Только в одном месте площади имелся архитектурный изъян, огрех. Единую композицию дворца и ажурных переходящих галерей прерывала, отличающаяся цветом камня, постройка. И, по сути, только пытливый, опытный глаз скульптора мог рассмотреть это расхождение или же внимательный и небезучастный наблюдатель. Здание отличалось не только цветом каменной кладки, из чего можно было сделать вывод, что воздвигнуто оно было намного позже, чем все остальные сооружения комплекса. Также оно было и без открытых арочных галерей и без красивых витражных панорамных окон. Оно являлось вроде бы как частью продолжения дворца, но совсем на него не походило не внешне, не внутренне. Одним словом, странное сооружение.

Терри продолжал смотреть на безлюдную площадь, на смену сторожевого караула, на закрывающиеся ставни. Вот перезвон колоколов сообщил о наступлении полночи. Пора было ложиться спать. Он забрался на большую, широкую кровать с шёлковым стеганым одеялом и мягкой, уютной подушкой, в которой так приятно утопала полная ученических забот голова. Упс, описав вокруг себя никак не меньше десяти оборотов кругов, плюхнулся рядом, заняв львиную долю кровати и продолжая моститься в своей обычной манере.

Сияние Белой Обережной Луны, проходящее сквозь створки открытого настежь окна, осветило их, окутав в мерцающую серебристую поволоку и без того светлые волосы мальчика и белоснежную шерсть его верного пса. Они крепко уснули под присмотром, охраняемой их сны, Белой Луны.

Теодор Амвилл оказался прав, это был не совсем обычный урок.

В графе утреннего расписания числился перенос урока астрономии с Эвенесом Эмбором с полудня сего дня ровно на полночь. И значилась отметка, что в это время всем ученикам рекомендовано хорошенько отдохнуть, а того лучше и вовсе вздремнуть.

Когда классу сообщили, что в зал астрономии в следующий раз необходимо пребыть в полночь, они немного растерялись и сначала вовсе не поверили в это, конечно, все кроме Терри. Он сразу сопоставил вечерний разговор с отцом и его предупреждение касательно дневного сна с информацией о новом расписании. Но вот остальные…, кто-то стоял и моргал, проверяя, не подвело ли его зрение, кто-то протирал руками глаза, будто только что проснулся, а были и не, кто просто стояли с отвисшей челюстью и недоуменно смотрели по сторонам, ища каких-либо вразумительных объяснений. И, как следовало ожидать, большая часть учеников всё-таки весело смеялись, толкая друг друга плечами и тыча пальцами на доску объявлений, предвещая что-то явно интересное и захватывающее.

– Вот даёт!

– Он как всегда!

– Только он мог такое придумать! – долетало отовсюду со всех сторон.

***

Терри, Ноника и Вуджес решили скоротать время под лучами полуденного солнца напротив Стамбхи, их любимого места в Замке. Они устроились под одиноким раскидистым деревом плакучей ивы.

Сначала они покидали камни, соревнуясь, кто точнее попадет в цель, тренируя меткость, одно из частых их занятий. Ноника уступала в этом досуге ребятам, но никогда не сдавалась, проявляя потрясающее чувство упорства. Терри и Джес в основном соперничали друг с другом, поочередно разделяя лавры первенства между собой. Когда стало в очередной раз понятно, что первое и второе места разделят ее друзья, она прилегла на скамейке, свесив копну золотистых волос, которая падала на молодые и сочные побеги яркой зелёной травы, её взгляд был устремлён на вершину Башни. В руке она крутила голубой цветок, который сорвала ранее у подножия Стамбхи. Таких цветов здесь было много, и их синь сливалась с простирающимся впереди океаном.

Джес и Терри закончили сражение. Победил Вуджес и он довольный собой, улыбался широчайшей улыбкой всем и каждому. Они плюхнулись не на скамейку, а прямиком на лужайку, рядом с Ник, но ориентир их взоров был такой же, как и у нее.

– Странно, – протяжно произнесла она, – и почему именно в этом месте, становится так хорошо и спокойно, а?

– Да, даже дома чувствуешь себя не так безопасно, как здесь, – согласился Вуджес.

– Папа говорит, что Стамбха очень важна для Замка, для всех нас, – полушёпотом отозвался Терри, он засыпал.

– Важна? Это ещё почему? – Джес перевернулся и свесился прямо над ним, уперевшись на согнутый локоть и загораживая теплое, ласковое солнце.

– Джес, уйди, – Терри сделал подсечку и Вуджес, смеясь, повалился на землю. – Я не знаю точно, вы ведь в курсе, что моё посвящение состоится в день совершеннолетия, а пока я наслаждаюсь беззаботной юношеской жизнью, такова стратегия моего отца, поэтому могу сказать только то, что слышал. – Он с минуту полежал молча, потом добавил. – Но, если честно, почему-то даже не сомневаюсь, что отец говорит правду…

Он закрыл глаза, уносимый волнами сна. Прекрасного, волшебного, пленительного сна.

***

Когда настало время урока, ученики зашли в тёмное помещение, это был класс астрономии. Кто-то, кто зашёл последним, не успев сориентироваться в ситуации, с грохотом закрыл за собою дверь. Они оказались в кромешной темноте.

– Откройте обратно дверь! – выкрикнул из толпы Терри.

– Не открывается!

– Захлопнулась!

– Поднажми!

– Ничего не выходит, не получается!

Они молча стояли, прижимаясь, друг к другу и ориентируясь по памяти, как и где, располагались предметы раньше.

Терри решил вновь взять инициативу на себя и достаточно громко и весело произнёс в черноту перед собой:

– Ладно, если не получается открыть дверь, тогда кто-нибудь включите, пожалуйста, свет.

– Свет сейчас будет. Потерпите, мистер Амвилл. Иногда нужно побыть немного в темноте, чтобы оценить истинную яркость и красоту света, не правда ли? – в темноте раздался мягкий вкрадчивый голос и шаги, сопровождающиеся едва различимым металлическим стуком.

Скрипнул отпускаемый рычаг, и звук начинающего работать механизма усилился. Вдруг в кромешной темноте со всех сторон начали появляться тонюсенькие полосочки света, они стали расширяться, приобретая все большие и большие размеры и открывая перед собравшимися учениками усеянное звёздами полуночное небо.

Кабинет имел форму полусферы и располагался в одной из самых высоких башен Замка. Он выходил своими огромными панорамными окнами на необъятный океан и такое же бескрайнее небо. А разделяла их между собой только стеклянная куполообразная перегородка, поэтому, когда железный занавес полностью раскрылся – ребята очутились посреди ночного оазиса из миллиона звёзд и ослепительно яркой луны. Горизонта не было и в помине, он исчез, небо и вода слились в единое целое, образуя одно сплошное полотно, и только лишь немного размытое отражение луны напоминало смотрящим, что внизу находится безграничный океан.

Открывалась действительно сказочная картина: луна в эту ночь была фантастически огромной и закрывала собой чуть ли не половину всего небосвода. Казалось, что все звёзды, какие только были в этом мире, собрались сегодня, чтобы посмотреть на них.

Ребята потрясенно вздохнули и продолжали зачаровано оглядываться вокруг себя, стараясь надолго сохранить этот момент в своей памяти. Мягкий свет озарил всё вокруг, и собравшиеся с легкостью смогли разглядеть стоявшего перед ними учителя, который смотрел на них, немного склонив голову на бок и незаметно улыбался.

Это был долговязый старец с окладистой седовласой бородой, помнившей явно не одно столетие. Борода была причесана, старательно уложена и увенчивалась небольшим забавным локоном-завитком. Когда-то это было достаточно красивое лицо, с тонкими и правильными чертами. Глаза уже не такие ярко-голубые, как прежде, все же не стали тусклыми и блеклыми, а продолжали светиться мудростью и теплотой, а паутинка из морщин вокруг глаз говорила не только о почтенном возрасте, но и о том факте, что кто-то иногда не прочь посмеяться над доброй и хорошей шуткой. На преподавателе был одет балахон, как и на Игнессии Бомбард, только насыщенного синего цвета и расшит яркими серебряными звездами. Из-под подола выглядывали остроконечные туфли с узкими металлическими носками, загнутыми кверху, на манер персонажей восточных сказок. В одной руке он держал складную подзорную трубу, а второй – накручивал кончик своей бороды на указательный палец с большим перстнем из лунного камня, аметиста и жемчуга, создавая своими движениями идеальную спираль из пряди седых волос. Довершал весь этот образ высокий синий колпак, который статно значился у него на голове. Он, как и ночное небо сегодня, был усеян множеством серебристых звезд и загнут практически на самом его конце, на кручёном шёлковом шнурке которого свешивался, раскачиваясь взад и вперёд, блестящий полумесяц. Вся его фигура будто бы издавала легкое свечение, некий ореол или может быть, так просто казалось.