– Ждем!

Чуть повозившись, я снял со спины сверток из кожи медведя и уложил на колени. Неспешно развернул и невольно покачал головой, глядя на… арбалет. Милена пообещала… и сделала… Не слишком большой, но сильный. Я уже произвел из него тридцать тренировочных выстрелов, а также прошел быстрый курс начинающего бойца, научившись чинить мелкие проблемы. Умел взводить и заряжать, что и проделал сразу после того, как потратил кучу сил и времени на то, чтобы вбить в камень два длинных стальных штыря с кольцами на конце. И только после этого я вытащил из еще одного свертка, чуть встряхнул и опустил на снег огромный моток тройной шерстяной нити, прикрывая его телом от ветра.

Поднеся к губам рацию, предупредил:

– Прячьтесь!

– Давай!

Подняв арбалет, я навел его на самый яркий огонь лампы и нажал спуск. Щелкнуло, свистнуло и пронзительно завизжало, когда унесшаяся во тьму стрела утащила с собой метры и метры шерстяной нити.

– Сделано – поведал я о своем достижении и принялся заворачивать арбалет в сверток. У меня были еще болты, но стрелять смысла не было – шерстяная нить только одна. Если недолет, обрыв или еще что – надо будет возвращаться и повторять весь утомительный и опасный процесс с самого начала.

Ждал я недолго. Не прошло и минуты, как затрещавшая рация ликующе взорвалась:

– Есть! Вроде целая нить.

– Отлично.

– Мы удлинили и поднимаем ее! Жди!

– Принято.

Я не видел, но знал, что сейчас вверх по склону удлиненную нить поднимает несколько стариков. Поднимает так, чтобы нить полностью поднялась над сераками и больше не касалась их.

– Готово!

– Веревку привязали?

– Все сделали. Начинай тянуть.

Чуть дрожащей перчаткой я потянул за трепещущую в злых порывах нить и ме-е-едленно начал тянуть, ощущая неслабое напряжение. При любом рывке я тут же ослаблял нить, а затем снова натягивал. Прямо как рыбалка, только на кону куда большее… Вытягивал я долго. Потерял счет времени, что-то шепча в шарф на лице. Я даже не сразу понял, что сжимаю уже не нить, а веревку чуть толще.

– Есть! – сообщил я.

– Тяни дальше!

На этот раз дело пошло куда веселее и вскоре в моих руках оказался конец толстой плетенной веревки, на которую ушли вообще, что могло на нее пойти. Убедившись, что этот этап успешно завершен, я закрепил веревку на вбитых в скалу стальных кольях, все проверил и, не скрывая радости, крикнул в рацию:

– Сделано! У нас есть воздушная переправа!

– У-р-р-р-а-а-а! – завопила Милена и к ней присоединились и остальные.

Что ж… только что одна из глубинных точек длинного ледника оказалась связана со станцией Пытливость воздушной канатной переправой. И я буду первым пассажиром, кто сейчас привяжется к ней и отправится в тестовый путь, чтобы через часов двенадцать вернуться обратно и проверить следующую нашу теорию.

Левая и потенциально каменная стена ледника – вот куда были устремлены наши помыслы и брошены все силы. Она находилась в шести метрах от «заарканенного» нами каменного треугольного клыка. Стена практически отвесная, но изъявленная еще не затянувшимися порезами и глубокими выбоинами, показавшим, что накопившийся тут за годы ледяной панцирь достаточно толст и подходит для наших целей. Там у «устья» ледника стена была слишком низкой и постоянно подвергалась страшным ударам дробящихся и трущихся о нее ледяных глыб, ломающих ее и тут же заполняющих проломы собственной массой. Выше к истоку ударов опасных ударов тоже хватало, но здесь стена была куда выше и крошащиеся сераки бились о нее ниже «ватерлинии». Она подходила для наших целей.

А цели несколько изменились.

Все началось с моего простого вопроса, поставленного перед луковианцами.

Спросил я следующее: Чего именно мы хотим от ледника? Просто побывать там раз и при удаче воровато вернуться? Или же мы хотим протоптать туда хотя бы отчасти безопасную дорожку?

И я не случайно использовал «мы», прямым текстом сообщая, что раз уж земляне принимают участие в этой авантюре, то мы имеем право на некую долю. Пока неизвестно от чего именно, но свою честную долю мы определенно получить желаем.

Первоначальный их ответ был ожидаемым и по первому варианту – просто побывать, обновить координаты и вернуться. Таков идеальный план с последующей телепортацией на родную планету.

Я рассмеялся.

Да, не спорю, когда я первый раз услышал об этой затее и наспех вник в ее суть, меня тоже захватила эта мысль.

Путь домой!

Но поостыв, поразмышляв, я начал понимать, что все это выглядит большой детской фантазией, наивной до такой степени, что на вкус воспринимается как чашка чая с десятью ложками сахара – приторной до тошноты. Еще с детства у меня такое вкусовое восприятие любой наивной идеи. Как только слышу хоть что-то излишне упрощенное, где все подается как дело плевое и яйца выеденного не стоящего – так сразу лицо кривит от разливающейся во рту дикой приторности.

Порой у меня сознание еще не нашло недочетов, а подсознание уже все пережевало и вовсю посылает сигналы. Это не раз и не два выручало меня в предпринимательском прошлом. Сколько раз я слышал чье-то вроде как разумное инвестиционное предложение с подробно расписанными этапами, четко обозначенными затратами и последующими прибылями. И вроде все из услышанного нравилось. Но тут рот переполняло больной сладостью, и я мгновенно закруглял переговоры категоричным отказом, а потом уже разбирался что именно меня настораживало.

Даже если сразу не находил проблемных мест, то потом до меня доходили слухи, что тот или иной бизнесмен крупно прогорел на этой идее. И не всегда затея глупая – просто ее намеренно или по собственной глупости подают как необычайно легкую и стопроцентно успешную. А это ошибка. В этом мире лишь смерть дело простое – и то только для усопшего, а не для его родственников, которым его придется хоронить. А уж в бизнесе найдется немало тех, кто любую идею постарается зарубить на корню или поставить максимум подножек и барьеров – иногда это конкуренты, иногда завистливые, иногда хотящие непомерных откатов или просто тупые чиновники, не хотящие ровным счетом ничего делать. И ты ведь это знаешь из собственного опыта, заранее просчитывая возможные сложности и… мозг через вкусовые рецепторы посылает сигнал.

Этому я научился от бабушки. Но не от моей мудрой и родной, а от соседской – той, с чьим приезжающим на лето внуком я играл почти каждый день. В то время мой мирок был совсем крохотным, но ярким и поэтому запоминающимся. Тот ранний вечер я помню с фотографической четкостью. Мы сидели в летней кухне после игры в футбол. Лето уже заканчивалось. Моя бабуля отправилась на ту сторону деревни, прилегающей к достаточно оживленной трассе – торговать огурцами свежими и малосольными. Лето выдалось урожайным и наши теплицы ломились от зеленых крепышей. Я отвез бабушке тачку с товаром, проследил за тем, нет ли рядом алкаша Демьяна, что обычно был безобиден и лишь клянчил рублей двадцать, но по пьяни бывал агрессивным. Потом уже вернулся к футболу, и мы здорово там набегались, прежде чем усесться на кухне за застеленным старой липкой клеенкой столом и начать уплетать печенье. В это время бабуля моего друга хлопотала там же, успевая приглядывать за свекольником, за шипящим на сковороде луком, за закипающим чайником и ни на секунду не умолкая. Говорила она, сам собой, только про любимого внучка, уже полностью выстроив его будущую жизнь в своих мыслях. Говорила она примерно следующее: вот он уже подрос, сейчас самое время освоить игру на пианино, затем он за год освоит на хорошем уровне английский, а параллельно будет ходить на самбо, где быстро станет лучшим борцом и его, конечно же, будут возить на все соревнования без исключения и он завесит всю комнату в детской своими золотыми блестящими медалями. Еще через год, после того как станет лучшим учеником в школе, внучку пора обратить свое внимание на футбол – ведь у него настоящий талант и очень сильные ноги. Каждая бабуля мечтает о хорошем будущем для своего внука и все это я уже слышал не раз. Моя бабушка говорила немало такого же, но была и разница – она не просто сотрясала воздух, а разговаривала именно со мной, вдалбливая в голову и при этом через каждые десять слов напоминая, что достигнуть можно почти любой цели, но дастся это лишь тяжелым и упорным трудом.