Озабоченная моей безопасностью, мама никак не хотела принять эту простую и ясную мысль, в то время как прежде она слыла человеком очень здравомыслящим.

Посидев с ней еще минут пятнадцать и успокоив ее, чем смог, я поднялся в свою комнату. Первым желанием было прилечь и в тишине, покое разобраться со своим новым телом, но едва я лег и расслабился, как пожаловал врач. Что поделаешь, пришлось ненадолго почувствовать себя подопытным кроликом. К моему неудовольствию лекарь оказался излишне внимательным, даже въедливым, разглядывал синяки на лице, губы, заплывший глаз, словно эти явления в его практике были чем-то этаким, выдающимся. Затем заставил смотреть меня в маленькое зеркальце, поочередно прикладывая к различным частям тела металлические пластины с мерцающими кристаллами реурта, бормотал что-то, нажимая кнопки на своем нагрудном концентраторе. А затем случился нехороший казус: его внимание добралось до моего живота и почти затянувшийся ямочек – следов сегодняшних ножевых ранений.

– Ваше сиятельство, – врач повернул голову к графине, – а эти ранения… Когда с ним такое случилось? Совсем этак свежие с виду. С недельку им или дней пять, да?

Вот здесь мама, конечно, обалдела. До сих пор тихо стоявшая в стороне, она тут же подскочила к постели, глянула широко раскрытыми глазами на голый живот и, перехватив мой взгляд, открыла рот для неприятного вопроса.

Чуть раньше, чем Елена Викторовна успела вымолвить первое слово, заговорить пришлось мне.

– Это не ранения, а сущая мелочь. Небольшие царапины, – начал объяснять я, опровергая первичную сентенцию врача. – Не стоит им уделять внимание. Вообще не понимаю, отчего такое внимание к моей персоне. Из-за пары шишек и синяков? Давайте, господин доктор, поступим мудро: вы выпишите какие следует мази или снадобья, чтобы скорее сошла опухоль с губ и вокруг глаза, и дело с концом.

– Саша! – графиня от возмущения даже ножкой притопнула.

– Да, мам? – я бессовестно улыбнулся. – Ты разве не на моей стороне? Не хочешь, чтобы мое лицо скорее пришло в норму?

– Саша, немедленно объясни откуда у тебя это на животе! – настояла она.

Я не слишком люблю врать. Вот, что мне сказать? Что сегодня помимо изрядных ударов кулаком в голову и грудь, я отхватил пару тычков ножом в живот? Так не поверят. Раны не могли столь быстро затянуться. И если бы так было, то я лежал бы тепленький не в своей постели, а холодный на улице заброшенного района, называемого Шалаши. Подтвердить версию доктора, будто этим э-э… – как он там сказал? – ранениям с недельку, так последует еще больше вопросов и несостыковок. Ведь недельку назад со мной подобных казусов не происходило, а если бы произошло, то мама никак не упустила бы из внимания, что я расхаживаю по дому с глубокими ножевыми ранами, да еще имею наглость при этом посещать школу. В общем получился тупейший тупик, благодушно устроенный Артемидой и Асклепием.

И я сказал так:

– А я не буду ничего объяснять!

И рассмеялся. В самом деле стало смешно от всей глупой суеты вокруг меня.

– Ну, Елена Викторовна, вы же понимаете… – врач бессильно развел руками.

– Не было у него никаких ранений неделю назад! И до сегодняшнего дня не было. По крайней мере ничего серьезного, что я могла бы заметить, – мама сердито смотрела на меня, словно только я был виноват, что очевидное не помещалось в шаблоны их разумения.

– Тогда остается предположить, что эти раны затянулись за пару часов, что противоречит медицинской науке, – доктор принялся убирать в саквояж медицинские приспособления. – Скажу вам, даже магическая пролиферация наивысшего уровня не может происходить так быстро! Это просто невозможно! – последнее слово он произнес особо громко. – Разумеется, я сейчас выпишу средства. Все необходимое, чтобы скорее снять опухоль и гематомы, а в остальном его сиятельство всецело здоров. Если бы не эта странность на животе, то просто не к чему придраться.

Проводив врача и поручив слуге бежать в аптеку с рецептом, графиня спешно вернулась в мою комнату, придвинула стул ближе к кровати и, устроившись на нем, сказала:

– Саш, пожалуйста, объясни мне все. Ты явно что-то скрываешь. Я хочу знать правду. Всю правду!

– Мам, а давай ты, наконец, перестанешь относиться ко мне, как к ребенку, – меня действительно напрягало ее излишне трепетное отношение. – Я практически окончил школу второго круга. С этих пор я считаюсь не ребенком, а полноценным мужчиной. Вот не надо со мной больше нянчиться. Не надо охать и хвататься за голову при малейшей царапине. Пойми, ответственность за мою жизнь, мое благополучие и будущее теперь лежит на мне. Кстати, ответственность не только за мою жизнь, но и твою. Ответственность за нашу небольшую семью и ее благополучие. Прими, наконец, это. Взамен я буду с тобой достаточно прямым. Идет?

– Ты, наверное, прав, – чуть помолчав признала она. – Но тоже пойми, что даже в сорок и пятьдесят лет, если я, конечно, доживу до такого твоего возраста, ты по-прежнему будешь для меня моим ребенком. Но я постараюсь, Саш. Я вижу, как ты повзрослел. Очень повзрослел. Особенно я это почувствовала сегодня. Ты даже стал как-то иначе изъясняться. Тверже, решительнее, рассудительнее. Давай, рассказывай все, как мой полностью взрослый сын. Я все могу понять, не надо от меня ничего скрывать, даже если там скрывается не самая приятная правда.

– Хорошо. Только то, что я скажу тебе покажется невозможным, – я приподнялся, удобнее устроившись на подушках, чтобы уже второй раз за сегодняшний день рассказать маме о случившемся со мной. Второй и, надеюсь, последний. – В общем, я опускаю ненужные подробности. Как я сказал, в Шалашах на меня напали четверо из какой-то местной банды. Предполагаю, они действовали по чьей-то наводке, может деньги отрабатывали. И напали, с целью ограбления, а чтобы убить. Кроме ударов кулаками, я получил два глубоких ножевых ранения – их следы и озадачили доктора, – я чуть отодвинул полу халата, обнажая часть живота и перевел взгляд на маму, видя, как побелели ее губы. – Возникает разумный вопрос: почему я до сих пор жив и свежие раны так быстро затянулись? Я же объяснял, мам: Артемида. Я не врал, что общался с богиней. Она попросила Асклепия исцелить меня – вот результат. Глубокие ножевые ранения затянулись и заживают прямо на глазах. Поэтому я настаивал, что не нужен мне никакой врач. Зачем он, если моим здоровьем занимался сам Асклепий? С этим все ясно, да? Можешь верить, можешь не верить, но других объяснений нет и не будет. Далее… В моем теле и мне самом скоро наступят кое-какие полезные изменения. Для простоты считай это даром богов. Вероятно, проявятся серьезные магические способности, и кое-что еще. Это я говорю для того, чтобы ты не слишком удивлялась и не пугалась, если заметишь какие-то необъяснимые перемены. Ну вот, вкратце все.

Мама сидела потрясенная, потом тихо сказала:

– Саш, я не знаю как можно в это поверить. Мне очень тревожно.

– Поверить придется, – ответил я. – Ты не пытайся принять это сразу. Постепенно понимание само придет. Только об одном очень попрошу: о том, что я сказал, не говори никому. Это исключительно между нами. И помни: я под защитой богов, поэтому постарайся меньше беспокоиться обо мне. Мам, а сейчас я хочу отдохнуть, побыть один.

– Да, конечно, – она встала и направилась к двери. – Ты на ужин придешь?

– Обязательно, – я кивнул. – Только дайте знать по говорителю, когда все будет готово.

Вот и случилось: наконец я остался один. От осознания этого даже накатила какая-то неожиданная радость. В благодушном настроении, заняв удобную позу, я начал постепенно отпускать мышечные зажимы, начиная с кончиков пальцев рук, одновременно сканируя тело и более основательно обживаясь в нем. Всякий раз переселяясь в новую плоть, я старательно, даже с любовью проделывал эту процедуру. Любить себя, даже не только себя вечного, но и такую штуку как физическое тело – это важно, ведь потом оно с лихвой отплатит за все хорошее, что я ему сейчас даю. Я сживался с каждой клеточной, каждым сосудом и капилляром, наполняя их собой невидимым, своей энергией и своим смыслом. Очаги боли постепенно затухали, кровообращение восстанавливалось, ускорялись регенеративные процессы. Нет, я не был так хорош, как Асклепий, но для самого себя я был достаточно неплох. Скорее всего к завтрашнему утру синяки станут малозаметны и губы в значительной мере придут в норму. Чудесные превращения можно вполне списать на действие снадобий – их скоро должен принести слуга Антон Максимович.