– Молодец, – я обнял ее и… поцеловал в губы. – Про Сухрова маме вообще нельзя говорить.

– Саш! – она не вырывалась, наоборот прижалась ко мне потеснее юной, такой аппетитной грудью. Потом, взволнованно дыша, сказала: – Саш… я тебя люблю.

Она сказала это не просто так, как иногда вырывается у нас в порыве эмоций. Сказала по-настоящему, очень серьезно из самой глубины. Теперь взволнованно задышал я. Обнял ее еще крепче, не зная, что ответить. Сколько раз я проходил через это! Сколько раз в самых разных мирах с разными девушками! И почти всегда после этих слов впадал в ступор. Наверное, я никогда не привыкну к ним.

– Не говори ничего, – сказала Айлин, на ее голубые глаза накатили слезы. – Прости меня. Я пойду.

Она вырвалась и быстро зашагала прочь.

Когда я вошел в дом, мама стояла рядом с окном. Несложно догадаться, она видела произошедшее в десяти шагах от дверей дома. Слышать слов Айлин она не могла, но сцена, развернувшаяся перед ее глазами, из тех, когда слова не нужны.

– Надеюсь, ты не строишь никаких планов на Синицыну? – строго спросила графиня.

– Пока не знаю. А в чем вопрос? – я приподнял бровь.

– Я же говорила: она не может быть тебе парой. Обрати лучше внимание на дочь барона Евстафьева. Мы скоро будем у них в гостях, – мама испытывающее смотрела на меня.

Дочь Евстафьева… Черт, вот здесь моя память дала сбой. Я не помнил ее имени. Только отчасти припоминал, что она полненькая, чуть конопатая и с большими странностями. И еще что-то такое вертелось в голове, но не приобретало ясности.

– Мам, она же толстая, – улыбнулся я. – Не в моем вкусе.

– Она очень миленькая. И ты ей нравишься, – она отошла от окна и села на диван.

– О каких глупостях мы сейчас говорим? Нет, ты серьезно?! Ты женить меня собираешься? – я усмехнулся, отчего стало больно в животе. – У меня впереди академия. И вообще эта тема сейчас очень несвоевременная.

– Согласна, – графиня кивнула. – Я просто не хочу, чтобы ты уделял много внимания Синицыной. Рассказывай, что с тобой случилось. Только всю правду. Если все так, как сказала Айлин, то обязательно нужно обратиться в полицию. Я очень боюсь за тебя, Саш. После того случая на мосту, молюсь почти каждый вечер. Если уверен, что хорошо себя чувствуешь, присядь рядом и расскажи все как есть.

Мне захотелось закурить. Сигареты я вытащил из грязной одежды. Сейчас они лежали в кармане халата, но еще раз неприятно удивлять мать за сегодняшний день не следовало. Поиграв пальцами картонной пачкой, я присел на край дивана.

– Да что рассказывать. Вышло примерно то же самое, что тогда на мосту. Только в этот раз напало не двое, а четверо. Вряд ли они хотели ограбить. По карманам не лазали, услышав крики Айлин, поспешили уйти. Вот, собственно, и все. Хотя нет… – я подумал, что сказанное еще больше растревожит мать и добавил так: – Хочешь верь, хочешь нет, сама Артемида заступилась за меня. Я слышал ее голос прямо в голове. Небесная сказала, что ты много молилась ей, и теперь я под ее защитой. Со мной ничего не может случиться плохого.

– Посмотри мне в глаза, – она повернулась ко мне и взяла мою руку.

Я посмотрел. Одним глазом, второй лишь приоткрыл:

– Не вру, мам. Могу поклясться.

– Тогда ступай за мной, – она порывисто встала и направилась в правое крыло дома.

Я знал, куда шла графиня. Она открыла двери в небольшой зал с мраморными колонными – его освещали не кристаллы туэрлина, а живой огонь, всегда горевший здесь в бронзовых жаровнях – его справно поддерживали слуги. На самом видном месте среди других богов возвышалась беломраморная статуя Артемиды за ней черной стене поблескивал круг герметических счислений.

– Прошу, Саша, помолись нашей Охотнице. От всего сердца поблагодари богиню. Будь искренний, верь в нее, и она не оставит тебя, – графиня положила руку мне на плечо, тихо подталкивая к изваянию.

Какая же ирония! Ладно, не буду сейчас спорить. И Артемиде, наверное, смешно будет все это слышать.

– Величайшая! Охотница Небесная! Беспощадно разящая звездными стрелами и бесконечно милостивая! Прошу, услышь меня… – положив правую руку на сердце, левую на алтарь, начал полушепотом я.

Когда я закончил, и мы вышли из зала богов, мама сказала:

– Артемида всегда благоволила нашей семье, но есть другие боги, и ты сам знаешь, что между ними на небесах не всегда есть согласие. Мы должны не только опираться помощь Небесных, но и сами принимать верные решения. Твоего отца больше нет. Ты прекрасно знаешь, за что его убили. Теперь те же люди будут охотиться за тобой. Полиция здесь не поможет, и даже Особая Канцелярия имперского сыска. Никто нам не поможет, – она опустилась на диван. Сейчас лицо ее казалось намного старше, хотя в иные дни графине не давали более 30 лет.

– За месяц это второе покушение на тебя, – продолжила она. – Если самое первое можно было считать случайностью, то теперь мы знаем, это вовсе не случайность. На тебя охотятся те же самые люди, которые убили твоего отца – Петра Александровича. Вот я много думаю… Думаю, самым правильным будет выйти на князя Урочеева или кого-то из Ведомства Летающих Машин и отдать эти проклятые бумаги. Пусть они отстанут. Твоя жизнь несравнимо дороже, чем труды Петра Александровича, как бы он не был нам дорог и дорога любая память о нем. Всех троих, кто был с ним, уже убили. Я не переживу, если потеряю тебя.

– Мам, разве ты не понимаешь? Ты говоришь о тех людях. Тех… Даже если я совершу такой малодушный поступок: отдам труды отца, их это не устроит, – отверг я. – Дело даже не в Урочееве. Ты же знаешь, этот мерзавец работает тайком на британцев? Разговоры о его связях уже докатились до императора. И вот здесь как раз Особая Канцелярия поможет. Будет проверка или уже идет – так сказал Голицын. Если же, как ты говоришь, просто передать документы отца тем людям, то они вовсе не глупы, и сразу догадаются, что я мог снять копии. А раз так, то при первой возможности я смогу продолжить поиски недостающих сведений. Британцы давно работают в этом направлении и знают о пирамиде в Сибири. Думаю, они скоро доберутся туда через своих агентов.

– Я не знаю, что тогда делать, – графиня опустила голову, печально глядя на свои тонкие пальцы. – Спрятать бы тебя куда-нибудь. Может, попросить Голицына помочь сменить тебе имя, фамилию. Спрятать в той же Сибири?

– Нет, мам, я без всякой замены имени «спрячусь» через несколько месяцев в военной академии. Планы те же – Академия Суворова. Уж туда ни люди Урочеева, ни тем более чертовы бритиши не дотянутся, – заверил я, хотя сам видел эту ситуацию несколько иначе. Если сказать точнее, я не успел ее достаточно обдумать, и все нынешние соображения были лишь повторением мыслей прежнего Алекандра Елецкого. Мыслей довольно сложных, путаных. С ними я разберусь в ближайшие дни на основе своих гораздо более широких возможностей, которых не было у прежнего Саши. А бритиши – сволочи они, почти что во всех мирах. Подкуп, интриги и подлость – вот их ремесло.

– Скорее бы сняли этого негодяя Урочеева! – выпалила графиня. – Почему же император не замечает очевидного?! – чуть помолчав, она решила: – Мы сделаем так: я найму для тебя телохранителей и обращусь к Голицыну, чтобы он подсказал, как разумнее распорядиться с документами Петра Александровича, чтобы обезопасить тебя. Пока не поступишь в академию, надежды люди будут сопровождать тебя в школу и вообще за пределами дома. Завтра же решу эти вопросы.

– Нет. Этого делать не надо, – отверг я. – Не хочу, чтобы за мной кто-то ходил хвостом. Да и позорно это. Вся школа смеяться будет. Что касается Голицына, он тебе вряд ли что подскажет. Здесь все просто: передать документы кому-либо, означает подставить под удар этого человека, при этом не сняв рисков с нашей семьи. Еще раз, мам, – я взял ее за руку, обращая больше внимание на сказанное: – Все прекрасно понимают, что результаты исследований папы можно скопировать. Если мы отдали кому-то документы – то это не значит, что у нас нет их копий.