– Ишь как! – удивлялся он. – А нас учили полагаться на глаза и нюх; пока думаешь, вся шушера разбежится и по гнилым углам попрячется, что не выкуришь.

– Органы чувств мирян могут врать, Ваше Превосходительство. – Норма опустила взгляд на сцепленные на коленях руки. Ей казалось невежливым так прямо говорить о несовершенстве собеседника, но и уйти от ответа она не могла.

Но полицмейстер, кажется, не обиделся, только фыркнул, огладив двумя пальцами усы, и откинулся на сиденье:

– Тогда посмотрим на нее… на вашу логику. И зови меня Петром Архипычем. У меня таких, как ты, три дочки. И ты тоже зови, – повернулся он к Илаю, и тот белозубо оскалился.

Сыскное управление оказалось угрюмого вида каменным зданием в два этажа с белеными карнизами и двускатным жестяным козырьком над крыльцом с потертыми ступенями.

«Вот он какой, наш новый дом», – подумалось Норме.

Едва они сошли с конки, к крыльцу, фырча, подскочил Фундук и тряхнул лопатками, едва не сбросив обоих седоков. Лес и Диана приземлились на брусчатку отработанным и полным грации движением.

– Господин полицмейстер, позвольте доложить, – рявкнул во всю силу своих молодецких легких Лес.

– Позже, – махнул ладонью Петр Архипыч. – Сперва сведи зверюгу на конюшню. Там на втором ярусе ему уж теплый лежак приготовлен.

Лес прищелкнул несуществующими каблуками: в отличие от остальных кадетов, которым достались в обмундирование тяжелые ботфорты с квадратными носами, его сапоги больше напоминали охотничьи, чтобы легче было прыгать, а икры до самых коленей были обмотаны мягкими бинтами наподобие солдатских портянок. Затем он свистнул Дуку, и вместе они потрусили за здание.

Петр Архипыч провел остальных внутрь и сразу на второй этаж. Там он хозяйским жестом обвел коридор с двумя дверьми.

– Тут, значит, будет девичья комната, а тут – спальня юношей. К порядку, знаю, вы приучены, так что обживайтесь, как сможете.

Сунув носы в «девичью», Норма и Диана увидели белостенную горницу с крошечным зарешеченным окном, бывшую некогда то ли допросной, то ли оружейной. По углам жались две кровати, в ногах у которых стояло по окованному сундучку в локоть высотой и два в длину. У двери висело настоящее мутноватое зеркало в темных пятнышках.

– Тут, конечно, не дворец… – начал Петр Архипыч.

– Чур, моя! – объявила Диана, с разбегу плюхаясь животом на правую кровать. Та протестующе заскрипела.

Норма тоже вошла, неверяще крутя головой по сторонам. Какая большая комната! И дверь запирается! И жить они будут только вдвоем! Будто они наяву попали в Пресветлый Деим.

«Вот только что мне хранить в сундучке?» – задумалась Норма, но ее отвлекло деликатное покашливание полицмейстера:

– Еще дальше по коридору общая комната. Там можете чай пить, мы вам самовар отрядили. Справитесь? Вот и славно. В котельной для готовки печка есть, а мыться можно в бане на соседней улице. Нужник снаружи устроен, уж не обессудьте. Тебе, пострел желтоглазый, форма оставлена на постели. Нашел?

– Так точно! – радостно отозвался из коридора брат.

– Вот и славно, – потер, видать, озябшие ладони Петр Архипыч. – Теперь пожалуйте в главное свое рабочее место – мой кабинет. Там будете получать распоряжения и отчитываться мне лично.

Диана, беспечно качавшая в воздухе тяжеленными и облепленными грязью ботфортами, вскочила на ноги, стряхивая комья на выметенный дощатый пол.

– Тогда пойдемте отчитываться, – предложила она, сверкнув круглыми окулярами.

Диана никогда не трепетала перед старшими, кем бы они ни были. Норме даже казалось, явись перед ней сам Диамант, сестра ни капли бы не смутилась. А все потому, что все носились с ней как с писаной торбой – еще бы, за все поколения геммов им удалось воспитать едва ли не первый удачный Малахит. Даже жестокой души наставник по атлетике сдувал с младшей сестры пылинки и всем ставил в пример. По счастью, заносчивой Диана не стала, иначе выносить ее совершенство было бы… невыносимо.

Нет, Норма не завидовала, просто она-то хорошо знала, с каким трудом ей, простому Лазуриту, дается каждый шаг вперед, и чем дальше, тем тяжелее будут эти шаги. Норме все доставалось не исключительностью таланта, а только кровью, потом и бессонными ночами.

Ладонями она расправила неряшливые складки на простыне.

Со стороны юношеской спальни как раз донесся радостный голос догнавшего остальных Леса:

– Уо-о-о, каковы хоромы!!! Вот теперь-то заживем!

В кабинете Петра Архипыча было не в пример теснее, чем в отведенных им комнатах, – в каждом углу стояло по забитому какими-то бумагами шкафу, у стен горбились обтянутые дурацкими цветастыми тканями диванчики, а стол, покрытый зеленым сукном, перегораживал подход к окну. Полицмейстер бочком пробрался за него и приглашающим жестом велел им говорить.

Диана подбоченилась и выдала:

– И ничего мы не нашли. Место, как и было сказано, каждый раз новое, да еще и людное. Там одних свежих троп протоптано за сегодня с три сотни, как человеческих, так и нет. Обнаружены следы и помет шестидесяти лошадей, двадцать четыре из которых мерины, три мула, четыре осла…

Полицмейстер кашлянул.

– …и один кошкан помимо нашего, самец, пометил дом до самого окна, – спокойно продолжила Диана, не уловив намека. Илай тихо хмыкнул, представив реакцию Фундука на метку конкурента. – Однако ни единого шлейфа ни хладнокровных, ни даже земноводных существ. Человек, который должен был забрать груз сегодня, тоже должен был как следует провонять ящерицами, так что на месте его не было.

– Скорей всего, подельники следили за складом и им известно, что груз конфискован, – деловито добавил Лес, поправляя темно-русые вихры надо лбом. – Мы осмотрели также все соседние переулки, за нами слежки не было.

– Курьеры могли быть такими же временными, как и грузчики на складе, и не знать всего плана, – не удержалась Норма.

Илай мысленно застонал. Если сестра сейчас возьмется защищать тех бродяг, их точно вернут в учебку, как порченый товар. Но полицмейстер только махнул рукой:

– В рапорте все распиши, что узнала, ты же девица грамотная? – Норма вспыхнула, но кивнула и снова принялась теребить кончик косы. – Вот. А дальше пусть в суде разбирают, не наша юрис… дикция. Да, юрисдикция не наша это – судить, кто виноват, а кто нет. Наше, ребятки, дело – все сыскать, собрать, всех переловить да черту подвести. Вот здесь мы ее и подведем.

Илай покосился на остальных кадетов, но никто не пошевелился, не произнес ни слова. Что бы это значило – подведем черту? Так они справились или нет?

– Дело закрыто, – распознав их замешательство, пояснил полицмейстер. – Этих под суд, а заведутся новые – и их поймаем, если осмелятся после такого дела свои проворачивать. Говорите, видали все у склада? И хорошо, бояться будут! А сейчас вольно.

В ответ на знакомый приказ мышцы непроизвольно дернулись в новой попытке вытянуться перед расслаблением, и все четверо машинально развернулись на пятках.

– А, все ж таки забыл, – окликнул их Петр Архипыч. – Вот, жалованье ваше. Все ж для зеленых кадетов не так вы и плохи, – милостиво добавил он, выкладывая на зеленое сукно стола четыре одинаково брякнувших металлом мешочка.

Они никогда прежде не держали в руках денег. Деньги, говорили им, причина многих зол, а также основной мотив трех четвертей мирских преступлений. Последнюю четверть составляли преступления страсти, представление о которой также было весьма смутным. Но в учебном корпусе при монастыре им не было нужды сталкиваться с «гнусным металлом», а тут он свалился им на головы нежданным богатством. И как им распоряжаться, было совершенно непонятно. Норма предлагала не тратить монеты – по тридцать серебряных и пятнадцать медяшек – вовсе, но, кроме пустого самовара, ничто не сулило кадетам ужина, а последний раз они ели еще на рассвете. Животы вразнобой подвывали, словно устроив концерт духового оркестра.