– У тебя из штанов сзади торчит открытка с котенком.

Засовываю открытку в карман, а в четвертой кабинке несколько раз загорается фотовспышка.

Несколько дней спустя открытка все еще у меня. Она прикреплена магнитом к дверце холодильника на том самом месте, где я оставила ее в понедельник вечером. Через пару дней я поняла, что никогда открытка не окажется на столе Тома. К тому же картинка так мило смотрится на холодильнике. Теперь я понимаю, почему некоторые люди лепят сюда все подряд. Одна маленькая деталь – и вся комната оживает, хотя это сравнительно небольшое помещение. Но сейчас оно выглядит так, словно здесь и впрямь кто-то живет, кто-то любящий котят или спагетти или просто стремящийся украсить свое жилище. И я чувствую, что жизнь словно обретает новый смысл, хотя, возможно, напрасно я придаю так много значения открытке с котенком. Но положительный эффект все же ощущается.

Вечер четверга застает меня в гостиной в обществе мамы, неожиданно вернувшейся из своего африканского путешествия. Свои вещи она без объяснений оставила в кухне.

– Ну, как это было? – спрашиваю я.

И жадно жду баек о диких слонах, бегущих через деревню, о маме и Ронни, которые мчатся следом со своими фотоаппаратами и делают бесценные кадры виляющих слоновьих хвостов.

– Поездка оказалась мощным стимулятором, – начинает мама. – Я ходила пешком больше, чем за всю жизнь, и все время мечтала только об отдыхе.

– Ты не слишком загорела, – замечаю я.

– Солнцезащитный крем, – поясняет мама.

Глядя на нее, не заподозришь, что она вообще была на солнце. Она выглядит так, словно эти две недели прожила в метро. Но впрочем, мы все плохо загораем. Я всегда самая бледная, и в колледже меня даже прозвали «приманка для акулы», хотя что здесь забавного – не понимаю.

– Ронни отщелкал свои восемь пленок, – рассказывает мама, – в основном с видами моей спины на фоне дикой природы. Не лучший ракурс для меня.

– Как Ронни?

– Очень жизнерадостен для человека, который две недели спал на раскладушке.

Еле сдерживаюсь, чтобы не расспросить подробнее.

– Но ты ведь собиралась туда надолго? Нет, это не значит, что я не рада видеть тебя, но все-таки что случилось?

– Наверное, в жизни каждой женщины наступает момент, когда она решает, что следующий лев, которого она увидит, будет последним. Полагаю, это очень зрелое решение. – Поймав мой удивленный взгляд, мама продолжает: – Это относится не только ко львам, дорогая. У каждой женщины свой собственный объект. – Раздается стук в дверь. – Это Джейни, – говорит мама.

– Ты предупредила Джейни, что придешь ко мне, а меня нет? – Я чувствую себя обиженной восьмилетней девочкой.

– Ты же знаешь свою сестру.

Открываю дверь. Джейни прямо с работы, поэтому на ней стильный бежевый костюм. Я уже переоделась в застиранную футболку и штаны, так что чувствую себя несколько неловко, да еще бирка от штанов царапает поясницу. Оборачиваюсь и отрываю ее прямо перед Джейни. Та слегка округляет глаза и входит.

– Классно выглядишь, – обращается Джейни к маме. – Все было замечательно?

– Почти все.

– Хочу видеть фотографии.

– Будь осторожна со своими желаниями, – замечает мама.

Приношу в гостиную кувшин апельсинового сока. Он из пакета, но мы одна семья, так что все либо не заметили этого, либо просто промолчали.

– Я привезла вам подарки. – Мама исчезает в кухне, возится в своем багаже и затем появляется с двумя одинаковыми сумками, на которых изображены слоны, и парой бус.

– Это настоящие африканские бусы, не подделка из Ньюарка.

– Ну конечно же, сразу видно! – восклицает Джейни.

Я ни за что не обнаружила бы разницы, но все равно бусы замечательные.

– А почему ты с чемоданами? – интересуется Джейни.

– Да, кстати, почему? – вторю я, радуясь, что Джейни первой задала этот вопрос.

– Довольно забавно, – отвечает мама, усаживаясь на кушетку, – но, кажется, в моем доме решили провести дезинфекцию.

– Сегодня? – удивляюсь я.

– Наверняка жильцов предупредили заранее, но я-то была в отъезде.

– Надеюсь, это не нашествие маленьких зеленых жучков? – спрашиваю я, вспоминая утреннее приключение в дамском туалете.

– Надеюсь, я никогда не узнаю деталей, – говорит мама.

– Ну что ж, – успокаиваю я ее. – Оставайся здесь. Можешь спать на диване, у меня есть еще один матрас.

– Не хочешь ли остановиться у меня? – предлагает Джейни. – У меня, правда, нет второй кровати, но я с удовольствием посплю на полу.

Беседа напоминает своеобразное состязание, но если Джейни действительно стремится к победе, я готова уступить ей право спать на полу. В моей квартире всего одна комната, крошечная кухня и ванная. Но правда, кроме дивана, есть еще кровать.

– Думаю, кушетка Холли мне вполне подойдет, – говорит мама.

Я победила без особых усилий и даже немного смущена тем, что не слишком стремилась к этому.

– Я бы пожила у Ронни, – продолжает мама. – Но, пожалуй, ему надо передохнуть. К тому же он прикупил еще пленки и бесконечно снимает меня, стоит мне отвернуться на минутку. Это несколько действует мне на нервы.

– Я тоже останусь! – радостно восклицает Джейни. – Устроим вечеринку в пижамах!

– Извини, дорогая, – деликатно возражает мама. – Я слишком устала для подобных развлечений.

Я испытываю облегчение, а Джейни явно опечалена. Она молча прихлебывает сок, перебирая африканские бусы.

Итак, я не одна. Мама здесь только вторую ночь, а я уже чувствую себя так, словно за мной постоянно ходит торговый агент с блокнотом, бесконечно задавая вопросы по разным поводам. Она спрашивала, например, что у меня в чулане и где я купила такие замечательные консервированные абрикосы. Понятия не имею, что у меня в чулане. Я вообще не подозревала, что у меня есть чулан. А консервированные абрикосы я вытащила из мешка с подарками на работе в последний День взятия Бастилии, который мы регулярно отмечаем, потому что кто-то из руководства француз. Неизвестно, правда, кто. Абрикосы, наверное, уже испортились, но я не сообщила об этом матушке. Пусть не думает, что я храню в холодильнике просроченные продукты.