— Пусти, — пискнула я, — раздавишь.

Он, конечно, ослабил захват, но не отпустил, только голову вверх поднял и захныкал:

— Она меня обзывала, кричала на меня и одежду мою забрать хотела. Забери меня, мне плохо здесь, забери.

Если до этого мне было весело, то после его слов и взгляда полного отчаяния и непонимания, мне стало жутко. Когда взрослый, сильный мужчина ведет себя так, это дико. Ведь он действительно не понимает, почему его пытались раздеть. А то, чего мы не понимаем, мы страшимся. Нет, он не боялся, но отчаяние от всего этого было огромным. Боги, за что же вы так жестоко с ним пошутили?

Стоящий передо мной человек частично был лишен разума. Как давно и почему, я не знала, но то, что он блаженный, не вызывало сомнений. Темень! Я надеялась, это из-за побоев и скоро пройдет, но реальность оказалась куда печальнее.

Что же случилось с тобой, маленький?

— Малыш, все хорошо, не волнуйся, никто не тронет тебя. — Я погладила его по мокрой голове. — Пойдешь со мной?

— Да, — тихо выдохнул мужчина.

— Тогда вставай и пойдем.

Он поднялся и вцепился в мою руку мертвой хваткой так, что мне даже стало больно. Да, сейчас я вела за руку несчастного ребенка, а не взрослого мужчину.

К удивлению, мы довольно быстро нашли мою комнату. Так как вода в лохани еще не остыла, я решила искупать этого грязнульку. Он, конечно, припирался, но быстро сдался. Раздевался он сам, а я стояла за его спиной. Когда я услышала плеск воды, то вышла из ванной. Я ему все объяснила, так что проблем быть не должно было. Служанка, слава Всевышним, за боевыми действиями не заметила роскошной гривы своего противника. Чистые вещи какого-то кузнеца, размер у моего раба не маленький, я прихватила с собой из купальни, так что смущать народ не будет.

Я повернулась на скрип двери и обомлела. О, темень! Всевышние потеряли своего сына, а я его подобрала? Эльфийские принцы наперегонки закапываются поглубже рядом с этим мужчиной. Он стоял передо мной в одних штанах и нервно переминался с ноги на ногу, а в руке зажимал рубашку. Литые мускулы, широченные плечи и узкие бедра, крепкие, закаленные в боях руки, широкие мозолистые ладони с огрубевшей кожей. Звериная грация и в то же время детская неуклюжесть. Первобытная мужская красота и юношеская непосредственность. Как это все сочеталось в одном человеке, неясно. Но он стал вызывать опасение. Мне стало не по себе.

— Что случилось?

— Я не смог надеть рубашку, — невнятно пробормотал он.

Мала что ли? Ну, с такой фигурой не удивительно. Тут и тролли не далеко ушли от него в размерах.

— Маленькая? — он помотал головой в ответ. — Покажи.

Он бы еще бантиков на шнуровке навязал, горе луковое.

— Подними руки вверх, — он и поднял. Да, дилемма. Я подтащила стул и встала на него. Еле дотянулась.

Кое-как напялив на него рубашку, я начала перешнуровывать ворот. Пыхтя, как вампир над лужей крови, я распутала последние узелки и завязала концы веревки бантиком. Ну, вот и все. Я села на двуспальную кровать.

— Чего стоишь как не родной, топай сюда. Садись на пол, будем тебя чесать, лохматик. — Это было необязательно, но он ведь сам не распутал бы.

Малыш сел у меня между колен и откинул голову назад. Я взяла свой гребень и начала с кончиков. Волосы оказались тяжелыми, жесткими и жутко спутанными. По мере приведения в надлежащий вид, грива стала мягче и начала переливаться. Нельзя было оставлять эту красоту распущенной, и я решила заплести эльфийскую боевую косу. Ее, правда, только дроу носят. Светлые шипы в волосы не пихают, но некоторые человеческие воины плетут себе такие. Хрустальные иглы в голову своему ненормальному я, естественно, совать не стала, я же не самоубийца.

Я собрала волосы на макушке и начала выплетать замысловатый узор сеть, плавно переходящий в боевую косу. Проявив изобретательность, пустила две небольшие косы вдоль висков и перекинула их вперед. Получилось просто сказочно. Я нежно произнесла слова заклинания на языке дроу и опустила свою работу на спину мужчины. Теперь эта коса не растреплется даже после интенсивных физических нагрузок, а ее длина не будет проблемой, так как эльфы могут носить очень длинные прически. Никто не посмеет теперь обвинить раба в оскорблении воинской чести, когда на волосах магия древних. Все же подобное могут заплести исключительно дроу… И одна менестрель.

Малыш запрокинул голову назад и заглянул мне в глаза:

— Дана, я сильно тебе мешаю?

У меня упало сердце. Сколько же раз его вышвыривали как паршивого пса?

— Нет, Малыш, ты не мешаешь мне.

— Но ты ведь злишься на меня. Не злись, просто ударь меня и сразу успокоишься. Я знаю, что приношу несчастья, мне говорили. Я не хочу тебе горя.

— Ты что несешь! Я тебе за такие просьбы уши оборву, — я тут же замолчала, осознав, что именно произнесла, и продолжила уже спокойнее. — Что значит, ударь? Я кто, палач тебе что ли? А ну марш спать, недоразумение.

И я оттолкнула его голову от своих колен. Может, это было грубо, но я не могла по-другому. Когда загоняют в тупик, я становлюсь резкой. К тому же подобная близость мне чужда, я слишком давно путешествую одна. Я была растеряна не меньше раба.

— А насчет несчастий, так я сама не подарочек. Запомни, я тебе не хозяйка, я твой товарищ. Понял?

— Да.

— Отлично, вот и веди себя соответственно. У тебя же были друзья?

— Да, давно. Я с пастухом дружил.

— Вот и хорошо. Представь себе, что я твой друг пастух. И ради вод Пустых озер, хватит относиться ко мне, как к божеству.

Он кивнул.

— Вот скажи мне, зачем ты на колени встал там, в купальне, а? Неужели тебя заставляли так делать?

— Заставляли. Но я никогда не стоял на коленях перед хозяевами. Перед детьми стоял, а больше никогда. Граф сильно за это бил, но я не встал, — его лицо помрачнело, став немного пугающим.

— Так зачем встал на этот раз? — мне правда было интересно.

— Я боялся, что эта женщина меня полотенцем побьет. А еще я ее стеснялся, — он выводил на полу пальцем какие-то узоры, громко сопя. Главную причину он назвал спустя целую минуту. — Я боялся, что ты уйдешь.

— Ах ты, аферист! Значит, ты меня чуть на тот свет не отправил своими медвежьими объятьями, так как думал, я ноги от тебя сделаю?

— Какие ноги? Кому? — он обернулся и уставился на меня со всей детской непосредственностью.

— Тьфу ты! Никому. Ноги сделать, это значит сбежать. Так ты решил, что я сбегу от тебя после увиденного?

— Ну да, тетка то эта страшная, могла и тебя раздеть. Вместе лучше, конечно, но я не хотел при ней мыться.

— Ох, ты ж наша неженка. А при мне, значит, не постеснялся бы? — Темень, он покраснел. Какая же прелесть. Просто слов нет.

— Постеснялся, но ты ведь тоже голая была бы.

Вот тут покраснела я, а этот юный любитель совместных ванн вообще уже со свеклой слиться мог бы. И вот что на это сказать? Логика-то присутствует.

— Ладно, Малыш, поздно уже, давай спать. Чур, я слева сплю. — Я быстренько перемахнула через кровать на свою половину. Спать собиралась в бриджах и рубашке. Переоделась я, пока чумазый водные процедуры принимал.

— Тариван.

— Что?

— Мое имя — Тариван, — он неуверенно потоптался возле кровати. — Я так думаю. Странно, я не помню, чтоб меня так звали.

— Тариван говоришь. Тар, Тари, Тарюша, Тарчик. Или нет, Ван, Вани, Ванюша, Ванчик. А что, мне нравится.

— Незнакомо звучит, не мое вроде.

— Не твое, так будет твое. Туши свечи и ложись. Одеяло на себя не тянуть, — грозно предупредила я, двигаясь на свою сторону постели. Оставлять Малыша спать у порога, как говорила герцогу, я не собиралась.

Тар задул свечи.

***

Утро встретило меня ярким светом, душераздирающим криком и холодным, весьма твердым полом. После этого я себя почувствовала дриадой, чье дерево срубили.

— Да чтоб вам водяной дорожку на дно проруби показал.

Кто ж так истошно верещал-то? Сия тайна была покрыта мраком, поскольку источник сирены скрылся раньше, чем я толком сумела разлепить глаза. А когда снова стала воспринимать обычные звуки и разглядела обстановку, то немного удивилась. Мой милый новоиспеченный друг бессовестно дрых посреди кровати и в ус не дул. Ни крик, не мое падения его вообще не волновали. От такой наглости я, честно говоря, растерялась. Меня нагло скинули с кровати ногой! Я теперь четко ощущала отпечаток стопы на своей спине. Никакой крик не заставил бы меня сверзиться на землю, это было делом ног Малыша!