ты заходишь слишком далеко, — нахмурившись, он твёрдо говорит: — Мы договаривались по порядку и через маленькие подсказки. Я согласен обсуждать то, что ты уже вспомнила, но не лезь вперёд.

— Хорошо, — она покладисто соглашается и, быстро кивнув, облизывает пересохшие губы. — По порядку.

Малфой щурится, ожидая подвоха с её стороны. Гермиона набирает побольше воздуха в лёгкие.

— Я помню сражения в поместьях Пожирателей. В некоторых я участвовала, во время других помогала колдомедикам. Я помню, как мы обсуждали и планировали их. Мне кажется, все эти воспоминания правильные. Чёткие. — Малфой неопределённо поводит плечами и выжидающе смотрит на неё. Она делает вдох и выдох, снова вдох. И спрашивает, стараясь звучать уверенно: — Но что было после моего дня рождения… с нами? Что было потом?

Малфой вдруг грустно ухмыляется.

— Потом? — слова срываются с его языка так быстро, будто он не успевает задуматься и удержать их: — Потом ты обещала защитить моё будущее.

Гермиона поражённо застывает, приоткрыв рот.

Неожиданно стальной обруч сдавливает голову, и она слышит голос Малфоя как сквозь плотную пелену:

— …Ты вообще немало говорила о будущем.

Эти слова обладают силой разрывающейся бомбы. Неожиданно они сносят Гермиону, и ей становится так больно, что немного начинает кружиться голова.

Она знает, что это значит.

Симптомы говорят о том, что Гермиона снова на грани воспоминаний, что она вот-вот проваливается в видения прошлого.

Но в этот раз она не уверена, что хочет погружаться в них так быстро.

Она фокусирует взгляд на лице Малфоя и концентрируется на его словах, стараясь удержаться в реальности.

Будущее…

Гермиона говорила с ним о будущем.

Но в итоге не смогла обеспечить его.

Снова её накрывает щемящая смесь чувства вины, горечи и злости на саму себя. Всё должно было быть по-другому, она обязана была, она обещала ему, она…

— Грейнджер?

Малфой легонько дотрагивается до её кисти.

— Я в порядке! — восклицает она и видит белые мелькающие пятна. Она ощущает, как дрожат её губы и крепко смыкает их.

— Грейнджер, только не снова, — настороженно просит он и сжимает её руку.

— Ничего не будет… Я… Я почти… — она обманывает не столько его, сколько саму себя, и понимает это, когда холод проходит по телу, а перед глазами вдруг мелькают далёкие образы. Её голос срывается: — Драко, я не хочу. Я не готова.

Гермиона моргает: вот перед ней Драко Малфой в тюрьме, а на закрытых веках — тоже он, только более молодой, свежий, расслабленный.

Хлопок ресниц, и серые глаза смотрят с беспокойством. Ещё один — они глядят лукаво, насмешливого, но тепло.

Она видит одновременно две картинки, два момента времени, двух Драко Малфоев, и это разрывает ей сердце. Гермиона не выдерживает и, глубоко вздохнув, прикрывает глаза, чтобы хотя бы ненадолго остался только один образ.

***

За окном догорает закат, и комната освещена последними раскалёнными лучами. Красно-оранжевые отблески ложатся на стены и кожу Малфоя, и получившееся зрелище пугающе прекрасно.

Они вновь лежат лицом к лицу, и Гермионе на миг кажется, что это старое воспоминание.

Они оба обнажены, но укрыты, что, впрочем, не мешает Малфою время от времени кидать заинтересованные взгляды на округлость её груди, выступающую сквозь простынь. Гермиона отвлекает его, пытаясь развить диалог, сначала бессмысленный и пустяковый, но постепенно приобретающий более глубокий смысл.

Она вскидывает подбородок и, склонив голову набок, спрашивает:

— Чем ты займешься после войны?

— Ты и твои вопросы, — Малфой закатывает глаза и тыкает её пальцем куда-то в живот. — Думаешь, стоит загадывать?

Она ловит его руку и переплетает их пальцы; он не сопротивляется.

— Я думаю, что надо верить в будущее. Так почему бы и не построить какие-то планы?

Малфой хмыкает:

— Будущее… Непонятная концепция, Грейнджер.

— Тебе объяснить, что это значит?

Они подшучивают друг над другом, но почему-то Гермиону вдруг охватывает невнятная и едва заметная тревога. Она щурится, надеясь дождаться от Малфоя серьёзного ответа, и он поджимает губы, заметив её взгляд.

— Я знаю, что это, но только вот, — тянет он в привычной манере, — вероятность, что оно у меня будет, не очень-то большая.

Он всё ещё расслаблен, взгляд слегка затуманен, и когда Драко выглядит так — кажется, что никакие тревоги этого мира его не касаются. Но произнесённые слова напрягают Гермиону, и она выпускает его ладонь и приподнимается, опираясь на локоть.