— Я дам тебе сигнал, когда узнаю об их перемещении. Обычно это происходит по вечерам, но не в полной темноте, чтобы Пожиратели ещё могли ориентироваться.

Гермиона не может сдержать робкой улыбки:

— Спасибо, Малфой.

Он на мгновение прикрывает глаза и после окидывает её долгим, пронзительным взглядом. Его лицо вдруг меняется, принимая более измученное выражение.

— Грейнджер, я… — он сжимает челюсти. — Я не смогу никого спасти, если они действительно захотят их смерти. Я… я не могу.

Гермиона смотрит на него и видит в его глазах раскаяние вперемешку с болью.

— Я понимаю.

И в этот раз она правда понимает и совсем не чувствует ни раздражения, ни злости, лишь тоску.

Её печалит мир, в котором они вынуждены участвовать в таких разговорах и давать такие объяснения. Мир, в котором они рискуют жизнью ради чужих мировоззрений.

Тот мир, в котором Драко Малфой пытается быть хорошим, но это даётся ему слишком большой ценой.

***

Гермиона получает короткое сообщение всего спустя три дня.

«Нотт. Сегодня. В восемь».

Благодаря всей информации, которую дал Малфой, операция проходит успешно.

Нервное возбуждение накрывает Гермиону с головой, и с лица не сходит сумасшедшая улыбка, когда она мечется по дому, в котором все вокруг в кои-то веки наслаждаются каждой клеточкой тела, что перед ними спасённые товарищи, которых они уже отчаялись когда-либо увидеть.

Мадам Помфри почти сразу забирает Билла, который ранен тяжелее всех, чтобы провести операцию. Дин потерял два пальца на левой руке и зверски голоден. Джинни в объятиях Гарри трясёт от последствий Круциатуса, но она не жалуется и лишь дерзко проклинает Пожирателей.

Главное, они все живы и в безопасности.

Дом на площади Гриммо, находившийся в затишье последние три дня, снова наполняется жизнью.

Пребывая в бешеном ажиотаже, Гермиона замечает сообщение Малфоя, только когда зачарованная монета сквозь карман обжигает бедро.

Это сообщение ещё более короткое.

«Сейчас!»

***

Гермиона аппарирует в гостиную Снейпа и тут же крепче перехватывает палочку, когда понимает, что окружена темнотой. Свечи в люстре под потолком погасли, и лишь через едва заметную щель между занавесок пробивается отсвет далёкого фонаря.

Гермиона напрягается и вскидывает палочку, вызывая яркую искру на конце, и освещает пространство перед собой. С первого взгляда комната пуста. Гермиона медленно осматривается, и мурашки проносятся вдоль позвоночника, когда она вдруг слышит далёкий, еле разборчивый звук.

Это не крик и не стон.

Это не похоже ни на какое знакомое ей животное, но ещё меньше похоже на человека.

— Малфой? — похолодев, спрашивает Гермиона почти шёпотом.

Но в гостиной никого нет. Ни в кресле, ни на диване, ни у шкафов. Она не видит никого в коридоре или на кухне. Гермиона опасливо движется по дому и слышит, как звук повторяется вновь. Невнятный, похожий на жалобный скулёж или писк.

Половицы скрипят под ногами, и Гермиона шипит, когда бедром задевает угол комода в коридоре, но звук раздаётся уже чуть громче, и, понимая, что приближается, Гермиона начинает торопиться. Ей нужно найти источник.

— Малфой! — уже громче окликает она. — Малфой, ты здесь?

Она оказывается у лестницы и понимает чрезвычайно ясно, что звук далёк из-за того, что идёт сверху. Гермиона чуть было не спотыкается, когда срывается и бежит по лестнице, продолжая освещать себе дорогу палочкой.

— Малфой, я иду, Малфой!

Она приближается, но кричит всё громче, а звук раздаётся снова; Гермиона слышит, как к нему примешивается скрип.

Замерев на пороге комнаты, Гермиона понимает, что скрипят пружины кровати, на которой тело Малфоя подёргивается от конвульсий.

Гермиона ахает, воздух стремительно покидает лёгкие, и в груди пронзительно ёкает. Хочется отвернуться, хочется не смотреть, хочется уйти и забыть.

Малфой мечется по кровати, и всё его тело неестественно изгибается, будто в припадке. Его когда-то белоснежная рубашка разрезана и залита кровью настолько, что глаза обжигает пугающим алым цветом.

Он весь исполосован: грудь, спина, бёдра, даже голени покрыты длинными открытыми ранами. Плоть разорвана до кровавого месива.

Гермиона ощущает, что от Малфоя исходят волны удушающей боли, но он не кричит, а лишь издаёт этот нелепый, пугающий писк сквозь зубы.

Гермиона не знает, сколько проходит времени, пока наконец она не находит в себе сил подойти ближе и попытаться достучаться до него.

— Малфой, что мне сделать? Малфой, пожалуйста, ответь мне!

Она боится дотронуться до него и не знает — Мерлин, совсем не знает! — какое заклинание применить, чтобы остановить его метания. Он продолжает издавать нечленораздельные звуки; его пальцы механическим движением стискивают простыни.

К глазам Гермионы подступают слёзы. Она неуклюже наклоняется и пытается дотронуться до его лица, чувствуя, как крепко сжаты челюсти под её пальцами, как напряжены все мышцы.

На его лице лишь один небольшой порез на скуле, и её пальцы соскальзывают вдоль линии челюсти, пачкаясь в крови.

— Малфой! — почти всхлипывает она и всё-таки старается взять себя в руки. На мгновение отстранившись, Гермиона быстро зажигает несколько свечей в люстре под потолком, а после призывает зелья и, ощущая слёзы на своём лице, вновь дотрагивается до лица Малфоя в попытке разжать зубы и влить Умиротворяющий бальзам.

Она не уверена в своих действиях. Малфой перед ней истекает кровью, но Гермиона не понимает, как залечить его, если не остановить приступ. Она даже не понимает, от чего может быть такой приступ…

— Малфой, пожалуйста, это поможет, прошу тебя, — шепчет она скорее самой себе; Малфой на её слова не реагирует.

Он кусает её за пальцы — не специально, это всего лишь рефлекс, когда его напряжённые челюсти снова сходятся, зажимая зубами её фаланги. Гермиона шипит от боли, но не отдергивает руку.

Она должна влить зелье ему в рот.

Должна влить зелье.

Его тело пробивает судорога, и он наконец приоткрывает рот, хрипло всхлипывая.

Гермиона старается справиться с дрожью, которая постепенно охватывает всё её тело, и вдруг слышит хлопок аппарации у себя за спиной.

— Петрификус Тоталус!

Тело Малфоя застывает словно каменное.

— Что, почему вы?.. — восклицает Гермиона, быстро метнув взгляд на возникшего из ниоткуда Снейпа, но после снова смотрит на Малфоя.

Он выглядит совсем плохо. На контрасте со свежей кровью его лицо почти белое, будто вся краска вышла из организма. Его раны… Даже постаравшись, Гермиона не может оценить их количество, он выглядит так, будто бы его избивали бензопилой. Гермиона не представляет, что за заклинание могло сотворить такое. Она сжимает кулаки, чувствуя, что её пальцы продолжают дрожать.

— Он сам себя поранит, — поясняет Снейп и бесцеремонно отодвигает в сторону Гермиону, склоняясь над Малфоем, и сразу вызывает несколько диагностических заклинаний. — Вдобавок к очевидному к нему применяли Круциатус. Сколько раз, Драко? — он будто дожидается ответа. — Три? Это ещё ничего.

— Но как?.. — заторможенно спрашивает Гермиона, шокированно наблюдая за возникающими красочными иллюзиями, поясняющими состояние Малфоя. Снейп призывает ещё больше зелий, склянки ровной вереницей летят из коридора.

— Грейнджер, не заставляйте меня разочаровываться в вашем светлом уме, — кидает Снейп и начинает плавными движениями колдовать, произнося какое-то длинное и незнакомое Гермионе заклинание.

— Легилименция, — догадавшись, выдыхает Гермиона, но Снейп никак не реагирует на неё.

По велению палочки крови вокруг становится меньше, хотя резкий запах так и продолжает бить в ноздри. Кожа вокруг ран очищается, и Снейп избавляет Малфоя от разодранных рубашки и штанов.

Гермиона несколько раз мигает, румянец обжигает её щёки, но она продолжает смотреть, не в силах отвернуться.

— Отключись, — шепчет Снейп; Малфой проваливается в небытие.