Напоследок Малфой залечивает ещё несколько ссадин на другой ноге, и замирает. Но не отстраняется. Одна рука остаётся лежать на её бедре, вторая опускается на колено.

— Готово.

Гермиона оглядывает его работу: кожа порозовела и медленно восстанавливалась, рубцы почти затянулись и припухлость заметно уменьшилась. Гермиона вздыхает, кивает и затем переводит взгляд на его руки на своих ногах.

— Спасибо, — она гулко сглатывает.

Малфой слегка сжимает её ногу, и Гермиона, не удержавшись, глядит ему в лицо. Выражение задумчиво, будто Малфой размышляет, что предпринять дальше, но губы трогает полуулыбка. Его глаз Гермиона не видит: он уставился куда-то в область её живота.

Гермиона прочищает горло и внезапно чувствует, что не знает, куда деть руки. Они лежат по бокам около её бедер, но теперь это кажется неестественным и неудобным. Нервным жестом она складывает их на животе, обнимая себя.

Малфой тихо усмехается. Его большие пальцы вдруг скользят по коже, слегка массируя.

— Я выпила слишком много обезболивающего и могу вырубиться в любой момент, — зачем-то говорит Гермиона. Голос звучит сипло.

Его брови на миг подскакивают вверх; он осознаёт её слова, и они явно забавляют его.

Иногда Гермионе кажется, что она вся забавляет Малфоя. Забавляет или злит. Изредка вызывает в нём интерес. И может, ещё что-то. Она не понимает и старается думать об этом поменьше, особенно в такие моменты как сейчас, когда сердце стучит жёстко, и каждый удар такой отчетливый и громкий.

Живот сводит, когда Драко склоняется чуть ниже и его тёплое дыхание опаляет кожу. Он наконец поднимает на неё взгляд.

Его глаза блестят по-мальчишечьи озорно.

— Тогда тебе лучше поскорее переместиться в кровать.

Гермиона сжимает губы, почему-то стараясь сдержать рвущуюся наружу улыбку.

***

Малфой постукивает пальцами по подлокотнику, и это единственный звук, который прерывает тишину.

— Эльфы тоже ничего не знают, — неожиданно заявляет он. — Никто из них не видел портрет.

Гермиона склоняет голову к плечу, мгновение обдумывая его слова.

— Им могли приказать не рассказывать об этом.

— Они могут говорить о портрете и знают о его существовании, — возражает он. — Но никто не видел его.

Гермиона хмурится.

— И что это может значить?

— Его держали в комнате, куда запрещён вход даже эльфам. Более того, там явно были специальные заклинания.

— Но… как ты всё это узнал?

— Портрет моей бабушки, — словно нехотя говорит Малфой.

— Бабушки? — Гермиона удивлённо вскидывает брови.

— Я поговорил с ней, порасспрашивал про портрет и попросил выяснить у других и у эльфов, что они знают, и…

— Малфой… Ты уверен, что не пострадаешь? Если кто-то узнает, что ты задаёшь вопросы… — Гермиона озабоченно хмурится.

— Я осторожен.

— Но…

— Я осторожен, Грейнджер, — жёстко повторяет он. — Я говорил об этом только с ней. Даже если Лорд и узнает, что по поместью ходит слух о каком-то таинственном портрете, он никогда не свяжет это со мной. Она не выдаст меня, даже если бы портреты можно было пытать.

Стойко выдержав его колючий взгляд, Гермиона вздыхает.

Это звучит неубедительно.

Ей кажется, что Малфой лишь зря подставляет себя. Они могли бы получить информацию другим образом. Она не знает как, но могли бы…

— И она думает, что это магический портрет, Грейнджер, — вдруг добавляет он. — Если бы он был магловским, не было бы смысла так его скрывать, — на миг Малфой заминается, будто подбирая слова. — И кроме того… — он быстро отводит взгляд и, подняв руку, трёт затылок.

— Что?

Он хмурится и глядит куда-то выше её плеча перед тем, как сказать:

— Ты не видишь, как Лорд относится к маглам. Ты… Мне кажется, ты не представляешь, как всё происходит на самом деле, — Малфой вновь смотрит на неё и, не давая вставить ни слова, быстро продолжает: — Я думаю, что в том числе он превратился в такое чудовище, потому что отрицает вообще всё неволшебное в себе. Он бы не опустился до магловского портрета. Я могу ошибаться, но… Это странный портрет, но всё-таки он магический.

Малфой замолкает и глядит на неё, явно ожидая горячего ответа. Возможно, спора. Любой формы несогласия.

Но Гермиона лишь сокрушённо качает головой.

Ей нечего возразить.

Тем более все, с кем она обсуждала портрет, сказали то же самое.

***

Малфой даже не скидывает чёрной мантии, а уже целует Гермиону жадно, голодно и с таким напором, что она покачивается, вцепляясь в его плечи.

— Где ты был сегодня? — вывернувшись, спрашивает она, но конец вопроса смешивается с судорожным вздохом, когда Малфой прокладывает цепочку поцелуев по её подбородку и шее.

Он требовательно притягивает её ещё ближе и делает шаг в сторону дивана; ноги Гермионы путаются, и она почти повисает на нём.

— Драко… — Она упирается ему в плечи; он недовольно рыкает и сжимает её талию до синяков. Гермиона морщится, но не сдаётся. Прежде, чем он снова поцелует её, она уточняет: — В Кардиффе?

Губы соприкасаются требовательно, но коротко. Она снова умудряется отвернуться.

— Др…

Он ловит её подбородок двумя пальцами и жёстким захватом поворачивает лицо так, чтобы всё-таки накрыть её рот своим.

У Гермионы появляется отчаянное желание пнуть его в голень. Драться кажется безумным, но она готова и к этому, когда Малфой ведёт себя как полный невыносимый…

— В Суонси, — всё-таки произносит он, и звуки похожи на подходящее ему змеиное шипение.

Она кивает, запоминая, и наконец с полной отдачей отвечает на поцелуй, вжимаясь в его тело.

Малфой немного груб, ярость сквозит в каждом его движении, но ему это нужно, и Гермиона позволяет.

Ей понятно это.

Так он стряхивает с себя предшествующее сражение, застывшие в глазах картины с поля боя, искры магии от проклятий на кончиках пальцев, запахи, пыль и сажу.

Она тянет тяжёлую грубую ткань с его плеч. На мгновение расцепив объятия, он сбрасывает мантию и толкает Гермиону на диван. Она мельком видит, как потемнели его глаза.

Вцепившись пальцами в её волосы, Малфой отдаётся поцелую со всей страстью и горячностью. Он уже целовал её так раньше: в первый раз, когда она не могла сопротивляться, и второй — когда могла, но не хотела. Хоть Гермиона и знает, что он не причинит ей вреда, такое поведение слегка пугает, но будоражит всё-таки больше, поэтому она откликается на каждое прикосновение и пытается поспевать за ним. Малфой шипит, когда она кусает его, и ей хочется смеяться и одновременно с тем кричать.

Он вытягивается поверх Гермионы на диване и сумбурно сдёргивает с неё одежду.

Глубокий, протяжный и чужеродный стон вырывается из глубины груди, когда он касается её между ног совсем не так нежно, как делал до этого. Он уделяет ей внимание, но небрежно и будто между прочим, ведь теперь у него другая цель. Он спешит оказаться внутри.

Малфой стягивает её бельё и спускает свои штаны. Гермиона старается раздеть его, чтобы почувствовать больше обнажённой кожи под руками, но он склоняется над ней и, пусть рубашка Гермионы распахнута лишь наполовину, целует её грудь, ласкает соски, сдавливает талию. Гермиона охает и обхватывает Малфоя, притягивая ближе к себе, сжимает его бёдра ногами и, когда он, лишь мгновение помедлив, входит, запрокидывает голову так, что чуть не бьётся затылком о подлокотник.

Темп сразу быстрый, а прикосновения жёсткие и жадные.

Гермиона дрожит, стонет, изгибается и держится за Малфоя, будто боясь упасть. Его разгорячённое дыхание ласкает её лицо, уши и шею. Она утыкается носом ему в висок и тут же отворачивается, чтобы не задохнуться. Рвано втягивает воздух и думает обо всём, что могла бы сказать и сделать, только если бы… могла. Хоть что-то, кроме как держаться за него.

Малфой не даёт ей поблажек и не осторожничает.

И это кажется более искренним, чем всё, что было у них до этого. Гермиона вновь поворачивает голову, стараясь рассмотреть его лицо, и их взгляды пересекаются. Она вздыхает и сосредотачивается, только бы держать глаза открытыми, чтобы видеть, чтобы запоминать.